Природу этих нерациональных блоков, присутствующих в знаковой системе литургии, необходимо проанализировать глубже и перевести в объективные и рациональные термины. Однако, делая это, мы должны постоянно помнить о том, что смысл и истина такого рода ментальных систем при переводе их в чуждый им универсум рациональной жизни претерпевают искажение. Система нерационального мышления собирает весь мир человека в единое несомненное целое, в котором вид может жить полнокровной жизнью, рациональные же миры как конструктов, так и объектов могут быть поставлены на службу сакральной системе мышления. Тем, кто способен верить и осуществляет на практике свои представления и ритуалы, литургический год превосходно помогает в выполнении этой функции. Наш анализ некоторых его компонентов мы начнем с рассмотрения авторитетных суждений, высказанных теологами.
«Существуют ритмические отливы и приливы, пронизывающие весь литургический год, как и вообще все в этом мире [пишет Михель в книге «Литургия Церкви»]. Небесный мир имеет свои чередующиеся циклы и периоды; солнечная система дает нам наши четыре времени года, а земля — регулярное чередование ночей и дней, ритмам которого подражают различные формы жизни, существующие на этой земле. В самой жизни как таковой существовали огромные циклы видов, которые возникали в геологическом времени и вновь исчезали; у индивида есть периоды молодости, зрелости и старости; во многих формах жизни существуют сезонные изменения; есть ежедневные периоды бодрствования и сна...»[256]
Образ Христа отождествляется с солнцем. «Литургический год, — говорит Каброль, — это вращение года вокруг Христа». Его преосвященство Михель делает эту объективную референцию мифа еще более ясной:
«Самая ослепительная, самая прекрасная вещь в природе — это свет, и для нас это естественный свет солнца, который является также и источником жизненных сил для роста всего живого. Поэтому в литургии солнце есть символ Христа и его светоносной миссии, тогда как темнота представляет силы зла и греха. Христос явился на землю как человек посреди ночного мрака, как в прямом, так и в метафорическом смысле, и вокруг него как вокруг солнца вращается истинная жизнь».
Тройная свеча, зажигаемая от нового благословленного огня в Великую субботу, приветствуется как «Свет Христов» [17].
Цвета, связанные со светом и мраком, с солнечным годом и со сменой дня и ночи, имеют свою собственную сакральную значимость. Белый, цвет непреломленного света, «есть символ Бога, отца Света, и Христа, Света Мира». Соответственно, белый — это знак непорочной чистоты, ангелов, дев и радости; он используется в свадебной мессе. Черный же является цветом скорби и используется в Великую пятницу и в богослужениях в честь умерших.
Наконец, наступает конец солнечного года, время сбора урожая и смерти сезонной жизни, входящее в литургию в конце Времени после Пятидесятницы. Михель говорит:
«После семнадцатого воскресенья [после Пятидесятницы] наступают дни поста и молитв сентябрьского времени сбора урожая. Если весенние дни поста и молитв были посвящены испрашиванию благословения Божьего на богатый урожай, то сентябрьские дни — это дни сбора плодов, и они указывают на окончательное завершение всех вещей. Урожай в урочный час направляет христианский ум к вечному... Именно в эти последние воскресенья проходят праздники Всех святых и Всех душ, которые ясно являют собою праздники последующей жизни... [и смерти]»[257].
В радостном ожидании рождества Христова Рождественский пост — сезон, которым открывается христианский год, — вновь начинает новый цикл: смерть и ее печальные грезы теперь забыты. Поскольку действительная дата рождения Христа неизвестна, то для этого можно было выбрать любой день [45]. По-видимому, этот праздник возник в Александрии. Сначала было выбрано 6 января, однако к III веку этот день отмечался уже 25 декабря [31]. Последняя дата была связана с народным праздником культа солнца. По имперскому распорядку, возвращение солнца после прохождения точки зимнего солнцестояния было поводом для крупного языческого празднества. Рождество заняло его место [7, 140].
Необходимо, быть может, лишь упомянуть «Золотую ветвь» сэра Джеймса Фрэзера, чтобы напомнить о многочисленных пантеонах природных и растительных богов и увидеть нашу проблему в ее более широкой исторической и сравнительной перспективе. В главе «Миф об Адонисе» Фрэзер резюмирует:
«Народы Египта и Западной Азии представляли ежегодное увядание и возрождение жизни, особенно растительной жизни, которую они отождествляли с каким-то богом — Осирисом, Таммузом, Адонисом и Аттисом, — ежегодно умирающим и вновь возрождающимся. Названия и детали этих ритуалов в разных местах менялись, но сущность их оставалась той же. Теперь нам предстоит рассмотреть обычаи предания смерти и воскресения этого многоименного, но неизменного по своей природе восточного божества... В вавилонской религиозной литературе Таммуз фигурирует в качестве юного супруга или любовника Иштар, Великой Богини-Матери, олицетворяющей воспроизводящие силы природы»[258].
В некоторые рассуждениях теологов о сакральном времени литургии солнечное и объективное время переплетается с сезонами вегетации, ночь и день — с зимой и летом. Тепло и свет чередуются с холодом и мраком, и им придаются коннотации добра и зла. Рост и развитие в природе и человеке чередуются с увяданием, бесплодием и смертью, а всем им на смену, в свою очередь, приходит Христос, «Свет Мира» и Спаситель, чьи жизнь и смерть искупили человеческие грехи и обеспечили всем людям место в раю.
Эти синкретические соединения — в которые включаются все переживания человека как видового существа со всеми его нелогическими связями и интерпретациями — можно выразить лишь визуальными репрезентациями, дополненными текстовыми описаниями и объяснениями. Мы представим их в виде двух рисунков. На рис. 15 представлены сгустки видового опыта, которые аккумулировались с течением времени и приобрели символическую значимость. Частично представлен блок примитивных, если не сказать видовых, чувств и понятий, связанных с рассветом, полуднем, закатом и полночью. Это понятия, чувства и ощущения, переживаемые в простейших обществах и возможные в сообществах большинства приматов. Синкретические блоки, которые лишь частично или вообще не дифференцируются друг от друга, включают наступление света или яркости во времена потепления, восхода солнца, начала дня и конца темноты. В видоцентрическом мышлении и чувствовании они заключают в себе начало физической и социальной активности, более эффективное использование органов чувств, в особенности видение вещей и видение того, что делает сам человек как активное существо. Здесь заключено также возрастающее социальное участие, а вместе с тем и максимальная активизация человеческого «я» в окружающем его физическом и социальном мире. В группе возрастает общий объем и разнообразие взаимодействий; усиливается взаимная стимуляция и обмен коллективными символами. Тихая приватность сна уступает место публичной жизни.
Солнце движется и достигает наибольшей высоты в полдень. Примитивные недифференцированные чувства и понятия, связанные с возрастанием тепла и света, апексом и конечной точкой восхождения солнца, сгруппировываются в глубине животной и нелогической жизни группы и индивида в единый блок. С нелогической точки зрения, это такой ощущаемый момент, когда все является в наименьшей степени приватным и секретным и в наибольшей степени публичным.
Солнце опускается вниз, к закату, покидает мир и исчезает. В нелогическом мышлении здесь группируются следующие понятия: конец дня и света; период угасания и наступление темноты; возможно, потеря тепла; как правило, отход индивида от публичной активности и переход к сугубо приватной и семейной жизни. Это начало уменьшения активности органов чувств и публичного использования символов.
