— Слушаю, — тревожно сказала Юля, когда зазвонил телефон.

— Малыш, я забыл спросить, как сдала?

— Не знаю ещё, — у Юльки отлегло. — Сейчас съезжу, узнаю.

— Сразу мне отзвонись! — попросил Архип.

— Конечно. Не переживай, я думаю — всё нормально.

— Я тоже в этом уверен. Ну, всё — жду звонка. Целую.

— Я тебя тоже.

— Не грусти. Я тебя «Лю».

— Я тебя тоже.

Архип отключился.

Юлька улыбнулась. Он редко говорил такое. Почти, никогда. Но ни разу не проговорил это слово до конца. И так сойдет. Спасибо, поддержал.

Покуль увидел, что она улыбается.

— Что, он настаивает на ампутации?

— ….! — Юлька посмотрела на него с непониманием и укоризной.

— Шучу! Куда тебя?

— К Нархозу, если можно.

— Поехали, — Покль повернул ключ в замке зажигания чьей-то, взятой на время, желтой машины.

После процедур и обеда (мы говорим о времени, а не о том, как Архип с трудом всасывал какую-то жидкость, напоминающую уху, и мягкую котлету, в свой, воняющий кровью, рот) появился Вовуня с арбузом и беззубым Плисой.

— Ты бы ещё орешков покушунькать притащил! — вспомнил Архип шутку из «Городка», глядя на арбуз.

Кончилось всё тем, что они и сожрали сами арбуз, угостив соседей по палате.

А Плиса сказал, что найдет уродов, и те за все заплатят!

— Не надо, — попросил Архип. — После драчки чего кулаками махать. Я же с ружьем выбежал, так надо было стрелять. Правда, говорят, я одному челюсть сломал. Так что — квиты. Одно удивительно, — обратился он к Вове, — я не мог их свалить!

— Старый стал, наверное.

— Наверное, — сожалением произнес Архип. — А помнишь?… (Воспоминания на час, перебивая друг друга: кто кого, когда, как, при каких обстоятельствах и как точно, четко, резко, с разворота и с упором на последний удар,… гнусявым голосом).

С этими тоже поболтали много ни о чем.

И эти ушли.

И наступил тягучий вечер.

Архипу стало хуже. Тело болело. Голова была тяжелой. Слабость.

Врач переживал, почему не останавливается кровь. Нашпиговал задницу Архипа уколами. Воткнули ещё капельницу.

— Как, доктор? Буду жить? — Архип пытался сделать беззаботный вид, но с такой рожей вид был дурацким.

— Куда ты денешься?! — ответил врач. — Всё будет нормально.

— Спасибо.

— Поспи.

Проснулся, когда стемнело. Тоскливый желтый свет электрических ламп раздражал. Соседи играли в карты, смотрели маленький телевизор, читали. Капельница капала. Во рту ещё чувствовалась кровь, но уже заметно (гораздо!) меньше. «Проходит!» — порадовал сам себя Архип и почувствовал, что уже давно хочет в туалет. Нажал кнопку вызова. Пришла сестра.

— Что случилось?

— Можно выдернуть на время иглу, я в туалет хочу.

— Так сильно.

— Да.

— Может, потерпишь, чтобы всё прокапало? Немного осталось.

— Сколько это по времени.

— Минут ещё тридцать — сорок.

— Вряд ли.

— Хорошо, — сказала сестра и вытащила иглу, перекрыв капельницу. — Кровь ещё идет?

— Маленько есть, — Архип попытался встать, но тело оказалось чужим и слабым. Закружилась голова. — Ни хрена себе пельмень!

Сестра подержала его.

— Помочь?

— Нет уж, спасибо, сам справлюсь, — опираясь на спинки кроватей. Архип дотянул до двери туалета. Повернувшись к сестре, добавил: — Не подглядывать!

Сестра улыбнулась:

— Хорошо.

Архип увидел себя в зеркале. Да! Покуль прав, есть над чем посмеяться! Ещё больше захотелось «в туалет»!

Когда он увидел черную жидкость на дне унитаза и понял, что это его собственная, им же переваренная кровь, он добавил: «Мало смешного!» И побрел обратно, с гнусным ощущением внутри.

— Всё в порядке? — спросила его сестра, сделав ударение на слове «всё», когда он бледный, как снег, не смотря на зелёно-черные синяки под глазами и опухшую рожу с раздувшимся носом, появился снова в палате.

— Всё, — подтвердил Архип. — Только зеркало какие-то ужасы показывает.

— Ничего, всё заживет, будет, как новое, — успокоила его добрая женщина. — Ни такое бывало.

— Понимаю, — тихо сказал Архип, пытаясь поудобней устроится на своей кровати. — Что, ещё капать будем?

— Надо до конца прокапать, — как-то с сожалением ответила сестра.

— Ну, надо, так надо — прокапывайте, хоть до горла, — и он подставил руку.

Часа в два ночи он проснулся и почувствовал, что дышится легче — кровь уже не текла в пищевод. О, облегчение. А то, знаете, как уши глохнут, когда с закупоренным носом, приходится глотать свою кровь (и вонючую уху, вперемешку с больничной котлетой, и домашний морс, кстати говоря, с курицей, сваренной мамой). Слава Богу! А то пришлось бы завещание писать, как сказала врачиха. Настроение просветлело. Архип вдруг понял, что капельницы рядом (и внутри его) нет, видимо, убрали, когда он спал. А что Юлька не звонит?

Архип взял с тумбочки телефон. Семь пропущенных вызовов. Он не слышал звонков, поставив телефон на вибрацию. Но представил, как он (телефон) раздражал соседей, когда его (телефон) трясло на тумбочке. Но соседи, спасибо им за терпимость, промолчали и не расплющили его (телефон) об пол. Архип улыбнулся (в душе) — все вызовы от Юльки. Он набрал текст: «Прости, спал, не слышал. Утром позвоню, чтобы не будить соседей. Кровь перестала. Всё хорошо. Спи!» Он точно знал, что она не спит. Теперь — будет!

Ответ пришел: «60 баллов, зачислили!»

Молодчина, Заяц!

Положив телефон, он взял блокнот и ручку. Спать не хотелось. Голова, правда, гудела, но спать не хотелось. От нечего делать, бессвязно, он стал писать все, что пришло на ум: «Лом. Лоск. Люфт. Ваффэ. Люк. Глюк. Сон. Слон. Слоняра! Слюн. На!» и завершил всё это некорректно: «Фуйня!» Да, брат! Некрасиво! Да, вы — пессимист, батенька! А как же? (кто-то внутри больной башки затеял диалог). Потом всё стихло, Архип подумал и стал писать, уже более осознано и остервенело: «Идет всё на Х….» Зачеркнув букву «Х», он рядом подписал «Икс». О! Точно! Теперь буду всегда писать слово «Икс» вместо Х… — тоже ведь, на три буквы. И читатель не оскорбиться. Точно? Правильно!

Архипу понравилась эта идея, и он с ходу накидал:

(Но чем заменишь слово «блядь»?)

Улыбнувшись самому себе на свою бесстыдную проделку, он сглотнул для контроля, и, не почувствовав вкус крови, наконец-то лег и растянулся на кровати, и быстро по-настоящему заснул.

Блокнот свалился на пол.

На следующий день оказалось, что ухо приросло, из носа выдернули окончательно вату, рука затянулась — всё пошло на поправку. «Как на собаке!» — довольно говорили сестры и нянечки. Правда, синяки под глазами были большие. Правда, болел бок и не давал ни вздохнуть, ни… кашлянуть. Правда, шнобиль был, как у негра — широкий и дырчатый. Правда, из переносицы торчали нитки. Но всё это было — чепуха! Чепуха! Процедуры ушли на задний план. Архип позвонил своему влиятельному другу, с которым он катался на корабле и стрелял по бутылкам из «Винчестера», и рассказал, что с ним произошло, попросив разузнать, что там с ружьём. Через пару часов ему сообщили, чтобы он не переживал, всё будет сделано, как надо. И он перестал переживать. Захотелось жрать и курить!

Когда врачи ушли домой, поздно вечером он вызвал тачку к больнице, свернул свои шмотки в пакет, попрощался с обитателями палаты и тихонько вышел за дверь.

Через секунду все-таки вернулся, приоткрыл дверь и, просунув распухшую голову в проем, сказал: «А я вас всё равно всех запомнил! Всех!» И весело, хоть и ни так быстро, как хотелось бы, Архип заковылял по сонной больнице к выходу — тачка ждала.