Если поместить рядом длинный перечень лиц и вещей, подвергавшихся нападкам Бигги во время двух первых избирательных кампаний и первых двух сроков пребывания на посту мэра, и гораздо более короткий список лиц и вещей, им одобряемых и любимых, то станет еще более очевидна та важная роль, которую сыграл Бигги в символической и социальной жизни города. Ценности и представления статусных групп, выступавших за и против него, находят выражение в использованных им символах. Некоторые их значения входят в более крупные группы значений и занимают свое место в общем значении социального мира Янки-Сити и Америки в целом.
Первыми и наиболее очевидными мишенями его нападения были лица и символы, представлявшие политическую власть, в том числе полиция, начальник пожарной охраны, мэр, городской совет, школьный инспектор, тюрьмы и тюремщики. В этот список входили также юристы, судьи, окружной прокурор и прокурор штата. В этот перечень попадали едва ли не все властные роли и статусы и некоторые роли и статусы аппарата местных органов управления и отправления правосудия. Заурядное и привычное для американцев сопротивление власти было доведено здесь до предела; между тем, Бигги поместил эту опасную агрессию в рамки смешного, присущего комиксам и мультфильмам. Когда дети и взрослые смеялись над комическими массовыми символами прежних лет — Капитаном и Беспокойными Крошками, Парнишкой Брауном, Счастливым Хулиганом и Кистонскими Полицейскими[21], — а также многочисленными современными символами вроде Микки Мауса и Дональда Дака[22], их смех был обращен на тех, кто занимал властные позиции в реальной жизни. Некоторые бессознательно радовались возможности насолить власть имущим, дав волю многим традиционным фантазиям и глубоко личным чувствам; других же страх перед тем, что может случиться, когда идет атака на власть, побудил вступить в борьбу с Бигги.
Кроме того, он обрушился с нападками на банкиров, тресты и ссудные банки, Торговую палату и ассоциацию производителей, а также на тех боссов, на которых ему довелось лично работать. Они занимали положение, аналогичное положению вышеуказанной политической группы, поскольку пользовались огромной властью в мире экономики. Нападение на эти фигуры было словесным, а не физическим и зримым, как в символах, использованных на Хилл-стрит. Так же, как, по мнению Бигги, полиция и политические власти заставили страдать его и его мать, когда он был молод, точно так же были признаны виновными банкиры и экономически могущественные люди. Между тем, Бигги и его мать, несмотря на все противодействие, которое им оказывалось, в финансовом отношении вели довольно благополучное существование. В их владении находилась кое-какая собственность, приносившая им немалый доход. Заявление Бигги, что он был «чертовки удачлив», ясно говорило о том, что он отнюдь не принадлежал к числу «наемных рабов» или экономически обездоленных. Он хотел больше денег и, будучи опытным предпринимателем, знал, как их получить. Он выступал не столько против частного предпринимательства, сколько против системы и наследования власти старыми семьями.
Другими объектами его нападок были «иностранцы», «лицемеры», «безнравственные люди» и юноши, уклонявшиеся от службы в армии. Символический образец (pattern) этого перечня не столь очевиден, как в других случаях, однако сквозной нитью здесь проходит одна общая тема: все они не являются хорошими членами группы. К «иностранцам» у него было двойственное отношение; он хотел, чтобы они были хорошими американцами и тем самым стали бы «не хуже всех остальных». Другие, куда включались лицемеры, безнравственные люди и юноши, «которых папаши уберегли от униформы», принадлежали главным образом к высшим слоям общества Янки-Сити. Он подвергал их нападкам за моральную испорченность, в особенности же за то, что они относились к той символической группе, которая у него называлась «паршивой аристократией». Сильные чувства, пробуждаемые в его сторонниках такими нападками, хотя и получали подпитку в их представлении о безнравственности и аморальности высших слоев общества, в большей степени вытекали все-таки не из морального неодобрения, а из ощущения неравенства, несправедливости и статусной фрустрации.
Вязы, старинные сады, особняк Сэмпсона, зажиточные ирландцы, Хилл-стрит и паршивые аристократы (все как на подбор связанные с высшими уровнями социально-классовой системы Янки-Сити) образуют логически гетерогенную, но нелогически гомогенную группу. В силу того, что именно они стали основной мишенью нападения, мы изучали их в контексте данного конфликта. Значимость деревьев и особняка как многогранного символа мы проанализируем отдельно.
Важен и показателен перечень любимых объектов. Особняком стоит мать Бигги. Сын любил, восхищался и уважал ее так, как только может любить мать растущий без отца единственный ребенок. Он боялся ее, временами не слушался, однако глубоко любил, и во многом она служила ему образцом для подражания. Другую категорию составляли друзья детства, товарищи по бродяжничеству и по флотской службе. Все они прежде были членами его кликовых групп, сплоченных общением лицом-к-лицу. В атмосфере свойственного молодости пренебрежения к власти он их всех по-своему любил, и они символизировали для него некоторые из чувств, связанных с юностью, свободой и независимостью.
Еще одна группа включает в себя собирателей моллюсков, его дворняжку Бро, бастующих рабочих, некоего заключенного, обвиненного в убийстве, заключенных в целом, а также Эла Смита, Уильяма Ллойда Гаррисона и Эндрю Джексона. Бигги идентифицировал себя с ними либо как с жертвами несправедливости, либо как с защитниками обездоленных. Значимость этого списка, разумеется, соответствует значимости предыдущего. В еще одну группу вошли бы вечные задиры, Юлий Цезарь, футбол, военно-морской флот, бывшие военнослужащие, принимавшие участие в сражениях первой мировой войны, а также в целом технический прогресс. Помимо всего прочего, здесь находят выражение такие общие ценности, как соперничество, агрессивность, превосходство и успех.
Кроме того, Бигги глубоко любил Янки-Сити, особенно улицы, расположенные вдоль берега реки. Наибольший интерес среди всего этого представляли, пожалуй, его идентификация с налогоплательщиками и доброжелательное отношение к школьным учителям. Поскольку сам он был крупным налогоплательщиком и состоятельным человеком, первое из упомянутых чувств понять нетрудно. Что же касается учителей, то в силу исполняемой ими властной роли можно было бы предположить, что он должен их недолюбливать, однако его приязненное отношение к ним, по-видимому, как-то связано с тем, что они с пониманием относились к его мальчишеской неугомонности. Лишь немногие из импонировавших ему людей, статусов и символов относятся к впечатлениям взрослой жизни. Даже тема налогоплательщиков, возможно, является отражением его воспоминаний о многократных заявлениях матери, что она в Янки-Сити — крупный налогоплательщик. Мать, родной город, окружающая атмосфера детства и друзья составляют ядро его позитивных чувств.
К перечню положительных объектов следует добавить тюрьму, которая некогда была местом заточения для его матери и для него самого; теперь это его дом, к которому он относится с огромной любовью и восхищением. Поскольку он стал его владельцем, теперь он может делать с этим бывшим символом власти все, что захочет.
Бигги Малдун сидел в тюрьме три раза. Этот жизненный опыт ожесточил его и укрепил его враждебное отношение к власти, однако те несколько дней, что провела в тюрьме за отказ заплатить за лицензию на содержание приблудной собаки его мать, огорчили и разозлили его гораздо больше, чем его собственные сроки заключения. Когда судья вынес ему приговор за вырубку вязов, он сказал, что «станет губернатором и уволит судью», а получив срок за избиение мэра, сказал, что сам сядет в кресло мэра и выгонит с работы начальника тюрьмы. Когда он и в самом деле стал мэром, он не забыл о времени, проведенном им и его матерью в местной тюрьме, и отомстил некоторым чиновникам увольнением, а некоторым «копам» — тем, что заставил их выполнять лакейские и неприятные обязанности.
