— Вероятно, еще есть надежда, — сказал он.

Ученый понимающе кивнул.

Недавно в Розетте обнаружили безобразный черный камень с тремя текстами, выбитыми на трех языках: древнеегипетском в иероглифах, древнеегипетском в демотическом письме и греческом. Возможно, в нем ключ к разгадке… В прошлом месяце Наполеон ходил на собрание в Институт Египта, основанный им для своих ученых, — там и было объявлено о находке.

И все-таки требовалось еще немало исследований.

— До нас тут никто не занимался систематической работой, — сказал математик. — Наши предшественники — просто грабители. Мы же сохраним найденное на века.

Очередная революционная мысль, подумал Наполеон. Очень в духе Монье.

— Проводи меня! — приказал он.

По лестнице, выложенной на северной грани, они поднялись на платформу двадцать метров высотой. Несколько месяцев назад, впервые осматривая пирамиды с группой офицеров, Наполеон внутрь забираться не стал — не хотелось ползти на четвереньках перед подчиненными. Теперь он, с кожаной сумкой на шее, пригнувшись, нырнул в извилистый коридор. Ход шириной и высотой не более метра сначала плавно спускался к сердцу громады, а затем шел вверх. Впереди виднелся квадратик света.

Наконец коридор закончился, оба выпрямились. Чудесное место… Наполеона охватило благоговение. В свете мерцающих масляных ламп он осмотрел потолок. Метров десять, не меньше. Дальше шел подъем в глубь гранитной кладки. С обеих сторон, точно консольные балки, постепенно сходясь в узкий свод, выпирали сложенные одна на другую каменные глыбы.

— Великолепно, — прошептал он.

— Мы назвали это место Большой галереей.

— Подходящее название.

Вдоль стен галереи тянулись гладкие пандусы. Между пандусами пролегал коридор шириной в метр. Ступеней не было, только ровный крутой подъем.

— Он наверху?

— Да, генерал. Прибыл час назад. Я провел его в Камеру царя.

Наполеон придерживал сумку рукой.

— Подожди внизу. Снаружи.

Монье собрался уйти, но в последний миг обернулся:

— Вы уверены, что хотите пойти один?

Наполеон неподвижно смотрел в глубь Большой галереи, вспоминая бесчисленные египетские россказни. Якобы в древности по загадочным переходам пирамиды пробирались члены тайных сообществ: входили люди, а выходили боги, обретая в «лоне Мистерий» «второе рождение» — и мудрость жила здесь вечно, как Бог живет в сердцах людей. Почему люди создали эти грандиозные творения? Что за силы вдохновили их на этот гераклов подвиг? Ученые терялись в догадках. Но он знал ответ, он понимал страсть древних — желание сменить узость догматического человеческого мышления на широту просвещенности. Ученые считали пирамиду самой совершенной конструкцией в мире, этаким Ноевым ковчегом, колыбелью языков, алфавита, мер и весов.

Однако для него пирамида означала… ворота в вечность.

— Пойти должен только я, — тихо проговорил он наконец.

Монье исчез в глубине перехода.

Стряхнув с мундира налипший песок, Наполеон решительно пополз вверх по крутому скату. Длина коридора, по его прикидкам, составляла сто двадцать метров. В конце пути генерал остановился — надо отдышаться. За «Большой ступенькой» открывался ход в низкую галерею, ведущую в облицованную гранитом предкамеру.

Следом шла Камера царя. Самое сердце пирамиды. В стыки между огромными полированными блоками из красного камня поместился бы разве что волос. Комната представляла собой прямоугольник, ширина ее равнялась половине длины. Монье говорил, будто между размерами камеры и какими-то освященными веками математическими константами есть связь.

Что ж, вполне возможно.

В десяти метрах над головой смыкались ровные гранитные плиты. Сквозь шахты в северной и южной стенах лился тусклый свет угасающего дня. Взгляд генерала упал на саркофаг из необработанного гранита, без крышки. По словам Монье, на камне до сих пор можно рассмотреть следы от зубцов пилы. И вправду можно… Также ученый говорил, что ширина саркофага чуть больше, на сантиметр, ширины коридора — следовательно, установили его здесь прежде, чем построили пирамиду.

У дальней стены, спиной к Наполеону, стоял нескладный человек в мешковатом сюртуке; его голову венчал шерстяной тюрбан. Человек медленно обернулся. Египтянин. Правда, плоский лоб, высокие скулы и широкий нос свидетельствовали о примеси других кровей.

Наполеон разглядывал изборожденное морщинами лицо.

— Ты принес оракула? — спросил египтянин.

— Принес.

Спустя час генерал вышел наружу. Плато Гизы уже поглотила тьма. Египтянин по его просьбе задержался внутри.

Отряхнув с мундира пыль, Наполеон поправил на плече кожаную сумку и направился к лестнице. Его одолевала буря эмоций. Прошедший час был ужасен.

Монье стоял внизу, придерживая за поводья лошадь.

— Как прошла встреча, генерал? Вы довольны?

Наполеон сурово посмотрел ученому в глаза.

— Гаспар, запомни: никогда не заговаривай о сегодняшнем вечере. Ясно? Никто не должен знать, что я сюда приходил.

Враждебный тон ошеломил Монье.

— Я не хотел вас обидеть…

Генерал вскинул руку.

— Больше не упоминай об этом. Понятно?

Математик кивнул. Его взгляд уперся в египтянина, дожидавшегося на вершине лестницы, пока уйдет Наполеон.

— Застрели его, — шепнул генерал Монье, а заметив, как у того округлились глаза, процедил в ухо: — Ты ведь носишь оружие, мечтаешь проявить себя истинным солдатом. Ну так лови момент! Солдаты подчиняются командиру беспрекословно. Египтянин должен умереть — такова моя воля. Не хватает духу убить самому? Ладно, пусть это сделает кто-то другой. Только знай: если старик доживет до завтра, наша славная миссия, представительство великой Республики, понесет трагическую потерю в лице математика.

Во взгляде Монье плеснулся страх.

— Мы с тобой многое испытали, — добавил Наполеон. — Мы настоящие друзья. Братья. Сыны так называемой Республики. Однако перечить мне не стоит. Никогда.

Генерал взобрался на лошадь.

— Я возвращаюсь, Гаспар. Во Францию. На встречу с судьбой. Даст Бог, и ты встретишь свою в этом забытом Им месте.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

Копенгаген

Воскресенье, 23 декабря, настоящее

12.40

Пуля вошла Коттону Малоуну в левое плечо.

Превозмогая боль, он скользил взглядом по площади. Под вой сирен и визг шин люди в панике разбегались кто куда. Солдаты морской пехоты, охранявшие американское посольство, помочь не могли — расстояние было слишком велико. Сколько раскиданных тел… Восемь? Десять? Нет, больше. Вот молодой мужчина… В остекленевших глазах погибшего — ужас. Рядом, лицом вниз, истекающая кровью женщина… Оба, неестественно вывернувшись, лежат на пятачке маслянистого асфальта. Двух бандитов Малоун застрелил сразу; третьего, который его ранил, засечь не сумел. Теперь преступник пытался удрать, используя перепуганных очевидцев трагедии как прикрытие.

Черт! До чего же болит плечо!.. Лицо огненной волной опалил страх. Ноги подкашивались. Он тщетно пытался поднять правую руку с пистолетом: «беретта» весила тонну.

Боль отвлекала. Несколько раз глубоко вдохнув насыщенный серой воздух, Малоун наконец нажал спусковой крючок… Выстрела не последовало — только скрипнул металл.

Странно.

Раз за разом тянул он спусковой крючок, но в ответ слышал только скрип.

Затем мир поглотила чернота.

Малоун проснулся. Сколько раз за последние два года ему снился этот сон!.. Он отогнал неприятное воспоминание и взглянул на часы, стоявшие на тумбочке.

12.43.

В глаза светила прикроватная лампа — рухнув два часа назад на кровать, он забыл выключить свет.