Дрянной мальчишка — вознаграждаемый антагонист всех фигур, обладающих властью над ним: родителей, занудных старух, учителей, священников, копов или маленьких девочек, чей моральный авторитет, должным образом используемый, подчиняет маленьких мальчиков. Это раскованный, незрелый, еще не вполне взрослый маленький мужчина, над которым общество и его члены обладают, по их мнению, высшей властью; тем не менее, сама природа этого символа воплощает в себе высокую степень автономии, большую, нежели возможна в обычной жизни. Действия, совершаемые им в реальной жизни или в воображении, могут доставлять удовольствие и восприниматься снисходительно, ибо не выходят за рамки принятых представлений настолько, чтобы возникла необходимость в применении серьезных наказательных санкций. Несмотря на кажущуюся крайнюю агрессивность его поведения, всегда есть пределы, за которые, как считается, он выходить не будет; границы, которые он для себя устанавливает, обычно ясно различимы.
История о Несносном Ребенке, сказка, наполненная десятками старинных шуток, в которых авторитет взрослых торжествующе выставляется на посмешище, ностальгические комиксы о беззаботных днях, когда мальчишки сбегают с уроков, истории о проделках Тома Сойера и Гекльберри Финна[43], тысячи историй и шуток, рассказываемых в периодике, романах, пьесах, радиопередачах и кинофильмах, а также анекдотичные случаи из собственной молодости, которыми забавляют друг друга взрослые американцы, — все говорит о мощи этого символа. Нарушения правил приличия, совершаемые дрянным мальчишкой в литературе, зачастую гораздо разнузданнее, нежели нарушения, допускаемые им в реальной жизни. Беспокойные Крошки дурачат Капитана так, что настоящие мальчишки за подобные шутки обязательно были бы наказаны. Бигги, будучи выведенным из непосредственного окружения общенациональной аудитории, даже оставаясь живым человеком, был для нее вымышленным мальчишкой. Он удовлетворял основным правилам удачной новости: он реально существовал, и на все, что он делал, можно было ссылаться как на реально существующее. Таким образом, на вымышленные элементы истории можно было надеть маску реальности.
Чтобы показать значимость символа дрянного мальчишки, достаточно противопоставить его символу дрянной девчонки. Применительно к маленькой девочке выражение «дрянная девчонка» может всего лишь означать, что она непослушна, однако когда его применяют в отношении молодой женщины в возрасте Бигги, оно несет в себе сильные моральные коннотации, которые вряд ли побудят аудиторию ожидать чего-то невинно забавного. В данном случае, подпадая под категорию морально предосудительного, этот символ подлежит моральным санкциям; он может быть «понят и объяснен», по поводу него могут быть выражены сожаления, его могут простить, но его редко одобряют и поощряют. Символ дрянного мальчишки, пробуждающий чувства терпимости и снисходительности, показывает, что предварительные приготовления к взрослой ответственности в сексуальной роли молодого мужчины гораздо гибче, чем в соответствующей роли молодой женщины.
Когда Бигги превратился в дрянного мальчишку, местный образ «хулигана», которого арестовывали за азартные игры и драки, и «бродяги, связанного с закоренелыми преступниками», претерпел изменение. Легкость, с которой «все» во внешнем мире приняли образ дрянного мальчишки, и постоянное упоминание этого выражения в столичных газетах обеспечили для признания и понимания Бигги в Янки-Сити приемлемый символ. Он помог перевести события, произошедшие на Хилл-стрит, в такой контекст, который мог с большей вероятностью пробудить симпатию и допустить идентификацию. Когда дрянной мальчишка из какой-нибудь семьи начинает цениться посторонними и нравиться им, другие члены семьи иногда начинают находить, что его поступки не только простительны, но и забавны, при условии, разумеется, что над ними не смеются и они не нарушают общественный порядок. Он не может все время нарушать правила, но может делать это большую часть времени; однако он все же возбуждает опасения по поводу того, как бы он не зашел слишком далеко и не навредил всем.
Стоит только аудитории почувствовать, что люди, отвечающие за мальчишку, слишком строго наказывают его за не более чем забавное поведение, ее реакция всегда становится враждебной. Незаслуженное наказание дрянного мальчишки неизбежно превращает наказавших его авторитетных лиц в людей, вызывающих неодобрение и презрение. Когда Бигги надел на себя более привлекательную маску дрянного мальчишки, полиция, судьи и другие люди, облеченные в Янки-Сити властью, арестовавшие и посадившие его в тюрьму, навлекли на себя моральное осуждение. Но как только в новостях стали акцентироваться менее приемлемые символы злодея и дурака, его положение сразу же начало становиться все более и более затруднительным.
Образ злодея
На всем протяжении двух первых избирательных кампаний и двух первых сроков пребывания Бигги на посту мэра его местные недруги и те, кто противился осуществлению его политических и личных амбиций и деловых устремлений, не переставали атаковать его с помощью символов, выражавших их ненависть, презрение и насмешку. Они попытались, и довольно успешно, превратить его в сознании избирателей либо в злодея — человека, который, преследуя собственные эгоистические интересы, как только ему доверили моральные и правовые обязанности мэра, умышленно разрушил моральный порядок в городе, уронил его доброе имя и достоинство его граждан, преступно изменил своему народу и привел его к катастрофе, — либо в дурака, клоуна, превратившего Янки-Сити в объект насмешек и выставившего на посмешище его жителей ради достижения личного успеха и привлечения внимания публики.
Утверждалось, что он предал свой город и своих сограждан, усугубляя вредные влияния статусной и классовой принадлежности, способные расколоть демократическое общество и ввергнуть в братоубийственную борьбу группы граждан, граждан, которые должны быть братьями и отстаивать общие интересы. Говорили, что, став мэром родного города, он серией своих оскорбительных поступков нарушил клятву защищать правовой и моральный порядок и, натравив друг на друга классы, разрушил издавна существовавшее единство.
В начале первой кампании за избрание Бигги на пост мэра символы, с помощью которых он преподносился среди других dramatis personae как человек порицаемый, были сдержанными и умеренными. В то время казалось вполне достаточным противопоставить неодобряемым качествам Бигги традиционные достоинства его соперника — характерные для длинной череды общественных деятелей, занимавших ранее кресло мэра, — и дать избирателям возможность самим выбрать такого человека, какого они всегда выбирали. Как писал в газете лидер оппозиции:
«Здравый смысл и самоуважение избирателей города подвергаются в этой кампании такому испытанию, какого не было еще никогда. С одной стороны, мы имеем мэра, борющегося за переизбрание. Хотя кое-кто в обществе им и недоволен, он, тем не менее, человек солидный, член местной коллегии адвокатов и помощник судьи в местном суде. У него университетское образование, у него есть опыт муниципальной работы и полное понимание обязанностей лица, возглавляющего исполнительную власть города. Его правление в последние годы не вызывало никаких нареканий. Пресса других городов не кричала о Янки-Сити как о городе, избрание мэра которого стало сенсацией. Деловая жизнь в городе была окружена уважением и бережной заботой, и именно так будет обстоять дело и в следующие два года, если нынешний мэр будет переизбран».
Далее автор переходит к Бигги:
«С другой стороны, мы имеем молодого человека, которого нельзя не похвалить за его способность добиваться своего и за упорство перед лицом препятствий, даже если этими препятствиями служат закон и общественное благополучие. Однако его опыт в бизнесе крайне невелик. Дела он вел под опекой своей очень практичной и трудолюбивой матери, оставившей ему то, что он имеет, его же собственные навыки ведения бизнеса еще нуждаются в проверке временем. У него нет никакого опыта государственной службы, пусть даже на самых незначительных должностях, и не верится, что при отсутствии такого опыта он сможет соответствовать должности мэра».
