— Наверняка. Добра от клуба не жди.

Из ресторана «Гран Вефур» Малоун на такси отправился в Лувр. Расплатившись с водителем, он вошел через огромную арку во двор Наполеона, где высилась знаменитая стеклянная пирамида, вход в музей. С трех сторон двор был опоясан классическим фасадом Лувра. Напротив, на площади Каррузель, точно часовой, стояла Триумфальная арка — подобие римской арки, украшенной колоннами из розового мрамора.

Из семи треугольных гранитных чаш, окружающих пирамиду, били фонтаны. На краю одного из них сидел стройный мужчина в темном шерстяном пальто и перчатках. Черты его лица отличались тонкостью, густые рыжеватые волосы немного серебрились на висках. Утро выдалось свежим, но к обеду воздух прогрелся градусов до десяти. На встречу в Лувр Малоуна отправил Торвальдсен — попросил показать книгу человеку, который будет ждать его у фонтана. Коттон сел на холодный гранит.

— Вы, должно быть, Коттон Малоун, — коротко взглянув на ценный том, сказал по-английски профессор Мюра (по примеру Джимми Фоддрелла Малоун открыто держал книгу в руке).

— Только что из Дома Инвалидов. — Он протянул ученому «Королевства Меровингов».

— Нетрудно было выкрасть?

— Просто выждал нужное время. Всё как сказали.

Малоун наблюдал за Мюра: тот осторожно перелистывал хрупкие страницы. Еще немного, и ученый дойдет до нужного места… Сам он просмотрел книгу во время двух переездов в такси.

Профессор наморщил лоб. Вот оно! Пустая страница посередине между двумя частями манускрипта. С надписью:

— Не ожидал… — Судя по нахмуренным бровям, ученый был раздосадован.

Малоун пытался согреть дыханием голые замерзшие руки. Во дворе царила суета, вокруг пирамиды толклись сотни туристов: одни шли в музей, другие уже выходили.

— Можете объяснить, что это такое? — поинтересовался он у Мюра.

— Шифр. «Мавританский узел». Наполеон часто им пользовался. Римские цифры относятся к определенному тексту. Тут у нас два ряда — номера страниц и строк. Чтобы расшифровать текст, нужно знать, по какой книге император его составлял. К сожалению, здесь нет третьего ряда цифр, обозначающего номер слова в строке.

— То-то я чувствовал, что придется попотеть.

Ученый улыбнулся.

— С Наполеоном всегда нелегко. Уж очень он любил устраивать спектакли. Этот музей — яркий тому пример. Из всех завоеванных стран император увозил «подарки», собрав в результате богатейшую в мире коллекцию экспонатов.

— К сожалению, после тысяча восемьсот пятнадцатого года союзники забрали все обратно. По крайней мере то, что смогли отыскать.

— А вы хорошо знакомы с историей, мистер Малоун.

— Стараюсь. И, пожалуйста, зовите меня Коттон.

— Необычное имя. Почему вас так назвали?

— Если начну рассказывать, то получится спектакль, как у Наполеона. Лучше объясните, что делать с «Мавританским узлом»? Можно его расшифровать?

— Без текста, по которому составлен шифр, ничего не выйдет. Он должен быть и у отправителя, и у адресата. Хотя без третьего ряда цифр тоже далеко не уедешь.

По словам Торвальдсена, книге «Королевства Меровингов. 450–751 гг. н. э.» в завещании Наполеона отводилось особое место, поэтому Малоун решил дождаться, пока Мюра пролистает ее до конца.

— Ого! — воскликнул ученый, перевернув последнюю страницу. — Потрясающе!

Сам Малоун уже изучил причудливо выведенные на ней темные поблекшие буквы. Теми же чернилами были написаны и римские цифры.

— Вы знаете, что это?

Профессор покачал головой:

— Понятия не имею.

Сэм решил вступиться за Меган.

— Ей не нужно ничего доказывать. Вы ведь пришли сюда? По-моему, этого больше чем достаточно.

— Ладно, ладно, — усмехнулась Стефани. — Мистер Коллинз наконец-то начал рассуждать как сотрудник Секретной службы.

Ему не нравилось покровительственное обращение, но возмутиться при нынешнем раскладе он не мог. Что ж, Нелл права. Пора включить мозг.

— Вы читали сайт Меган, — начал Сэм. — И мой. И бог знает чьи еще. Значит, дело нечисто. Происходит что-то важное. Это многие заметили.

— Все проще простого, — отозвалась Стефани. — Мы хотим засадить членов Парижского клуба за решетку.

Ее словам Сэм не поверил.

— Нет, все гораздо серьезнее, сами знаете.

Молчание Нелл лишь укрепило его подозрения. Впрочем, она права: не стоит рассказывать лишнего.

Тепло одетые посетители нескончаемым потоком поднимались по лестнице на первую платформу. Между железных решеток туда-сюда ездили лифты: то на второй уровень, то обратно. Весело гомоня, большая группа людей направилась в ближайший ресторан. Вокруг, сплетаясь, точно паутина, поднимались в небо коричневато-серые балки, а между ними гулял ледяной ветер.

— Боюсь, узнать, о чем пойдет речь на собрании Парижского клуба, вам не удастся, — заметила Меган. — Ставить прослушку бесполезно. Помещения всегда обыскивают до, во время и после встреч. Так говорит мой источник.

— «Жучки» нам не понадобятся, — обронила Стефани и улыбнулась пристально взглянувшему на нее Сэму. От этой улыбки у Коллинза екнуло сердце. — Вы когда-нибудь работали официантами?

Ларок нравилось беседовать с Торвальдсеном. Интересный, остроумный, время на светскую болтовню не тратит, слушает внимательно, информацию запоминает, ловко раскладывает факты по полочкам и быстро делает выводы.

Точь-в-точь как она.

— Наполеон понимал, что война только на пользу обществу, — говорила Элиза. — Перед лицом нависшей угрозы лучшие умы государства становились изобретательней. Благодаря новым технологиям увеличивалась производительность предприятий. Народ охотнее подчинялся. Напуганные граждане были готовы снести от правительства что угодно, лишь бы их защитили. Впрочем, от войны чересчур много разрушений, да и терпение людей небезгранично. А уж враги Наполеона постарались на славу! Все неожиданно зашло настолько далеко, что император утратил контроль над страной.

— Война — полезна? — Датчанин вскинул брови. — В голове не укладывается! Едва ли сыщутся плюсы на все ее минусы.

— Да, конечно, смерть, разор, опустошение, убытки… — согласилась Ларок. — Но ведь войны существовали всегда. Почему же столь вредное явление живет и здравствует тысячи лет? Да потому что действенно! Все величайшие человеческие достижения — плоды тех самых разрушительных войн. Вспомните Вторую мировую. Мы научились расщеплять атом, полетели в космос. Я уже не говорю о более мелких открытиях в области электроники, естествознания, медицины, машиностроения… И весь этот прогресс на фоне беспрецедентной бойни!

Торвальдсен кивнул.

— В ваших словах есть доля истины.

— На самом деле влияние войны еще существенней, герр Торвальдсен. Возьмем, к примеру, историю США. Экономика страны циклична: бум, спад, кризис — и так по кругу. Только — примечательное совпадение! — кризис в Америке наступал обычно при недостаточных расходах на военные операции. Вспомните! Кризис после войны тысяча восемьсот двенадцатого года, после гражданской войны шестидесятых, после испано-американской войны конца девятнадцатого века. Сразу после Первой мировой, когда Америка сделала ставку на изоляционизм и в буквальном смысле слова разоружила армию, подоспела Великая депрессия. На круги своя все вернула следующая война…

— Вы, похоже, тщательно изучили этот вопрос, — проронил датчанин.

— Разумеется, — серьезно ответила Элиза. — По-моему, все яснее ясного. Благодаря войне обществом можно спокойно управлять. Перед лицом внешней угрозы у людей нет иного выбора, кроме как подчиняться. Конец войне — конец национальному суверенитету. Пожалуй, первым до этой мысли дошел Наполеон. И претворил ее в жизнь.