«Мэр сказал: «Были времена, когда я, случалось, приходил сюда, и на меня не обращали никакого внимания. Теперь я хозяин и могу говорить, сколько угодно. Как мэр я заявляю: эти деревья будут вырублены». В ходе дебатов один из старейших членов совета выразил мэру протест против замечаний личного характера, касающихся некоторых его противников. «Сядьте», — прорычал мэр, затем еще раз: «Сядьте», — и повременив немного, член совета, улыбаясь, подчинился. «Я здесь хозяин, — кричал мэр, — и буду управлять этим городом еще два года». Мэр уверил, что срубит деревья, дабы расчистить дорогу прогрессу».
На следующий день та же газета сообщила:
«МЭР ВЫРУБАЕТ ПРЕКРАСНЫЕ ВЯЗЫ ВОПРЕКИ ОТКАЗУ СОВЕТА. ПОДЧИНЯЕТ ЗАКОН СВОИМ РАЗРУШИТЕЛЬНЫМ ЦЕЛЯМ. ЛИЧНО СЛЕДИТ ЗА УНИЧТОЖЕНИЕМ ПРЕКРАСНЫХ РАСТЕНИЙ ВОКРУГ СВОЕГО ВЛАДЕНИЯ.
Сегодня рано утром началось уничтожение деревьев, окружающих поместье мэра Малдуна на пересечении Хилл-стрит и Конститьюшн-авеню. Мэр лично следил за происходящим».
Рядом с этой новостью расположилась в две колонки редакционная передовица. Она была озаглавлена:
«ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?»
«Трудно поверить, но мэр города, не получивший разрешения сделать то, что служило бы лишь его личным интересам и усугубило бы демонстративное неповиновение закону, мэр, акция которого вызвала протест у людей, живущих в непосредственной близости от места действия, и шла вразрез с общественным мнением, пошел напролом, открыто пренебрег законом и чувствами общественности и лично взял дело в свои руки.
Возможно, к тому времени, как наши горожане закончат читать эту статью, эти величественные старые деревья, росшие здесь полвека или более того, уже будут все до единого повалены безжалостными топорами департамента лесного хозяйства, действующего по указке мэра города. Более отвратительного поступка, чем этот, Янки-Сити видеть еще не приходилось».
Несколько дней спустя эта же газета сообщала: «Закон о зонировании существует не для Хилл-стрит или какого-нибудь класса. Он принят для защиты всех людей». В газете говорилось, что люди, живущие в небольших домиках, понимают, что закон о зонировании защищает их возможность пользоваться своей собственностью.
Столичная пресса тоже рассказала о происшедшем, но придала всему этому иную тональность и иначе расставила акценты.
«Не далее как в понедельник вечером Бигги спрятал в карман свою гордость и попросил у совета разрешения срубить деревья. Совет 9 голосами против 2 отклонил его просьбу. Бигги стало ясно, что ему следует самому за себя постоять. Он приступил к делу сегодня утром.
Этим утром четыре огромных вяза нависали своими благородными вершинами над прилегающим к шоссе краем владения Бигги. Вид их, сплошь покрытых свежей листвой, совсем не был безобразен, но вне всякого сомнения они стали на пути автомобильного потока, который мэр Малдун рассчитывает увидеть сворачивающим в его ворота, как только он слегка подправит закон и поставит на место городской совет.
Бигги закатал рукава, взял у рабочих пилу и показал им, как бывший моряк справится с таким пустяком. Вязы были обречены. Через пару часов под напором Бигги и бригады они рухнули. Тогда, раскатав рукава, Бигги облачился в пиджак, который он называет «25-долларовым костюмом мэра», и поспешил в свой служебный кабинет в здании муниципалитета. Там его ждала судебная повестка. Почти как в прежние времена. В пятницу утром Бигги вновь предстанет перед судом».
Когда Бигги признали виновным в низовых судах, он подал апелляцию, и его дело перешло в более высокие судебные инстанции. Тем временем были установлены резервуары для хранения бензина, и вскоре он уже готов был продавать топливо. И опять столичная пресса, кинохроника и другие средства массовой информации весьма оперативно стали живописать это событие. Нет необходимости говорить, что делали они это без всякой подсказки; здесь можно четко зафиксировать, что Бигги никогда никого не нанимал, дабы эксплуатировать в газетах проявляемый к нему интерес. Выходящие за пределами города печатные издания продолжали жизнерадостно расписывать его карьеру. В статье «БИГГИ, УХМЫЛЯЯСЬ, ВСТРЕЧАЕТ УГРОЗУ ТЮРЕМНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ» одна из бостонских газет, уделявшая его фигуре наибольшее внимание, сообщала:
«Сегодняшний день стал днем, когда Бигги наконец показал миру, на что он способен. Сегодняшний день стал днем, когда Бигги наконец сдержал обещание, которое он дал в качестве местного ни на что не годного «дрянного мальчишки» четыре года назад. Сегодня «Бигги», действуя с разрешения, которое он сам, Томас Игнатиус Малдун-мэр, дал самому себе, Томасу Игнатиусу Малдуну-гражданину, продавал бензин на новенькой автозаправке Бигги Малдуна, расположившейся в историческом жилом квартале, образованном Конститьюшн-авеню и Хилл-стрит».
Подзаголовок «МАССА КЛИЕНТОВ» предварял в этой статье рассказ о том, как большие машины заворачивали на бензоколонку и водители смущенно просили налить им «всего галлон, или около того». Их баки уже были полны, но они хотели иметь возможность рассказывать, что являются клиентами прославленной автозаправки Малдуна.
«Бигги всех приветствовал с неизменным радушием. Еще утром он сбросил с себя костюм и жилет. К обеду он был уже без галстука. А когда в свои права вступило послеполуденное солнце, он скинул голубую полосатую рубашку и орудовал ручками насоса в своей матросской безрукавке. Бигги было все едино, приехали ли его посетители поглазеть или залить бак. Как бы то ни было, он продавал им бензин и ухмылялся, слыша позвякивание прибывающей наличности.
«Знаете, — говорил он, — я тут парень довольно известный. Представьте, что будет, если все эти пташки из Калифорнии, Южной Каролины, Вашингтона и со всей страны слетятся сюда просто ради того, чтобы взглянуть на Бигги Малдуна. Напрасно я трачу время на работу мэром».
Приговаривая Бигги к тюремному заключению и штрафу за вырубку вязов и установку бензоколонки, судья Кэбот Т. Перкинс, сам живший на Хилл-стрит и принадлежавший к классу старых семей, заявил: «Этот человек — преступник. Такого человека, как он, нельзя назвать иначе. Он, похоже, забыл, что он мэр».
Но, возможно, самая драматичная попытка втиснуть Бигги в символический шаблон злодея, предавшего интересы своего сообщества, была предпринята прежним мэром, который также принадлежал к высшим слоям Янки-Сити. Этот джентльмен занимал много уважаемых и влиятельных постов. Мистер О’Коннел, один из очень немногих ирландцев-католиков, принадлежавших в сообществе к высшему классу, был женат на протестантке и имел родственные связи с некоторыми из наиболее высокопоставленных семей сообщества. Его обличения в адрес Бигги появились непосредственно накануне второго успеха на выборах и избрания последнего. Они заняли две колонки в центре первой полосы городской газеты «Геральд» и были подкреплены письмом поддержки, подписанным пятью бывшими мэрами, людьми заметными и значительными, которые хвалили его за подлинно гражданский поступок и моральное мужество. В своем письме «К гражданам Янки-Сити» мистер О’Коннел обратился к ним с такими словами: «Почти всю свою жизнь прожил я в этом прекрасном городке покоя и счастья. Он был добр ко мне, слишком добр; относясь с великодушием и мягкостью к моим недостаткам и моим чувствам, он вознаграждал мой скромный вклад в повседневную работу сообщества неимоверно выше, чем я мог даже помыслить в самых сладких мечтах. Я в долгу перед ним, и за всю жизнь мне не рассчитаться с этим долгом».
Стоит заметить, что мистер О’Коннел выбился в люди из низших слоев общества, воспользовавшись для этого общепринятыми и весьма одобряемыми способами получения высшего образования, и, упорно работая и приспосабливаясь к принятым обычаям, честно служил городу и самому себе.
