Значением знака может быть нечто большее, нежели сам объект, или даже нечто совершенно от него отличное; иногда для тех, кто его интерпретирует, значение сочетает в себе одновременно и первое, и второе. Когда объект обозначает для своих интерпретаторов нечто стоящее за ним и не ограничивается тем, чем он сам по себе является, его полезность для интерпретаторов кроется именно в том факте, что он есть не то, что он есть, и они, действуя сообща, могут использовать его для обозначения чего-то другого. Как мы уже отмечали в главах, посвященных истории, запас знаков сообщества переходит, из прошлого в будущее и из будущего в прошлое, входит внутрь социальной системы сообщества и выходит из нее вовне, постоянно при этом обновляясь, изменяясь и укрепляясь. Старые символы трансформируются в новые или исчезают, а новые устаревают по мере того, как люди, отправляющие и принимающие с их помощью те или иные значения, повторяют акты наделения значением и углубляют их коннотацию. Значение создается из человеческого опыта и является его продуктом; без взаимного обмена наделяемыми значениями человек и его мир были бы обречены на гибель. И вместе с тем сам этот обмен, от которого в огромной степени зависит человеческое существование, зиждется на знаках, пригодных для индивидуального и коллективного употребления. Как только возникает «согласие» относительно того, что некий объект наполнен значением, он обретает способность нести эту свою нагрузку и передавать ее всем тем, кого воспитание обязало к этому «согласию».
Типографские значки (английские буквы), образующие в сумме слова «мертвый ягненок», отсылают к чему-то лежащему за пределами того, чем эти значки сами по себе являются. Общепризнанные, конвенциональные значения, принятые в нашем сообществе интерпретаторов, позволяют этой горстке значков (букв алфавита) посылаться и приниматься в некотором контексте, устанавливающем, что сами по себе они могут быть чуть ли не бессмысленными, тогда как то, на что они указывают, наделено для нас значимостью. Это становится возможным благодаря тому, что их употребляют в сообществе, между членами которого достигнуто согласие относительно того, как этими знаками следует пользоваться.
Также поддерживается согласие относительно того, как встроены эти знаки в более широкие системы взаимозависимых значений и действий. Тот же мертвый ягненок, одиноко лежащий на склоне холма, может иметь значения, не ограничивающиеся тем объектом, который предстает взору интерпретатора. Он может быть символом убиенного Агнца, Сына Божьего, однажды и на вечные времена принесшего себя в жертву на кресте в знак признания человеческой вины, ее искупления и раскаяния, — т.е. знаком, несущим в себе значение человека, его Бога и их взаимосвязи в христианском сообществе. Сакральное значение мертвого ягненка отчасти зависит от тех значений, которыми непосредственно наделяется сам объект, а отчасти от той группы значений, связанных с этим объектом, которая включает в себя, помимо всего прочего, значимость смертности всего живого, в том числе смерти, ожидающей всех тех, кто придает значение этому знаку. В спектре значений агнца могут также присутствовать чувства вины и множество других подобных эмоций, связанных с добром и злом.
Процесс, посредством которого природный объект превращается в мирской знак, а последний, в свою очередь, становится сверхъестественным знаком и в этом качестве сохраняется, уже был рассмотрен нами ранее. Здесь же для нас важно, что непосредственные знаки, идентифицирующие то, что должен означать мертвый ягненок для людей, которые в разное время и в разных местах его интерпретируют, всегда в какой-то мере зависят от более широкого контекста знаков и значений, в который он помещен. Следует ли интерпретировать его в рамках системы природных знаков или же он отсылает к чему-то большему, нежели он сам, — а это может быть ни много ни мало как упование человека на преодоление смерти через распятие, — зависит от контекстуальных конвенций.
Поскольку все, что, по нашему мнению, мы знаем, представляет собою значащие знаки, то нам, чтобы сделать термин «знак» для себя полезным, необходимо как-то сузить смысл этого всеобъемлющего понятия. Начать можно с того, что все значащие вещи могут быть поделены на знаки и объекты. Объекты означают то, чем эти вещи собственно, по нашему мнению, являются. Знаки же замещают, или выражают что-то такое, что в самом знаке как таковом не присутствует. Объекты полностью «содержат в себе» все значение, вкладываемое в них интерпретаторами; ни один из них не выходит «за рамки самого себя». Они есть то, что они есть, и означают только то, что они есть. Знаки же означают не то, чем они являются сами по себе; атрибутируемое им значение в них самих никогда не содержится, но присоединяется к ним откуда-то извне. Значение слова (знака) «кошка» находится не на печатной странице и не в голосе, а атрибутируется где-то в другом месте, в то время как живая кошка, предстающая перед нами как объект у камина, может означать то, что она сама собой представляет.
Знаки и объекты двух упомянутых крайних типов разветвляются далее на разновидности. В целях символического анализа полезно было бы выделить по крайней мере по две разновидности знака и объекта, составляющие в совокупности четыре типа вещей, наделяемых значением, иначе говоря, четыре типа наделения значением. Значение чистого знака (тип I) служит заместителем и выражением чего-то такого, чем этот знак сам по себе не является. Значение опосредующего знака (тип II) по большей части направлено за пределы знака; оно замещает и выражает нечто, в знаке как таковом отсутствующее, но, кроме того, какая-то часть его обозначает, или выражает, сам знак.
Значением опосредующего объекта (тип III) в спектре атрибутируемых значений является объект; в данном случае большая часть значения, атрибутируемого объекту, остается в нем самом, однако вокруг него группируются дополнительные значения, которые самим этим объектом не ограничиваются. Здесь объект есть то, что он есть, но вместе с тем обладает также и вторичными значениями, выходящими за его пределы. Значение чистого объекта (тип IV) исчерпывается тем, чем данный объект является, и означает только то, чем он является. Спектр четырех типов наделения значением представлен на рис 19.
Теории, объясняющие природу символического поведения, обычно берут в качестве исходной точки внешние знаки и постепенно продвигаются к их внутреннему значению. Хотя такой подход и понятен (ибо знаки поддаются восприятию, а настоящее унаследовало от прошлого предрасположенность трактовать эту проблему так, как это делается в словарях, помещающих за словом его значения), обычно данная процедура приводила к ошибочным результатам и порождала неуклюжие и ненадежные методологии. Мы же подчеркиваем, что значение первично, а знаки и объекты — вторичны. На рис. 19 — «Четыре типа значения» — отображено активное наделение значением при помощи знаков и объектов. Слева, от обозначенного цифрой (1) мира значений, которыми наделяются знаки (2) и объекты (3), отходят стрелки, ведущие ко всему спектру значений от чистого знака до чистого объекта.
Для набожного христианина две скрещенные дощечки могут быть не просто двумя перекрещенными палками, а крестом, реферирующим к Христу и его жертве (тип I). Слова «моя собака» обозначают животное, но самим этим животным не являются (тип I). Химическая формула Н2О обозначает воду, но это не сама вода (тип I).
Физически реальный дом с садом может быть для меня значим как мой родной дом. В этом смысле его первичная значимость превосходит то значение, которое имеют для меня материальное заводское сооружение или просто жилище; его значение подключено к комплексу представлений, ценностей и чувств, непреодолимо перевешивающих ценность физического объекта, хотя остаточная часть дома (для его интерпретатора) остается значением здания как объекта (тип II).
