В тот период главой посольства США был Джозеф Дэвис, к которому я и отправился, чтобы объяснить свою точку зрения и попросить его помощи не только потому, что я был американцем, но и потому, что среди прихожан было много американцев. Прежде я бывал у посла только в тех случаях, когда он передавал мне щедрые пожертвования для моих бедных прихожан. Я сказал ему, что, если Советы вынудят меня силой передать им эти записи, мне придется последовать за ними, может быть, даже в тюрьму, если дойдет дело до открытой борьбы. Я был полон решимости так и поступить, отстаивая те моральные принципы, которые я считал своим правом и долгом защищать. В официальном письме к М. М. Литвинову, министру иностранных дел, посланник США пояснил, что это дело моей совести, и было бы лучше, если бы советское правительство не настаивало на этом. Французский посол Поль-Эмиль Наггьяр также проявил большую мудрость, глядя на это дело философски, и поддержал мою позицию. Советы отступили. Было много других способов сделать мою жизнь «интересной», так что забота советского правительства о моем благосостоянии и комфорте никогда не прекращалась.

Я продолжал служить капелланом американских католиков, но обстоятельства вынуждали меня уделять большую часть моего времени удовлетворению духовных запросов многочисленных русских людей. Прихожане из других регионов страны не имели официальной информации о нашей церкви, тем не менее они находили дорогу к ней, приезжая со всех уголков страны. Было замечательно видеть, как сведения о церкви Святого Людовика передавались из уст в уста, из одного города в другой. Раз в год на праздник Пятидесятницы я публично проводил таинство конфирмации для всех, молодых и пожилых, кто обращался ко мне. Обряд происходил в просторном пресвитерии перед главным алтарем при огромном стечении народа. Такие события напоминали раннюю историю христианства, когда собирались люди многих национальностей. Каждый возносил молитвы на своем языке: там были русские, украинцы, белорусы, немцы Поволжья, а иногда армяне с Кавказа.

Во время этих церемоний в другом конце церкви я видел шпионов, которые цинично смотрели на происходящее, высматривая, за кем из прихожан они будут следить. В глазах Советов и особенно «Общества воинствующих атеистов» все шло слишком хорошо для церкви Святого Людовика и особенно для меня. С их точки зрения, надо было что-то сделать, чтобы показать, кто здесь хозяин. Комментарии к Священному Писанию, одухотворение от размышлений о вечных истинах, проповеди на темы религиозной морали — все произнесенное с кафедры наполняло богоненавистников негодованием и гневом. В следующей главе будет рассказано, как Советы выражали свою ярость через серию кощунственных нападений на церковь, в которой я был настоятелем.

В церкви Святого Людовика я продолжал делать все то, что не могли делать арестованные католические священники, — я совершал священные таинства. Таким образом, я расстраивал все планы властей по уничтожению так называемых «религиозных предрассудков». Советские власти сами были виноваты в том, что ко мне приходило столько русских верующих, но для них было важно любой ценой отбить у меня охоту исполнять мой священнический долг в этой церкви. Как это сделать? Ждать мне пришлось недолго. В самый разгар моей религиозной активности наша церковь, предпоследняя из оставшихся в Москве, пережила последовательно пять «ограблений» и два злонамеренных святотатства, одно за другим.

После каждого «ограбления» я лично подавал требуемую жалобу в милицию, извещая при этом и американское, и французское посольства. А так как наша церковь и так висела на волоске, я полагал, что будет более осмотрительным не вмешивать иностранную прессу, что привлекло бы ко мне еще больше нежелательного внимания. Что касается советской прессы, то ТАСС, который всегда был рад освещать кремлевскую пропаганду антирелигиозного характера, проигнорировал факт пяти повторяющихся осквернений в отдельно взятой церкви, не считая это новостью, заслуживающей внимания.

Не хочу утомлять читателя подробностями этих тщательно спланированных ограблений, но одно очень важно помнить: месторасположение нашей церкви по соседству с Лубянкой. И, несмотря на это, самая опытная полиция в мире была «неспособна» найти следы исполнителей этих «ограблений»! Здесь, поблизости от Лубянки, не было ни одного квадратного метра, за которым не наблюдали бы НКВД — НКГБ. Часовые, вооруженная охрана, люди «в штатском» и милиционеры в форме обеспечивают круглосуточное наблюдение за всеми строениями, среди которых находится церковь Святого Людовика. Чтобы не видеть и не слышать ничего, что происходит на улице, похожей на крепость, надо было крепко зажмурить глаза и заткнуть уши.

Самая большая из «краж» произошла как раз в рождественскую ночь 1940 года. Целый день в церкви было большое ликование, праздник начался с полночной Мессы, на которой пел прекрасный многоголосый хор. Целый день при огромном стечении народа, прибывшего изо всех уголков страны, проходили праздничные службы и проповеди, было много исповедующихся и причащающихся, много детей, которых принесли крестить. Мы украсили церковь как можно лучше, чтобы отметить рождение Божественного младенца. Маленькие девочки и мальчики рассматривали ясли, как и во всем мире в праздник Рождества. После трех предыдущих краж все более или менее было приведено в порядок. В церкви была атмосфера спокойной духовной радости и глубокого религиозного чувства, восхваления Богу произносили на русском языке во время Благословения Пресвятыми Дарами: Да будет благословен Господь! Эти слова произносились без вызова и раздражения, и, конечно, без ненависти к воинствующим атеистам, выкрикивающим оскорбления против Создателя всего сущего. Все было в порядке, когда я закрывал церковь ближе к вечеру, после того как последний русский покинул ее.

Они выбрали эту Святую ночь, чтобы вновь ворваться в церковь, разорить ее, раскрыть дарохранительницу главного алтаря, разбросать Пресвятые Дары по алтарю, оставив пустой киворий стоять перед дверцей дарохранительницы. При всей своей самоуверенности первые агенты ЧК никогда не осмеливались оскорблять Бога в такой отвратительной манере. В тот раз под покровом темноты во время одного из самых торжественных праздников года церковь Святого Людовика была варварски осквернена. Не удовлетворившись оскорблением Бога, присутствующего в Евхаристии, хулиганы проникли даже в ризницу и все превратили в руины; не в состоянии открыть высокие стальные двери, оборудованные дореволюционными замками, они пробрались через задние двери. Когда утром в день Святого Стефана я пришел в церковь, меня ждал ужасный разгром.

Ни один замок не был сбит, в том числе и висячие йельские замки; они проникли в церковь, распилив ножовкой стальные решетки на окнах в пресвитерии, в то время как ризница была взломана со стороны садика позади церкви. Разрушение таких дверей должно было быть прекрасно слышно ночью в этом хорошо охраняемом квартале. Кроме нескольких священных сосудов из драгоценных металлов я лишился прекрасной золотой дароносицы с надписью Agnus Dei на боковой поверхности — это был подарок на мое рукоположение от кузена из Страсбурга. Старинное блюдо из золота и серебра также исчезло; грабители унесли сутаны и альбы для мальчиков-министрантов; исчезло большое количество уникальных алтарных покровов, однако мои ассумпционистское монашеское облачение и пояс остались нетронутыми.

В тот же день я сообщил об этой «краже» в местное отделение милиции, начальник которой прилежно все записал. На следующий день в церкви появилась группа так называемых криминальных следователей впечатляющего вида; для придания себе большей важности они взяли двух собак-ищеек и совершили показательный поиск отпечатков пальцев. Они долго тыкались во все углы и что-то вынюхивали; сыщики ползали на коленях и делали все так, чтобы это заметили мои прихожане-дипломаты. Их целью было, конечно, произвести впечатление на иностранцев, которые пришли выразить сочувствие и лично увидеть разрушения. Министерство иностранных дел знало, что посольства и миссии пошлют сообщения своим правительствам. На следующий день следователи прислали в церковь свой отчет, информируя нас, что преступники были, скорее всего, многоопытными, так как никаких улик не обнаружено! После одной из предыдущих «краж» посольство США послало жалобу в МИД, единственный департамент, к которому они имели доступ. Ответ, который мне показали, информировал посольство, что это особенное «ограбление» произошло из-за моей неосторожности. Якобы я по невнимательности, закрывая церковь, запер «грабителей» внутри, а они только и ждали такой возможности! «В высшей степени смехотворным» назвал служащий посольства такой ответ. У меня же были причины считать, что все эти «кражи» были спланированы советскими органами, но я не мог ни при каких обстоятельствах сказать это.