— Хочу, — говорит.

Я тут же, с ходу, царапаю. (Где-то там листок лежит, зелёной пастой написано… Если не забрала…) Сейчас посмотрю.

Архип бросил резать лук, сходил в комнату, порылся в бумагах, нашёл листок, вернулся.

— Слушай:

(Архип, как гусар, закончил, кивнув головой, закрыв глаза).

Она вообще в слезы. Впечатлительная. Сотку баксов на стол.

— Ты же, — говорит, — не работаешь?

— Нет, — говорю, — отдыхаю.

— Давай, — говорит, — я тебе немного денег оставлю.

Она теперь в банке работает — с деньгами проблем нет.

Я без комплексов — сам знаешь. К тому же, я её когда-то в этот банк толкал. Говорю:

— Оставляй.

Прикинь, дожил — раньше я бабам платил, а теперь Петровна мне. Что, кстати, тоже хорошо — за проведенное со мною время и такие стихи, сто двенадцать баксов — красная цена! Верно?

— Идиот! — ответил Покуль.

Архип, не смущаясь, продолжил:

— Потом помялись ещё маленько, попуцкались, поврали друг другу про любовь и всё такое, стемнело, она к мужу упылила. А я побрился, и побрёл в казино. Накупил фишек и давай сгоряча и с горя номера обставлять. И тут, так покатило… Вот, считай, Петровна и лично, скажем прямо, порадовала (несколько раз), и за квартиру оплатила, и за Сашу (отдельное спасибо), и мясо её, в некотором смысле, жарим. С помидорами.

— Всё-таки ты, сильная свинья! — улыбнулся Андрей.

— Ещё какая! Старый хряк борозды не портит. Точнее, хрена ль им — красивым бабам, как говорится. Сам знаешь. Я на днях парня тут одного знакомого встретил, он мне сказал так: «Хорошая Петровна баба, безотказная. Надо только хорошо попросить. Ни кому не отказывает». Понимаешь? Вруша она конечно отличная. А свинья, братишка, у нас на сковородке. И скоро готова будет. Давай, лучше, «Алюторской» нарежь, как ты умеешь. Развесил уши, Неудачник, про моих девочек слушать. Режь, давай!

Архип пододвинул Андрею пакет с рыбой.

Было время, Архип вообще презирал селёдку. Как вид, как класс, как подвид, как тип, как рыбу, как продукт питания, как, не знаю что. С детства, когда его одного замыкали в квартире, он призирал селёдку… и радио. Он тогда ещё совсем маленький был, жил одно время у тёти Оли. Его замыкали, когда уходили на работу, чтобы никто чужой в дом не зашел. Тогда сильно воровали, могли запросто зайти и при взрослых, а тут ребенок, вот его и замыкали. Радио висело высоко, он не мог достать, чтобы выключить. И весь день приходилось слушать: «То березка, то рябина…», «Жил отважный капитан…» или «Легко на сердце от песни веселой…» Ой, как добивало его радио! Как он его ненавидел! А на столе всегда лежал огромный нож с железной ручкой, на которой было клеймо «ИЗТМ». Нож ужасно вонял селедкой. Дядя Сеня уважал выпить и закусить селедкой. Дом был не благоустроенный, поэтому нож, чаще, только протирался — воды-то не было. И вот, вонял этот нож безбожно! Как он ненавидел этот запах селедки на ноже! Да, и вообще, запах селедки! Да и селёдка-то в то время была только «ржавая», вонючая, гнилая. А тут как-то Покуль говорит:

— Давай возьмем водочки и селёдки.

Зима была, холод — самое время напиться. Но селёдка!

— Нет! — конкретно отвечает Архип. — Только не селёдка. Всё, что угодно, только не селедка! Лучше расколотку сделаем. Из хариуса, из сига или из омуля, на худой конец. Но только не селедка! Селёдку я вообще не ем!

— Давай я сделаю, а ты потом скажешь, — предлагает Покуль.

— Завязывай, Андрей! Я даже запах её переносить не могу. Какая селедка? В «Собачьем сердце» Шариков жрал селедку руками из миски, я чуть не блеванул! Фу-у! — Архип скорчил рожу. — Мерзасть! Кто её придумал?!

— Всё же я сделаю. Для себя. Не хочешь — не ешь. Я тебе говорю — попробуешь, понравится. Не понравится — я съем. Нужно знать, как и какую делать. Договорились? Вот увидишь, не пожалеешь.

С Покулем спорить на эту тему было бесполезно. Архип решил — пусть делает. Себе он купил банку Улан-Удэнской тушенки — макарошки по-флотски сварить.

Андрюха, тогда, выбрал на свой вкус и купил свежую рыбу. Выбрал лук. Дома сам распотрошил, почистил, удалил кости, заправил солью, перцем. Лучком посыпал. Дал отстояться несколько минут. Разложил в «рыбнице». Подал серебристую рыбу на стол. Попробовали. Класс! Под водочку — вообще класс! Давай ещё! Архип не ожидал!

— Это меня Лёня Василевский научил, — сказал Андрей.

— Молодец Лёня!

С Лёней Василевским они вместе как-то работали. Они все втроем вместе работали как-то в Военторге. Номинально Архип был начальник, а Лёня и Андрей — его заместителями. Ох, и хорошие же были тогда времена! Пока Военторги не разогнали. Помнится, как-то их вызвали в Читу с докладом. Те молодцы — всё по-военному, через жопу: звонят в пятом часу вечера и говорят: «Завтра в девять ноль-ноль совещание у начальника управления военной торговли!» Здрасти! Ни раньше, ни позже! До Читы самолетов нет. Поезда ушли утром, а вечерние придут в Читу только после обеда, а в девять ноль-ноль совещание. Что делать? Что делать — садись на машину и дуй в Читу. У Лёни «Десятка». Поедем? Поехали. Лёня был на подъем легкий — сказано, поехали. Погнали они в ночь, сменяя друг друга. Тысяча сто восемьдесят пять километров пути. Можно успеть запросто, если менять друг друга, пока другой спит. Нормально. Несутся. Ночью, уже в Читинской области, темень, тормозят их менты.

— Документы.

— Пожалуйста.

— Куда путь держим?

— В командировку, в Читу, в Управление торговли ЗабВО. Вот командировочные.

— Понятно.

— Всё нормально?

— Нормально. Проезжайте.

Уже когда в машину садились, подошел капитан, говорит:

— Ребята, вы там на дороге, поаккуратней будьте.

— А что такое?

— Зеки сбежали. Два мужика и баба с ними. Часового убили. У них автомат. Прошлой ночью «Жигули» расстреляли. Поаккуратней. Не останавливайтесь никому.

Хорошая новость. «Не останавливайтесь никому!» Дорога вдоль полей идет дугами. Фары встречных машин видно километров за двадцать, пока они с тобой встретятся. Как ночью можно незаметно по такой дороге проскочить? Положи бревно на дорогу — не хочешь — остановишься. А если они мента убили, так у них ещё и форма может быть. Менты, не менты — узнай! Попробуй — не остановись ментам. Они сами тебя расстреляют на ночной трассе, решив, что именно ты и есть тот Зек, только на угнанной машине. Замкнутый круг получается. Что делать? А делать нечего. Ехать надо. Обрадовал, капитан. А они с автоматом. Бревно положили, остановился, «та-та-та» — поминай, как звали. Вот, бля, работнички!

Пришлось Лёне с Архипом всю ночь глаз не сомкнуть, прорываться к Чете, чтобы успеть на драное совещание, так сказать, под свистом пуль, снарядов и бомбежкой. Но ничего — прорвались. Повезло. Зато обратно неслись днём, с копченым омулем, с песнями Высоцкого, с пивом, менее чем за пятнадцать часов. И ещё больше скорефанились. Опасность — сближает работников Военторга.

Архипу всегда вспоминалась эта история из числа многих других, связанных с Лёней Василевским, когда произносили его имя. Но селедка тут была ни причем. Поэтому, похвалив Лёню, Архип добавил:

— Лично меня — Покуль научил селедку жрать!

С тех пор, селёдка — это продукт, который готовит Андрей Андреевич. И больше никто!

Когда Архип с Андрюшей садились выпивать, то любили, чтобы стол был красиво сервирован, насколько это могут сделать двое остроумных мужчин в отсутствии серьезных женщин. Однако всё должно быть разложено по тарелочкам: салатик или овощи, закуски, мясо отдельно, и у каждого своя тарелка, вилка, ножик и салфетка. Только после этого они набрасывались на еду и выпивку, а при такой еде всегда была выпивка — водочка. Андрей быстро ел и пил. Архип выпивал водки столько, сколько мог, но мелкими дозами, а после переходил на пиво, так что водка доставалась Андрею. Тем не менее, всем было хорошо, и разговор продолжался.