«Пусть стараются урезывать, безобразить, коверкать мои поступки — трудно будет совершенно уничтожить меня. Историк Франции все-таки будет рассказывать, что происходило во время империи, и будет вынужден отдать мне должное».

Письменное свидетельство наполеоновской заносчивости впечаталось в ее память, словно тавро. Сам тиран наверняка позабыл о сожженных русских, польских, прусских, итальянских деревнях, о стертых с лица земли горных и равнинных селеньях Испании. Позабыл о казненных пленных, о сотнях тысяч беженцев, о женщинах, обесчещенных Великой армией. Вряд ли он вспоминал о трех миллионах погибших солдат, гниющих по всей Европе. О миллионах раненых, об инвалидах. Об уничтоженных политических институтах сотен княжеств и государств. О подорванных экономиках. Всюду царил страх и ужас, в том числе и во Франции. Верно заметил в конце XIX века великий французский писатель Эмиль Золя: «Какое безумие думать, будто можно что-то утаить от Истории!»

В том числе и правду о Наполеоне?

Разрушенные Наполеоном германские государства — Пруссия, Бавария, Саксония — позже объединились, что способствовало возникновению немецкого национализма, только укрепившего новую империю. В результате к власти пришел Бисмарк, потом Гитлер. Прогремели две мировые.

«Отдать мне должное».

О да! Она отдаст ему должное.

Под сводами галереи разнесся стук кожаных каблуков. Элиза обернулась. Управляющий. Она давно ждала звонок, и пояснений, кто на проводе, ей не требовалось.

Передав трубку, верный помощник удалился.

— Добрый вечер, Грэм.

— Отличные новости! — с ходу объявил он. — Исследования и поиски окупились сполна. Кажется, я нашел зацепку, которая приведет нас прямиком к тайнику.

Ларок вся обратилась в слух.

— Только мне понадобится помощь, — добавил он.

Слушала она настороженно и недоверчиво, но Эшби все-таки удалось заразить ее энтузиазмом.

Наконец он сказал:

— Мне нужны дополнительные сведения о Доме Инвалидов. Сумеешь помочь?

Элиза быстро прикинула в уме свои возможности.

— Сумею.

— Так я и думал! Приеду завтра утром.

Задав еще несколько вопросов, она с удовлетворением отметила:

— Хорошо поработал, Грэм!

— Я старался.

— А что там с рождественской презентацией?

— Согласно графику, как ты просила.

Другого ответа она и не ожидала.

— Тогда до понедельника.

— Такое я не пропущу!

Они попрощались.

Как же выбили ее из колеи слова Торвальдсена о предательстве Эшби! Однако англичанин прекрасно справился с порученными заданиями, все выполнил.

И все же ее глодал червячок сомнений.

Еще два дня…

Что ж, придется пока вести игру имеющимися фигурами.

При виде Стефани Нелл Сэм вскочил на ноги. На лбу выступил холодный пот.

— Вы не в США, — закрыв за гостьей дверь, с вызовом бросила Меган, — и не имеете никаких полномочий!

— Верно. Но лишь благодаря мне вас до сих пор не арестовали. Если хотите, я уйду. Пусть с вами разбирается французская полиция — поговорим позже, в тюрьме.

— И в чем меня обвиняют?

— Ну как же? Ношение оружия, использование оружия в муниципальном учреждении, провоцирование беспорядков, порча государственного имущества, похищение, нападение… Я ничего не пропустила?

Моррисон покачала головой.

— Все вы одинаковы.

Губы Стефани тронула улыбка.

— Благодарю за комплимент. — Она обернулась к Сэму. — О вас и говорить нечего, у вас проблем выше крыши. Но я частично в курсе дел. С Хенриком Торвальдсеном мы старые знакомцы. Полагаю, он и виноват — хотя бы отчасти — в том, что вы здесь.

Однако Коллинз не собирался выдавать незнакомке единственного человека, который обращался с ним с известной долей уважения.

— Что вам нужно?

— Сотрудничество. Тогда вы, мисс Моррисон, избежите тюрьмы. А у вас, мистер Коллинз, появится надежда сделать карьеру.

Покровительственный тон Сэму не понравился.

— А может, я не хочу делать карьеру?

Стефани метнула на него хорошо знакомый взгляд. Так смотрели его начальники — люди, устанавливающие на каждом шагу правила и стерегущие освященные веками границы устава, которые никому не перескочить.

— Вы же хотели стать оперативным агентом? По крайней мере, так мне сказали в Секретной службе. Я просто даю вам шанс.

— И что я должен сделать?

— Все зависит от мисс Моррисон. — Женщина уставилась на Меган. — На самом деле — верите вы или нет — я пришла помочь. Оставим в стороне ваш сайт со всемирными заговорами, не то реальными, не то мифическими, а поговорим о настоящих, осязаемых уликах. Есть у вас что-нибудь, представляющее для меня интерес?

— Самоуверенная стерва…

— Еще какая.

Меган улыбнулась.

— Точь-в-точь как моя мать. Она была такая же непробиваемая.

— Просто мне много лет. И не надейтесь вызвать у меня нежные чувства.

— Так вы до сих пор никак с пистолетом не расстанетесь.

Обогнув парочку, Стефани взяла с кухонного стола оружие Меган.

— Два человека в музее убиты. Один в больнице.

— Охранник? — быстро спросил Сэм.

Гостья кивнула.

— Выкарабкается.

На лице Сэма отразилось радостное облегчение.

— А вы, мисс Моррисон, тоже рады?

— Меня это не касается, — отрезала девушка.

— Вы заварили эту кашу.

— Неправда. Просто помогла тайному стать явным.

— Вам известно, на кого работали двое убитых? — спросила Стефани.

Меган кивнула.

— На Парижский клуб.

— Не совсем. Их наняла Элиза Ларок, чтобы следить за вашей подсадной уткой.

— Отстаете от жизни, — усмехнулась Моррисон.

— И чего же я не знаю? — Стефани приподняла бровь.

— Ладно, хитроумная леди… Мне известно, что произойдет через два дня.

Торвальдсен остался в номере один — Малоун ушел, пообещав раздобыть книгу завтра же. В друге он ни секунды не сомневался. Не то что в себе…

Откинув голову на спинку кресла, датчанин неторопливо потягивал бренди: успокаивал нервы. К счастью, дразнящие память мучители-призраки на ночь отступили. Ему не раз приходилось сражаться, но в этот бой он шел не ради себя. Завладевшая им одержимость его пугала. Утром встреча с Грэмом Эшби… Тяжелое испытание — любезничать с убийцей сына и сердечно пожимать ему руку. Но выдавать себя пока ни словом, ни жестом нельзя.

Он отпил еще бренди.

Вспомнились похороны Кая. Изрешеченное пулями тело хоронили в закрытом гробу, Торвальдсену показали лишь изуродованное лицо, и то по его настоянию. Ему хотелось навсегда запомнить ужасную картину. Он знал, что не успокоится до конца своих дней, пока не выяснит о смерти Кая все.

На поиски правды ушло два года.

А через несколько часов для виновных настанет миг расплаты.

Он солгал Малоуну. Даже если бы ему удалось натравить на Эшби Элизу Ларок, он все равно расправился бы с этой сволочью своими руками. Никого не подпустил бы.

Только сам.

И прошлой ночью Торвальдсен не позволил Джесперу стрелять — сам убил Амандо Кабрала и его пособника. Неужели он превращается в законченного преступника-убийцу? Нет, он — мститель. Но… есть ли между ними разница?

Он полюбовался на свет насыщенным цветом напитка в бокале, сделал глоток и задержал бренди во рту, наслаждаясь вкусом.

Веки сомкнулись.

В памяти, точно кадры немого фильма, мелькали обрывки воспоминаний, вспыхивали на миг и гасли. А ведь сколько лет прошло! Он почти забыл о прежней жизни — и вот она снова ему явилась в виде размытых картинок. Подразнила и исчезла.

У Торвальдсена задрожали губы.

Теперь Кай лежал рядом с матерью на семейном кладбище, на территории поместья, среди предков, покоящихся там много веков. Похоронили его в простом сером костюме с желтой розой в петлице. Любимый цветок сына. Любимый цветок Лизетты.

Из гроба шел кисловатый запах сырости — запах смерти.

С новой силой нахлынуло горькое ощущение одиночества. Сердце сжалось от тоски.