Здесь редко бывает свежо, ярко, тепло и чисто, особенно когда нет денег.

Почему я один? Да потому, что я не боюсь оставаться один. Я не одинок, я, скорее, уникален. Я сам себя не раздражаю. И мне есть, о чём с собой поговорить. Бежать в общество, в толпу, для меня также тоскливо, как тебе сидеть в пустой квартире.

Общество боится моего эгоизма, презирает меня, считая мерзавцем, поэтому и не принимает — для него я чужак, опасный чужак! Да и хрен с ним! Но и у меня были и есть друзья.

А ещё мне пришло сегодня, когда я с охуенного похмелья, отмачивался в ванне и представлял, что меня пытают, такое:

«Да, физически ты сильней меня. Ты палач, тупой здоровый «вершитель правосудия». Тебе всё разрешено вашими ёбаными законами. Ты будешь меня бить, пытать и потом убьёшь. Но ты, поэтому и палач, чучело в маске, что у тебя нет мозгов и нет ума, а только твои инструкции по применению. Ты духовно ноль! Ты только и умеешь выполнять приказы, потому что не умеешь жить собственной башкой. Ты с ней не дружишь. У меня нет выбора, мне остается терпеть и ждать. После того, как я отдам концы, я буду ждать тебя на небесах. Там нет материи. И мне будет плевать, как ты изувечил моё тело. Там нет физической силы. И то, что сейчас ты здоровее меня, там не будет иметь никакого значения, может быть, там ты будешь не больше мухи. Там только дух. Вера и Сила духа. Вот там мы посмотрим, кто кого?! А пока бей, чего же делать?»

Мелкий снег. Говорят, «как манная каша». Мелкий снег в начале апреля. Сразу не тает, долежит до вечера. А под ним грязь. Белую дорогу пересекают черная цепочка следов. Сыро и птицы поют. У них весна, они теперь без умолку поют, пока не стемнеет. Снег ложится на ветви мокрых деревьев и выдает их тайну. Шитые белым ветви выказывают все свои изгибы и скрученности. И оказывается, что деревья далеко не всегда тянутся к солнцу. Темные сырые деревья на белом фоне снега кажутся большими травинками. Я запросто двумя пальцами сейчас начну их вырывать из мягкого влажного грунта. Легко, как мокрец из клумбы. Правда, мокрец зеленый, а деревья черные, но грунт кажется рыхлым под снегом. Я сейчас вырву их все и сложу у дороги. Пусть будет огромная площадь. На ней под солнцем, будет расти трава. Снег, как крупа!

Иногда я пишу: «Я почему-то постоянно собой не доволен. Что за дурацкая натура? Чего бы я ни добился, чего бы я ни получил, чего бы я ни выиграл, постоянно кажется мало, недодали, обманули. Но ещё больше я не доволен другими, их поступками, их манерой поведения. Понятное дело, я не доволен своей страной, устройством мира и самой жизнью. Это конечно очень плохо. Казалось бы, чего желать, всё есть, здоровый сильный, не глупый? А вот, нет! — не доволен чем-то, и всё тут! Все подвергаю сомнению, ни во что не верю, критикую. Хотя, конечно, не так все серьезно, и у меня есть друзья, и я готов за них… однако именно эта черта характера мне мешает быть счастливым, но вот это самое «хотя» опять же от собственной неуверенности, и я снова собой недоволен, что смалодушничал и оставил себе возможность отступить. Естественно, я пытаюсь с этим бороться, но что из этого получится? А в глубине души считаю себя трусом, неудачником и мерзавцем».

А стоит выглянуть солнцу, как: «Я благодарен Создателю за то, какой я есть. Сейчас, сейчас ребята, я выпью пивка и продолжу. И так, я ему благодарен за то, что Он мне дал и за то, что Он дал мне стать таким, какой я есть. У меня средний рост — это нормально. Я могу купить себе всё, что захочу своего размера. Я знаю достаточно много людей, которым приходится побегать, чтобы найти себе нужного размера вещь. И маленьких и больших. Особенно сложно в этом случае женщинам. У меня же все нормально: и рост и комплекция. Так что в этом проблем нет, а это снимает сразу тысячу никому не нужных проблем. Об этом даже не задумываешься — это как само собой. И точка! Внешне я, по-видимому, тоже скроен не плохо. Конечно, меня многое не устраивает, но многим я нравлюсь, а это дает мне повод думать, что я достаточно хорош, и это меня устраивает. Более того, я похож на одного известного актера, я это знаю, а других и это привлекает. Меня это устраивает. Я доволен. Пусть так и будет. Не смотря на мой сломанный нос. У меня было много женщин. Привлекательных женщин. Все они были разные, но все имели вкус: красиво выглядели, одевались и требовали самого лучшего. И они меня получали. На время. Потом я им давал понять, что есть лучше, и они соглашались, и я уходил. Это тоже Его дар. Редко случалось, когда я не мог с первого раза убедить. Я умею вести беседу. Хвастаюсь? Да, это похоже на то. Но как Вам рассказать о себе, не говоря постоянно «Я, я, мне»? Я достаточно начитан. Не плохо разбираюсь в людях, в ситуации, в жизни. Образован достаточно. В меру хитёр и, как надо, умен. Быстро учусь и усваиваю. Ориентируюсь в лесу и в ситуациях без особого труда, и достаточно мимикрирован (или мимикричен — не знаю как правильно). Говорят, у меня есть актерский талант. Наверное, думаю я, но больше того я просто быстро способен влезть под чужую шкуру. Так легче читать мысли других. Немного информации о них, их жизни или их внешний вид и их способность о чем-то рассуждать, и всё — я уже способен понять человека. Спасибо и за это. Я умею ждать, выжидать, преследовать и навязывать. Умею и навязываться, и вовремя свалить. А что ещё нужно для выживания?»

Когда я вспоминаю Петровну, я пишу:

«Сквозь бокал горит огонь, это солнце пытается напиться и оказаться рядом со мной, прорываясь ярким пятнышко в стекле!

Я сегодня не уходил, но спал и видел сны.

Ты хочешь узнать, откуда взялась неудача?

Да не откуда — она всегда с нами (впрочем, как и удача).

Смотри, летят лебеди! Над нашей рекой — лебеди!

Помнишь, мы любили?

Нет, ты не помнишь, а я помню.

Сегодня у тебя дети, бабушка и уставший муж.

А у меня Паша Кашин и много свободного времени, чтобы помнить.

Курить? Да я еще курю… Буду! Мне нравится выпускать дым изо рта, и вспоминать поля в верховьях нашей реки, где бродят журавли.

Сегодня уже заканчивается, и мчатся черные звезды по диагонали неба внутри меня, там, где мой Арлекино и Манекен швея, связав свои руки, наблюдают, как мутнеет вода. Скукум Чек — мутные воды, так звали мою собаку, над которой я плакал, закапывая её в земной шар.

Руками тонкими и красивыми, ты выводишь на воде стихи, отогревая их после в горячем снегу.

Пусть уходят тропы вверх за холмы, но мы-то знаем, что придем туда, где счастливы все кроме нас!

А зачем нам счастье, если мы по разную сторону скромных застенчивых гор, навеянных сумрачными мечтами утонувшего моря?

Я знаю, как хочется летать, когда болят крылья!

Я знаю, как хочется ползать, когда тебя обожествляют!

Допей свое солнце. Пусть все допьют!

А мы уйдем. Уйдем в край, где твердые облака и мягкий снег ручьями пытаются пробудить к жизни кипарисы, которые там не растут.

Видишь, опять пришел семьдесят первый год, и ты родилась.

Радуйся и плачь — тебе жить… и вновь встречать меня!»

Но, зная с кем она сейчас. Добавляю:

«Я взял тебя на три года и вернул тебя тебе улучшенной. Усовершенствованной, более богатой и менее прихотливой в сексе. Ты рада? Теперь он твой. Я обточил твои углы, отшлифовал поверхность и внутренность, оттер, ошкурил, прилизал. Теперь ты ему лучше подходишь. Пользуйся и благодари. И продолжай делать вид, что ты всё ещё любишь».

Лично я теперь уже не представляю, как бы жил, останься с тобой. Ты продолжала бы ездить в командировки и на соревнования со своими сотрудниками, после которых у меня пышнее колосятся рога. Твоя дочь-подросток доставала бы меня своими вопросами и подростковыми дерганьями, шантажом, что, якобы, уёдет к папе и тогда я буду знать… А я помню, как просыпаясь утром, ощущал «папу» на краю нашей с тобой кровати — он смотрел телевизор, ждал, пока ты оденешь дочь, чтобы он мог свозить её куда-то там к вашим родственникам. А я голый, под одеялом, должен был здороваться с ним, и лежать, ждать, пока вы натянете свои колготки. Да я просто разорился бы на ваших колготках!