Хотя эти фигуры и окружающие их декорации кажутся похожими на другие и в некотором смысле действительно на них похожи, они, тем не менее, достаточно сильно от них отличаются и нуждаются в дальнейшем анализе. Визит Лафайета в Янки-Сити состоялся в 1824 г., в момент предельного падения престижа и благополучия города. Как раз в это самое время, после катастрофических событий 1812 г. и возникновения промышленности и фабричного производства в Новой Англии, писал свой исторический труд Калеб Кушинг. Лафайет приехал сюда не по причине нынешней славы города, а благодаря его прошлой славе. Кроме того, он прибыл сюда еще и потому, что некоторые из знатных семей, приглашавших и принимавших его здесь раньше, все еще продолжали существовать, хотя состояния их оскудели, а будущее было неопределенным. Присутствие его в качестве возмужавшего молодого человека было и для него, и для города возвращением в прошлое. Войдя в полосу неудач, он посетил Америку по приглашению Конгресса, дабы собрать дань уважения за славные деяния прошлого. Принимавший его город обрел в его лице идеальный символ для самовыражения и идеальную параллель своим собственным неудачам. Если судья Сьюолл символически оглядывался назад, в эпоху родоначальников, и признавал, что ее древние добродетели стали теперь пороками, то Лафайет возвратился в Янки-Сити в эпоху машин с тем, чтобы засвидетельствовать его прошлое величие.

Калеба Кушинга, прожившего долгую жизнь и имевшего весьма неровную карьеру, можно было бы поместить в хронологии костюмированного шествия в несколько мест (см. р. 213, где освещается его роль в мексиканской войне). Он тоже вышел из этой эпохи былого величия. Его семья, по сей день сохраняющая свое влиятельное положение в обществе Хилл-стрит, исполняла в процессии важные роли, а ее члены слывут людьми, владеющими огромным (унаследованным) состоянием. Между тем, посвященный ему исторический текст указывает на амбивалентность и конфликт в оценке его карьеры. Кушинг, как напомнят нам те, кто интересуется аболиционистским движением, выступал против отмены рабства. Как и другие крупные торговцы и текстильные фабриканты Севера, он отдавал предпочтение политике по принципу «пусть все остается, как есть». Когда сегодня Кушинга помещают в костюмированном шествии вместе с Уитьером и Гаррисоном, его моральную позицию защищать нелегко. Все это с избытком находит отражение в тексте:

Знаменитый «Дредноут» и генерал Грили являются двумя очевидными случаями, представляющими славные достижения XIX столетия. «Дредноут» символизировал величественный, хотя и недолгий период превосходства быстроходных парусных судов, когда вновь заявили о себе верфи и судостроители Янки-Сити, а подвиги Грили — продвижение человеческого общества и западной цивилизации в водные просторы Арктики, которые были современным эквивалентом «нетронутой дикой местности» первых веков открытия и освоения континента.

Между тем, в период отблесков славы время остановилось; это период упадка, утраты смысла, когда из жизни уходит жизненная сила, люди теряют свою значимость, и становится трудно найти героев. В символическом плане, Янки-Сити изменил образ самого себя. Он стал иным символическим коллективом, с новыми коллективными репрезентациями, призванными рассказать ему о том, что он собой представляет, и выразить то, что он собой представляет, для других. Появились новые темы с присущими им новыми ценностными конфигурациями, проникающими сквозь поверхностную оболочку сознания в скрытые и потайные значения нерациональной жизни коллектива.

Существует несколько взаимосвязанных тематических блоков, конфигурации значений и ценностей которых мы можем изучить и проанализировать. Это тема Незыблемого Города и Перемещающегося Фронтира — тема все более расширяющегося мира, разрастающегося вширь на все более дальние расстояния, и все более уменьшающегося размера города в этом расползающемся пространстве, — сопряженная с официальной и открытой темой ценностей прогресса и их в высшей степени сомнительной и скрыто противоречивой значимости. Тема девственной чистоты и идиллического состояния природы, райского сада до пришествия человека, противопоставляется сегодняшним добрым и злым последствиям его прибытия. Все эти темы, сочетающиеся с мотивами аристократии и простолюдина, сословного ранга и равенства, старого и нового, аскетизма и роскоши, привносят свои значения в последний период и все костюмированное шествие в целом. Проанализируем некоторые из них.

Возьмем тему Незыблемого Города и Перемещающегося Фронтира и — поскольку другие темы с ней связаны — попытаемся увидеть, каким образом они вписываются в нерациональные чувства, возбуждаемые и выражаемые символами процессии. Нерациональные значения, ценности и образы позднейшего периода развития Янки-Сити очевидным образом взаимосвязаны с подспудными темами неконтролируемого и постоянно перемещающегося фронтира и утонченного вечного города, непоколебимо закрепленного в пространстве. В чувства, испытываемые городом по отношению к фронтиру, включается ряд взаимосвязанных тем — невозмутимого города, неупорядоченного прогресса, технического и культурного развития, дикой местности и девственного мира, не тронутого еще человеческой рукой. Там, где встречаются и соединяются природа и фронтир, человек все дальше и дальше продвигается вперед, создавая новые города и поселения. И фактически, и символически фронтир находится там, где происходит столкновение между могучими силами природы, не укрощенными человеком, и силой цивилизованного человека. Цивилизация и формы цивилизованной жизни, ее законы и порядок претерпевают встряску и иногда, бывает, расшатываются, но затем порядок вновь утверждает себя. Появляются дисциплина и условности общества, американский же фронтир вновь перемещается на запад. В этой теме фронтиру предшествуют «первозданный лес» и дикая местность; приходит человек, приносит с собой порядок и общество, управляющие его поведением, и устанавливается фронтир.

Фронтир был изображен в дюжине или более живых картин костюмированного шествия. В одних эпизодах он был главной и основной темой, в других — второстепенной или неявно подразумеваемой. «В марте 1786 года в Бостоне была организована Компания Огайо. Вперед, на Запад!» Текст эпизода информировал читателей, что одним из предводителей этого предприятия был генерал Сэмюэл Парсонс.

Генерал Сэмюэл Холден Парсонс из Янки-Сити, сын местного священника, был крупным спекулянтом землей. Его авантюры на этом поприще снискали ему довольно сомнительную репутацию, о которой в тексте эпизода «Вперед, на Запад!» не упоминается. Его именитая фамилия дает ему право появиться в тексте исторического очерка, однако героическим лидером в процессии он не стал, и помешали тому, быть может, факты истории. Близкий фронтир — проходящий прямо здесь, по задворкам продвигающейся вперед цивилизации, — всегда означал для американцев обзаведение новой недвижимостью. Здесь, в новых городах и регионах, вчерашний «спешный переселенец», а ныне «маклер», спекулирует и ставит на карту свое слово, а иногда и капитал, ради получения прибыли. У фигуры спекулянта землей всегда было достаточно прецедентов в американской истории. Сами правовые основания колонии Массачусетс-Бей, равно как и многих других сообществ, строились на риске ради получения прибыли и представляли собой спекулятивные предприятия. Сама хартия, давшая повод для празднества, была документом бизнесмена, составленным с оговорками, которые касались извлечения прибыли и того, как такого рода предприятие следует осуществлять и организовывать. Пионеры, создававшие колонии, равно как и первооткрыватели и исследователи, движимые тягой к приключениям, всегда либо сами являлись, либо сопровождались земельными спекулянтами, готовыми рискнуть своими жизнями и деньгами ради быстрого обогащения (часто в этом им помогало беззастенчивое злоупотребление политическим влиянием). С точки зрения исторической точности и необходимости символического выражения этой фундаментальной, хотя часто маскируемой, ценности американской истории, более всего подходило, чтобы генерал Парсонс незаметно и без лишних комментариев был включен в текст эпизода «Вперед, на Запад!» наряду с пионерами и другими переселенцами.