В ответ посыпались гнусные, глупые шутки, на которые Архипу было просто поср… в смысле, всё равно он их не прослушал.

— Да, да — я тоже рад вас видеть, — ответил он, взял ложку и попробовал уху.

Юля ждала, пока остынет суп, поэтому нехотя ковыряла вилкой в салате.

— Может, после обеда прогуляемся на Байкал? — предложил Архип.

— Давай. С удовольствием, — ответила Юля.

— Вдвоем пойдем?

— Давай вдвоем.

— Хорошо.

Волны хлестали в стену утеса. Стоять на краю скалы было опасно — дул сильный ветер, как часто бывает на Байкале, почва под ногами состояла из мелких-мелких камушков, которым осталось чуть меньше тысячи двухсот тридцати лет, чтобы превратиться в песок, поэтому они нещадно скользили, к тому же, мог случиться солнечный удар, и тогда, человек свалился бы в Море. Но Юля с Архипом стояли на самом краю.

Красота! Высота! Ширь!

Чайки внизу под ногами, кажутся маленькими птичками — вот какая Высота.

Ширь — от горизонта до горизонта Тайга и Море, растворяющиеся далее в безоблачном Небе.

А Красота — это вообще не передать! Красота и красота, — и баста, ребята!

— Здорово! Красота-то, какая! Помирать не охота! — ветер раздувал Юлькино платье.

«Вот и она о смерти, — подумал Архип. — Почему на Байкале эти мысли всех посещают?»

А вслух произнес:

— А придется! — он шутливо схватил её и сделал вид, что сейчас столкнет её в бездну. — Полетаем?!

— Ай! Перестань, дурак! — Юлька отшатнулась от края.

— Не боись! — он держал её крепко.

Но она перепугалась всё равно.

Архип посмотрел вниз, представил, как бы она сейчас урылась в волнах и стала бы медленно погружаться на дно в прозрачной воде, раскидав свои руки и волосы. А вокруг бы кружили дельфины. (Какие дельфины? Ну, не дельфины, так нерпы!) Подумал и плюнул вниз следом. Ветром слюну размазало по скале.

— Недолет, — оценил Архип.

— Отпусти меня, — Юлька хотела, но страшилась вырываться — скользко и край рядом.

Он вместе с ней сделал шаг назад. У неё отлегло.

— Ты, правда, решила, что я тебя брошу?

— С тебя станется, — она зло отдернула руку и отошла. Присела на теплый камень.

Архип подошел.

— Не переживай, Зайчонок, я тебя не брошу.

— Не бросишь? — переспросила Юлька. — Это, в каком смысле?

— В каком хочешь, — Архип закурил.

— Ну, спасибо, — она улыбнулась, думая про что-то свое, видимо, девичье.

Архип смотрел на море, на чаек, на облака.

— Действительно, очень красиво! Я был в Париже — там красиво, в Берлине — тоже очень, в Дели — симпатично, где только не был — везде красиво. А вот на Байкале, — совсем ни так! Всё по-особенному! Сурово, надежно, крепко! Совсем ни так.

— Каждый кулик свое болото хвалит, — произнесла Юля.

Архипа, как током ударило!

— О-па, — Архип быстро развернулся, указывая на неё пальцем. Сигарета выпала из рук. — Поняла?

— Что?

— То, что ты сейчас сказала.

— А что я такого сказала?

— «Каждый кулик, свое болото». Поняла? То есть, наши предки, когда эту поговорку придумывали, уже знали, что мы на болоте.

— На каком болоте?

— На каком, на каком? Я тебе про книгу рассказывал, помнишь? Про болота и катастрофу. Вот ты мне и эпиграф подсказала. «Каждый — Своё болото», свою Прокаженку, свою Татару, свои Родники, свою Кирпичку! Свою жизнь! Зашибись! Болото! Кулички и Болото. Улетать надо в теплые края, а вам придется зимы ждать, чтобы выбраться, потому что ваши Крылья в Болоте утонули. Придется ждать и пешочком по льду и по снегу. Кто выживет, Кулички? Только Оляпки зимой выживают, которых жизнь заставляет в прорубь нырять! И летом им классно! Точно! «Своё болото».

— Ты сумасшедший.

— Да-да! Я сумасшедший, а ты — молодчина! — Архип радостно поцеловал Юльку. — Мне этой связки не хватало. Чувствовал, что что-то где-то есть, а не мог понять что. Теперь понятно — всем мы птахи слабые среди болот поганых, а улететь не можем. Тенденция такая: хочешь, а вот — на, выкуси! — и он слепил страшную фигу. — Ха!

Солнце палило. Ветер обдувал. Кричали чайки. Слышался звук лодочного мотора.

Далеко, у острова, похожего на крокодила, прыгала по волнам моторная лодка.

— О, батя как раз в запретку пошел, — крикнул Архип, чем-то довольный, кивнув в сторону лодки.

— Кто? — не поняла Юлька.

— Батя. Не важно. Теперь же всё склеится, понимаешь?! Молодец, Зайчефундель! Ты — умочка!

Архип поднял руки к небесам и засвистел в след уходящей лодки! Потом громко запел: «Море, Море — мир бездонный, пенный шелест волн прибрежных! Над тобой встают, как зори, над тобой встают, как зори, нашей юности надежды!!!»

Юлька смотрела на него ласково (после таких слов) и с удивлением: пацан и пацан. Мужику, почти, сорок лет, а в голове чери-чё. Болота, кулички, полёты. Но ей это нравилось — с ним не соскучишься. И в обиду не даёт, и лишнего больше не спрашивает, недомогает постоянно вопросами, как другие: когда, с кем, как? Спросил, ответила, забыли. Одно плохо (а может быть, хорошо) разница в двадцать лет. Отец, когда узнал, чуть не рехнулся. Мать — нормально, отец завопил. Они же оба младше его: отец на две недели, мать — на полтора года. Кошмар!

Она вспомнила, как родичи приехали к Архипу «знакомиться». Архип не ожидал, но стол быстренько сварганил. Сели, выпили. Он ничего ей не обещал, но в такой ситуации оказался на её стороне, хотя и родителям ничего толком не сказал. А когда отец, напившись, стал ему гадости говорить, Архип не разозлился, а рассмеялся и ответил так: «Будешь на меня давить и пугать, Антон, Юлька возьмет, забеременеит и родит. Ты тогда замучишься своему внуку объяснять, почему дедушка с бабушкой младше папы!» Отец не понял. А Архип выпил рюмку и пояснил: «Не врубаешься? Мы живем, да живем. Ей уже не десять лет — совершеннолетняя. Нас всё устраивает. А надоест — разбежимся, хули в жопу-то орать?» Но отца, как подкосило. Он долго молчал — не мог разгадать кроссворд про внука. Потом, вроде, дошло, успокоился и больше не рыпался. И, слава Богу. Мать, зато, не против, а это — главное.

Юлька непроизвольно улыбнулась.

— Чего смеёшься? — спросил Архип.

— Да, так — балбес ты.

— Ни балбес, а рахит жизнерадостный, — улыбался Архип. — Как я тебя учил?

— Нет, ты бал-бе-ес! Хотел меня утопить, — ветер раздувал Юлькины волосы, она нарочно, типа обиделась, надула губки. — Балбес.

— Утопить — дело не хитрое. Тем более в Байкале — бульк, и никто тебя уже не найдет!

— Почему не найдет?

— Байкал трупы не отдает?

— Как это?

— Ну, не отдает, и всё. Не всплывают трупы. Вода холодная и эти, как их, рачки-бокоплавы, какие-то, поедают все моментально. Фигня такая маленькая, как креветки, только гораздо меньше, налетают, как муравьи и труп съедают. Говорят, даже костей не остается. Мы как-то отдыхали там, на Мандархане, — Архип махнул вправо — видимо там, по его мнению, находился Мандархан, — один мужик рассказывал.

— А что такое Мандархан?

— Бухта такая. Там вода теплая и мелкая, почти полкилометра, и всё по пояс. Туда с детьми ездить хорошо: дети купаются, следить не надо — не утонут. Короче, там один мужик рассказывал, что во времена перестройки приехали к ним в деревню гопники. А деревня их на берегу стоит, не далеко от Мандархана — МРС называется (Маломорская ремонтная станция, кажется, переводится — не помню точно, но не в этом суть). Тогда модно было в рэкетиров играть, типа, данью обложить магазин и потом приходить сливки снимать. И приехали из города эти балбесы (вот уж кто настоящие балбесы) в МРС местный магазин данью обкладывать. А в магазине том работала женщина одна, её муж был самый, наверное, известный бандюган во всей округе. У него несколько ходок и все по сто второй — как драка, он силы не рассчитает, и — жмур. Здоровый, говорят, такой был, всё ему было по барабану. Как-то, говорят, даже Пьеха приехала отдыхать, так он пригнал на своей моторке, забрал её и увез куда-то на острова. Потом привез. Она довольна была. Ну, ладно, это, наверное, миф. А вот то, что мужик рассказывал — на правду похоже. Короче, этот её муж узнал, что приехали гопники, пришел, тут же в магазине отметелил всех по первое число, потом погрузил их на свою моторку, вывез на середину пролива и говорит: