М-1, на котором мои «ангелы-хранители» меня преследовали, был «чистопородный» советский автомобиль. В его двигателе не было ничего лишнего и никаких технических аксессуаров. Я ездил на этих автомобилях и знаю их: после достижения определенной скорости эта штука просто начинает разваливаться. Время от времени, просто для развлечения, когда они преследовали меня, я жал на акселератор моего «Рено-14» и получал массу удовольствия, когда они, пыхтя, устремлялись за мной на своем М-1, но вскоре исчезали из вида. Я не стремился уйти от них, я прекрасно знал, что по их тревоге меня может остановить любой милицейский патруль.

Но они бы это сделали только в самом крайнем случае; они, должно быть, знали, что мне нечего скрывать и в моих планах не было свержения власти. Они могли видеть меня на загородных кладбищах и проверить, что я делаю, когда посещаю больных в их избах. Но их начальство требовало, чтобы они следили за мной, и они делали это. Ответом на скорость моего автомобиля стало появление у них «форда» модели 1937 года. После 1939 года и «освобождения» советскими войсками балтийских республик было удивительно видеть большое число зарубежных автомобилей в распоряжении МВД. С того времени все автомобили секретной полиции и других служб подобного типа были иностранного производства.

В своих пресс-релизах для иностранных журналистов ТАСС обходил полным молчанием аресты священнослужителей, закрытие церквей и другие религиозные репрессии. Новости с положительным отношением к религии сообщаются после жесткой цензуры в тех случаях, когда советская пропаганда может извлечь выгоду из таких сообщений. Например, в 50-е годы советская цензура не только пропустила, но и поддержала серию репортажей о религиозных представлениях и обрядах в Ереване. Одна из статей была написана корреспондентом «Нью-Йорк Сити дейли», имеющим большой опыт работы в СССР, который прекрасно понимал, что его информация дает совершенно искаженное представление о положении с религией в СССР.

В течение двух десятилетий, предшествующих Второй мировой войне, советская пресса и репортажи иностранных корреспондентов из Москвы изобиловали сообщениями о якобы контрреволюционной деятельности покойного патриарха Тихона. Лишь несколько обозревателей за пределами России заметили, что имя этого достойного человека публично восхваляется теми же людьми, которые так активно поносили его в начале 1920-х, пока он не скончался в 1925 году узником ОГПУ[129].

В середине 30-х годов ТАСС пытался настроить международное мнение против лютеранских пасторов из колоний немцев Поволжья, которые после нападения Германии были разогнаны по приказу Сталина. Такая же тактика использовалась для гонений на баптистов и адвентистов Седьмого дня, которые к тому времени уже влачили жалкое существование. Иностранные корреспонденты все время получали «сводки новостей», ловко сфабрикованные с целью оклеветать евангелистские и реформаторские протестантские религиозные сообщества, которые пока еще продолжали существовать. Иудейские и мусульманские организации испытали тот же способ публичной известности. Когда всему миру была представлена пародия на правосудие в судебном процессе по делу католических епископов Северо-Западной России, злобно преследуемых главным прокурором Андреем Вышинским, ТАСС снова снабжал мировую прессу сведениями, основанными на вырванных признаниях. Не считая этих примеров, обо всем, что касалось общей религиозной ситуации, молчание советской и иностранной прессы было полным.

Практически все сообщения иностранных новостных агентств лишь переписывались из местных газет. И можно сказать, что, несмотря на присутствие в советской столице многочисленных иностранных корреспондентов, западный мир оставался в неведении относительно продолжающейся религиозной трагедии верующих всех конфессий; и в том числе подконтрольной государству Русской Православной Церкви. Я являюсь свидетелем этой многолетней государственной политики. Когда иностранным корреспондентам удается раздобыть надежную информацию о религиозной ситуации и связанных с ней трагедиях, советская цензура попросту блокирует ее передачу. Некоторые журналисты предпринимают попытки переправить свои сообщения за рубеж, но большинство не придают большого значения таким событиям и просто игнорируют их, этим частично объясняется заговор молчания многих крупных новостных агентств, старающихся любой ценой сохранить своих корреспондентов в Москве. Такая «политика молчания» проводилась Советами на протяжении многих лет, в течение которых многие как ведущие, так и рядовые священнослужители всех вероисповеданий испытывали жестокие репрессии, сравнимые со страданиями служителей Церкви в первые четыре века христианства.

Причиной внезапного прекращения такой политики и полного ее изменения было германское вторжение 1941 года. Очень скоро советские атеисты стали лить слезы по поводу разрушений религиозных святынь и памятников старины, совершенных ими же самими, но приписываемых вермахту. Антирелигиозная пропаганда вдруг прекратилась; через государственные органы печати и массовой агитации начали литься хвалебные публикации о славных святых традициях русского народа, оскверненных армией захватчика. «Правда» и «Известия» моментально отправили в архив свои антирелигиозные передовицы (позднее они появились снова) и присоединились к хору плакальщиков о страданиях и унижениях, нанесенных немцами русским верующим. Когда русские люди увидели такой разворот, они едва сдерживали возмущение. «Подумать только, — говорили некоторые, — наши сыновья погибают, чтобы спасти этот режим!»

Говоря исключительно об СССР в границах 1934 года, в соответствии с коммунистическими понятиями о «религиозной свободе» были закрыты 1460 католических церквей только римского обряда, не считая христианских церквей византийского и армянского обрядов. Спустя пять лет были закрыты последние сорок католических церквей; к 1939 году с возможностью организованного католического богослужения было покончено. Это означает, что католики, постоянно живущие в Советском Союзе, еще могли «веровать», но уже были лишены возможности посещать церковь. К этому времени католическое священство было полностью ликвидировано; ждать новых священников было неоткуда, поскольку были закрыты все семинарии и рукоположения не совершались. Подготовка новых священников, требующая многих лет учебы, была прекращена в первое десятилетие после революции.

Практически в каждом городе царской России была римско-католическая церковь. В Санкт-Петербурге существовало 14 церквей, в том числе две в окрестностях города. В Москве и Одессе — по три церкви, в Киеве — две, в Могилеве и Минске было несколько римско-католических церквей, поскольку в этих городах находились престолы бывших епархий. Римско-католические церкви были также во многих других городах европейской и азиатской частей России. Собственно говоря, три полностью организованные католические епархии в России и частично две других были разогнаны в результате провозглашения Советами «свободы вероисповедания».

Могилевская епархия, в прошлом самая большая в мире, охватывала три четверти Европейской России и все азиатские провинции. Четырнадцатый и последний духовный глава Могилевской епархии епископ Эдвард фон Ропп был арестован Советами в 1919 году. Все, что осталось от этой епархии, находится за пределами России, в бывшем Великом княжестве Финляндском, и теперь представляет собой апостольский викариат со штаб-квартирой в Хельсинки. Вторая епархия, с центром в городе Каменец, была основана в XIV веке и прекратила свое существование в 1918 году, когда добрая треть прихожан исчезла в результате преследований. Эта епархия еще «агонизировала» до 1932 года, когда был ликвидирован последний администратор. Третья епархия, основанная в 1848 году, с центром в Тирасполе прекратила свое существование в 1930 году, когда Советы вынудили последнего епископа сложить с себя полномочия и не разрешили назначить преемника.