Эпизод, в котором был представлен образ епископа, готовился при спонсорской поддержке Общества Святого Имени, принадлежащего к церкви Непорочного Зачатия в Янки-Сити, именуемой в просторечии «ирландской церковью». Все члены спонсорской комиссии носили ирландские фамилии. Лишь автор сценария, функционер центральной комиссии, принадлежал к старым янки. Когда епископ представал перед публикой, он должен был рассматриваться ею не как некто, погруженный в интимнейшие сакральные таинства, связывающие воедино Бога и человека и прославляющие Его вечную вневременность, а как человек, носивший почетные регалии епископа, а позднее красную мантию кардинала, т.е. как сановник, чье высокое положение в эпоху величия было признано не только церковью, но и великосветским протестантским обществом, которое он часто удостаивал своим посещением. Для тех, кто спонсировал этот персонаж, и для тех, кто разрабатывал символ епископа и встраивал его в процессию, первейшая его задача как знака состояла в том, чтобы дать мирской статус и высокое положение в сообществе ирландцам, а также другим, более поздним американцам-католикам, чьи культурные традиции, подобно ирландской, не были достаточно прочно укоренены в давней традиции города. И с точки зрения янки, разрабатывавших сценарий процессии, и с точки зрения тех, кто принимал и спонсировал сценарий, этот высший символ прекрасно соответствовал их нуждам и был в высшей степени удобным. Епископ оказался в нужное время в нужном месте.

Датированный тем же годом, когда Тристрам Дальтон, покинув свой семейный дом, стал первым сенатором в новом национальном правительстве, в процессии непосредственно вслед за этой сценой появился транспарант, гласящий: «1789 г. Джон Куинси Адамс изучает право в юридической конторе Теофилуса Парсонса в Янки-Сити. Джон Куинси Адамс, Руфус Кинг и Роберт Трит Пейн изучали право под руководством судьи Парсонса». Сцена показывала будущего президента Соединенных Штатов вместе с Кингом, человеком, который позднее поставил свою подпись под Конституцией, неудачно баллотировался на президентский пост, но успешно прошел в сенат как член правого крыла федералистской партии и стал послом при сент-джеймском дворе[117]. Вместе с ними находился Роберт Трит Пейн[118], сын одного из тех, кто подписывал Декларацию независимости[119], и писатель, ставший наиболее заметной фигурой в литературе Массачусетса. Они сидели как примерные школьники перед знаменитым юристом Теофилусом Парсонсом, будущим главным судьей Верховного суда штата Массачусетс.

Судья Парсонс, выходец из видной семьи, отцом которого был знаменитый священник из Янки-Сити, находился тогда на вершине своего могущества. Его известность была в то время настолько велика, что к нему шли большие гонорары от богатых клиентов «со всего Союза, особенно из Нью-Йорка», позволившие ему сколотить целое состояние. В газетных отчетах об этом эпизоде dramatis personae были представлены несколько иначе, чем в тексте: «Теофилус Парсонс, Джон Куинси Адамс и два студента». (Увы, ради непрерывности известности и славы ими стали Руфус Кинг и Роберт Трит Пейн.) Все эти люди были активными членами тогдашнего изысканного общества и внесли свой личный вклад в его престиж и могущество. Их действия, равно как и действия тех, кто был показан в других эпизодах, демонстрируют, что, несмотря на обособленность разных сообществ, члены высших слоев общества поддерживали друг с другом тесные контакты. В Бостоне, Сейлеме, Нью-Йорке, а также городах, расположенных далее к югу, были прекрасно осведомлены о том, чем занимаются члены здешних выдающихся семей и что происходит в их жизни. Все четверо мужчин, чьи образы появляются в этом эпизоде, были убежденными консерваторами и гордились этим. Все они разделяли аристократические взгляды на жизнь. Каждый боялся уравнительного революционного влияния республиканцев и «невежественного и вульгарного» давления Демоса. Руфус Кинг неустанно говорил об этом. Отец Адамса[120], президент США и последний из федералистов, удостоенный этой чести, был человеком, к которому в Янки-Сити относились с большим восхищением и который отвечал на эти чувства полной взаимностью. Его сын Джон Куинси, едва окончив Гарвард, сопровождал отца в продолжительных поездках по многочисленным европейским столицам, встречался с известными и влиятельными людьми, выкраивал время для учебы в европейских университетах, а впоследствии написал весьма занятную книгу об общественной жизни высшего класса Янки-Сити, в которой он участвовал.

Теофилус Парсонс окончил Даммеровскую академию[121], а затем Гарвард. Он женился на дочери одной из известных и высокопоставленных семей Янки-Сити; он родился в элите и женился в элите. Он был влиятельным лицом в собрании, составившем текст конституции штата Массачусетс, а позднее тесно сотрудничал с Руфусом Кингом в собрании штата, ратифицировавшем федеральную Конституцию. Сообщается, что именно его ведущей роли, а также лидерству еще двухтрех человек во многом обязано поражение эгалитарных требований фермеров западного Массачусетса, пытавшихся сорвать ратификацию. Он вел борьбу с провинциальными округами, склоняя их к принятию Конституции, столь милой жителям прибрежных сообществ, и вместе с Руфусом Кингом, только что возвратившимся с Конституционного съезда в Филадельфии[122], перехитрил численно превосходивших противников этой новой формы государственного устройства и нанес им поражение. Во всех этих дискуссиях он выступал за сильное централизованное государство, мощную исполнительную власть, имущественный ценз для кандидатов на политические посты и фактически за то, чтобы принять конгрегационалистскую церковь в качестве государственной религии. Короче говоря, он верил во власть, причем власть немногих, а не большинства.

Руфус Кинг, сын удачливого купца, тоже был выпускником Даммеровской академии (см. сюжет на эту тему) и Гарварда и, насколько нам известно, изучал право у Парсонса. В 1780 г. он открыл в Янки-Сити юридическую контору. На протяжении всей жизни, как отмечает один из ею биографов, «его считали высокомерным и суровым». Кинг участвовал в конституционных собраниях штата и страны и впоследствии был ярым защитником сильной центральной власти и видным консерватором, состоящим в федералистской партии. Он помог пересмотреть окончательный проект Конституции, прежде чем тот был представлен в штаты на ратификацию. Позднее он переехал в Нью-Йорк, женился на дочери богатого нью-йоркского торговца и был избран в сенат Соединенных Штатов, где умело поддерживал сильное центральное правительство и финансовую политику Александра Гамильтона. Напомним, что он баллотировался на пост вице-президента от федералистов вместе с Тимоти Пикерингом[123], кандидатом в президенты, который был одним из лидеров, выступавшим за сецессию и усердно пытавшимся не допустить покупки Луизианы, т. е. того великого приращения земель, последствия которого угрожали приоритету морской Новой Англии и торгового класса. Ближе к концу реакционного в то время правления федералистской партии Кинг и сам баллотировался от нее кандидатом в президенты. За него проголосовали три штата, в том числе Массачусетс, где большинство голосов принадлежало не аграрному Западу, а торговым и финансовым городам восточного побережья. Образ Кинга превосходно вписывается в небольшую плотную мозаику, образованную фигурами, собравшимися в юридической конторе Теофилуса Парсонса, а также в более широкую мозаику сюжетов, представивших те немногие годы, которые столь высоко ценились людьми, проектировавшими и спонсировавшими процессию.

Роберт Трит Пейн, поэт — нареченный при крещении Томасом, — сменил свое имя, поскольку испытывал унижение от того, что его слишком часто идентифицировали с автором таких революционных документов, как «Права человека» и «Век разума»[124]. Он принадлежал к старому роду колонистов, его отец был близким другом губернатора Джона Хэнкока. В молодости Пейн окончил Гарвард, потом изучал право у Парсонса, а в 1802 г. получил право на адвокатскую практику. «По темпераменту и манерам, — говорит Паррингтон[125], посвящающий ему много места в одной из глав своей книги «Основные течения американской мысли», — он всецело принадлежал к «школе париков, перевязанных сзади лентами», которая славилась щегольством до войны 1812 года, а потом очень быстро вышла из моды». Мистер Паррингтон, блестящий и восхитительный автор, был преданным сторонником Джефферсона; его деревенским вкусам демократичный Том соответствовал больше, чем аристократичный Роберт. «Будучи молодым человеком из города [и] типом, любящим как следует покрасоваться [молодой Роберт], — говорит Паррингтон, — изящнее всего смотрелся в своих последних лондонских одеждах...» Он облачился в короткий костюм и, как честный федералист, отказался принять якобинские шаровары. Он был бонвиваном, пил, увлекался азартными играми и любил театр. Он публично заявлял о «вандальском духе пуританизма»; политика его была федералистской; он заявлял, что «понимает Конституцию так, как ее составил Вашингтон и разъяснил Гамильтон» [108]. В речи о республиканской Франции и демократии, обращенной к «молодежи Бостона», которую цитирует Паррингтон, он говорил своим слушателям, что «...поклонники демократии, хотя и низвергнуты их алтари, до сих пор не отвратились от своих пристрастий. Замороженный змий все еще подает признаки жизни, и если приютить его из сострадания близ ваших гостеприимных очагов, то он восстанет с усиленной злобой и ужалит выходившего его безрассудного дурака. А посему обращайтесь с этими свирепыми растлителями так, как обращались с дикарями Индийского океана наши хитроумные моряки: пусть люди ваши держатся начеку, пусть ружья ваши будут заряжены, и пусть горят ваши запальные фитили»[126].