Я нажала на список контактов – ага! В нём был номер, принадлежащий некому "К", с цифрами, которые мне были знакомы очень хорошо. Только от вида их мне захотелось одновременно плакать и смеяться.

В кровь ворвался кислород, когда трясущиеся пальцы коснулись кнопки "позвонить". Затем... Звонок. Только гудки отзывались звоном откуда-то недалеко.

Он исходил прямо из-за двери в мой номер.

Из-под моих ног, на низких каблуках, ушла земля, весь воздух покинул лёгкие, пока я, лёгкая как пушинка, припала к двери. Поэтому до боли знакомый голос, проходящий сквозь пластик и металл в моей руке, чтобы осесть в голове и сердце, ставил моё бодрствование под сомнение.

Щипок за руку убедил меня в ясности сознания, а потом и в чудесной, очаровательной надежде. Потому что голос Кристиана просачивался через покрашенную деревянную дверь, разделявшую меня с коридором.

Я приподнялась на цыпочках, глядя в маленький золотой глазок. Там, как по волшебству, как в сказке, стоял предмет моих мечтаний. Кристиан стоял по другую сторону этой богом забытой тюрьмы с суровой щетиной, одетый в футболку, фланелевую рубашку, джинсы и бейсбольную кепку... как будто... будто он был обычным парнем, а не принцем. Словно он был просто Кристианом, навещающим Эльзу. А не Наследный Великий Герцог Эйболенда, тайком пробравшийся в одиннадцать часов вечера к номеру Наследной Принцессы Ваттенголдии в "Георге V".

— Открой дверь, Эльз, — тихо пробурчал он. Не в телефон, а мне, словно он знал, что я уже раздевала его глазами.

Поэтому я открыла.

В то мгновение, когда все преграды, разделявшие нас, наконец, были преодолены, слова, что вертелись у меня на языке эти две несчастные недели, совершенно вылетели из моей головы. Были только он и я, и больше ничего не имело значения. Ни мои родители, ни его, ни Мэтт, ни что-либо ещё.

Мои пальцы добрались до его рубашки и слегка вцепились в серую, полинявшую ткань, пока он не пал жертвой очевидного магнетизма между нами. Как и я сама. Он вошёл в комнату, в то же время закрывая дверь пинком, посылая трепет вдоль моего позвоночника и ниже, превращая моё тело в живой, горячий провод, готовый воспламениться. Сейчас его глаза, такого удивительного, выразительно янтарного цвета, расширились и стали ещё темнее. В них читались страсть, облегчение, и щемяще прекрасное количество нежности, вызывавшие во мне столько смирения и волнения, сколько не мог ни один другой взгляд.

Его голос был хриплым и сексуальным, когда он промурчал моё имя. В этом было столько истинного вожделения, и только для меня, что было совершенно невозможно сдержаться, чтобы не провести нежно пальцем по его манящим губам. Как могло моё имя, когда-то считавшееся скучно старомодным, звучать так невероятно чувственно из его уст?

Он здесь. Я здесь. Мы здесь, и мы вместе.

Нам так много нужно друг другу сказать. Обдумать. Но всё, что я могла вымолвить, это то, что было важно:

— Поцелуй меня.

— Я уж думал, — сказал он мне своим восхитительным голосом с акцентом, — ты никогда не попросишь.

"Оу, а он вообще умеет целоваться?" — мечтательно размышляла я, когда губы Кристиана встретились с моими. Они дразнили, мягко разжигая желание, вызвавшее мощное землетрясение в самом центре моей груди и цунами в моих трусиках. Потребность мучительно переплеталась с экстазом, и сквозь туман блаженства, заполнивший мой номер, я поняла вот что: мне никогда не приходилось чувствовать подобное. Ни с Нильсом, ни с Тео, ни с кем из тех, с кем была близка. Я хотела их, да, но это было подобно маленьким глоткам из стакана воды в сравнении с тем, чтобы, потерявшись в пустыне, неистово желать утолить сокрушающую жажду.

Я зарылась руками в его роскошную темную шевелюру, чтобы притянуть его ближе, восхищаясь тем, какими мягкими и шелковистыми были локоны. Сыпучие завитки оплели мои пальцы, и в награду я получила прекрасный, сексуальный звук, исходивший из глубин его груди.

Кстати...

Я выпустила его шикарные волосы, поклявшись вскоре к ним вернуться, ради того, чтобы медленно стянуть с его атлетических плеч фланелевую рубаху. Мои пальцы легонько пробежались вдоль его рук, пока он не содрогнулся от моих касаний. Да, мои жадные мысли так и лезли в голову. Чем дальше, тем больше.

Следом была снята футболка, и, о Боже! – его грудь – его рельефная, крепкая, красивая грудь, которая отправила бы любого голливудского актёра нервно курить в туалете – была здесь, чтобы я трогала её. Ко мне пришла ещё одна мысль, очень настойчивая: мой.

Я упёрлась в дверь, в ту самую, через которую он вошёл, и когда он прижался ко мне, то мне было приятно узнать, что он был также возбуждён, как и я. Как же здорово осознавать, что у этого мужчины эрекция, потому что он со мной. Потому-что он трогает и целует меня. Сильная нога скользнула между моих бёдер, широко разведя их в стороны. Я тяжело дышала, ведь я так сильно хотела его. Он снова прошептал моё имя, и если бы я уже не была мокрой, то стала бы такой, от этих чувственных, томных звуков из его уст.

Как вообще мысль о том, чтобы отказать ему, когда-то казалась мне здравой?!

Его пальцы повторили мои действия: они поднимались, едва касаясь моих рук, электризуя каждый волос на моём теле. Вдоль локтей, обходя плечи, чтобы коснуться ключицы, а затем вниз, слегка задевая мои соски.

О, небеса! Я опасно близка к тому, чтобы зарыдать от желания. Сделай так ещё раз!

Но мне не пришлось говорить это вслух, ведь он сделал то, что я хотела – короткими, лёгкими прикосновениями, от которых я совсем вжалась в дверь. Его горячие губы добрались до моей шеи, и стрела молнии пронзила меня до самого основания, когда он о–как–же–нежно посасывал её.

Я этого не переживу. Боюсь, что я просто растаю, прямо на этом месте.

Когда его зубы покусывали мочку уха, его пальцы перебрались вниз, чтобы развязать пояс на моей талии. Моя рука блуждала за спиной, нащупывая дверной замок. Он отстранился, в любопытстве, и в эту одну несчастную, великолепную секунду я засмеялась.

— Ты уже не со мной? — его голова опустилась к моей, теребя носом мою щёку. — Ты отвлеклась, смеёшься... не то, чтобы мне не нравится твой смех, просто...

Я взяла его за подбородок, покусывая его нижнюю губу.

— В этот раз я никому не позволю помешать нам. Не стоит доверять ещё какой-нибудь кастрюле упасть и всё испортить. Поэтому, пока я окончательно не потеряла рассудок, я должна запереть дверь.

Он дотянулся ещё выше, до засова. Тихое шипение металла по металлу сообщило мне, что можно продолжать.

— Эльз?

— Крис?

Он ослепительно улыбнулся.

— Я готов помочь тебе потерять рассудок. Поцелуй же меня.

Что я с радостью и сделала.

Прошла вечность, или час, или всего одна минута, как Кристиан расстегнул все малюсенькие пуговицы по всей длине моего платья-рубашки. Его края были широко распахнуты, делая меня уязвимой перед его пылким взором.

Я увидела, как он сглотнул.

— Без лифчика?

Я покачала головой, рассыпая по плечам свои тёмные волосы.

— Господи, — он аккуратно взял в свои большие ладони мои груди. Потом тише, — Господи, — и провёл большими пальцами с обеих сторон вдоль линии груди, касаясь моих чувствительных сосков, и я закусила губу, чтобы мой стон не звучал слишком громко.

Он моментально убрал одну руку с груди, чтобы перенести на моё лицо, поворачивая его так, чтобы я посмотрела на него.

— Больше ничего не скрываем.

От смятения, которое, по всей видимости, появилось в моём взгляде, он добавил:

— Я не хочу, чтобы ты сдерживала настоящую себя, когда ты со мной. Не здесь, не сейчас, никогда. Не опять. Если хочешь кричать, или стонать, или смеяться, или делать что-то ещё, когда я касаюсь тебя, делай это. Потому что, уверяю тебя, я хочу слышать всё это.

Для верности он приник губами к моей груди, в тот же миг выманив из меня стон. Я совсем обезумела в исступлении, и всё равно молилась о том, чтобы это происходило наяву.