Благодаря передаваемым Брауном сведениям о преследованиях и арестах священнослужителей и верующих Ватикан имел на руках аргументы для возражений правительству США, которое считало, что позиции Сталина в отношении религии изменились. Отец Леопольд считал, что, распуская слухи о свободе вероисповедания, Сталин лишь намеревается использовать религию в политических целях, поэтому Браун был убежден, что именно сейчас тот самый благоприятный случай для осуществления давления на советское правительство в отношении свободы совести и вероисповедания. А теперь, когда СССР уже аннексировал более пятнадцати миллионов католиков, контакт между Католической Церковью и Советами совершенно необходим.

Для ускорения процесса высылки из страны католического священника Леопольда Брауна чекисты готовили материалы для «Справки по архивному делу № 300414 на Брауна», куда вошли показания вышеупомянутых лиц и где обосновывалась его высылка из страны: «Браун превратил костел в центр миссионерской и антисоветской работы… Обращавшихся к нему для исповедания католиков из числа советских граждан Браун использовал для сбора информации о настроениях населения, продовольственном положении в стране и других вопросах, обрабатывая их в антисоветском духе. В период Отечественной войны через прихожан-католиков распространял различные провокационные слухи о возможном „перевороте“ в СССР, а затем о неизбежности войны между Англией, США и СССР»[103].

Леопольд Браун. В тени Лубянки. Воспоминания католического священника о сталинской Москве[104]

«В России мы сделаем из вас хорошего коммуниста!» Эти слова полушутливо, полусерьезно были обращены ко мне через несколько минут после вступления на советскую землю. Их произнес человек в форме пограничника, работник наводящей ужас секретной полиции, и это было время, когда Сталин ускорял процесс уничтожения духовенства. Вторжение Гитлера произойдет еще только через семь лет. «Крестовый поход» фюрера против коммунистического атеизма еще не заставил Кремль принять новую религиозную политику, как это случилось позже.

Но в то время, много лет назад, когда я пересек советскую границу, все, что хоть отдаленно имело отношение к религиозному богослужению, вызывало неодобрение. И вот я стою здесь, на старом пограничном пункте польско-советской границы, облаченный в свою церковную одежду. И само мое появление здесь являлось вызовом материалистической идеологии послереволюционных российских лидеров. Целью моей поездки в Россию, разумеется, не было бросить вызов Кремлю или как-то его провоцировать. Однако в течение всего времени моего пребывания в стране, называемой когда-то Святой Русью, на меня смотрели так, как будто я приехал именно с подобными намерениями. Я никогда не забуду улыбку и лукавый взгляд офицера, который предсказывал, возвращая мне паспорт, что я стану хорошим коммунистом.

В Советской России я представлял образ жизни, расходящийся с советской системой, а также и с той Россией, которая, как я знал, была глубоко проникнута религиозными традициями.

Моя деятельность в качестве священника автоматически должна была превратить меня в постоянный объект нападок. Благодаря Богу и моему американскому гражданству мне удалось продержаться целых двенадцать лет.

До публикации этой книги я никогда не рассказывал трагическую историю моего выезда из России целым и невредимым. У Берии были другие планы — отправить меня в загробный мир досрочно. Но указующий перст Провидения позволил мне вернуться в Соединенные Штаты совершенно неожиданным образом. К концу 1945 года Кремль был «сыт мною по горло» и захотел окончательно стереть меня с лица земли. Я уже собирался покинуть страну, но получил секретное предупреждение о грозящей мне опасности, если я полечу на советском самолете. Обычно летали только самолеты «Совфлота». И если я не взорвался в воздухе вместе с пассажирами и командой, то только потому, что летел самолетом, на котором не было людей Берии. Тогдашний госсекретарь Джеймс Ф. Бирнс невольно спас мне жизнь, предложив полететь на его Skymaster С-54, транспортном самолете, предоставленном в его распоряжение Госдепартаментом США. Бирнс и его сопровождающие, а также несколько человек из американского посольства в Москве возвращались в США на том же самолете АТС с американским экипажем, который прилетел в Москву в виде исключения.

Эта книга откровенно повествует о моем многолетнем опыте пребывания в СССР. Мое исключительное положение давало мне уникальную возможность ощутить пульс этой земли благородных людей, что вряд ли было доступно другим иностранцам.

Утром 27 декабря 1945 года я чувствовал себя в полной безопасности, слушая, как все четыре двигателя нашего АТС ровно гудели над Альпами, направляясь к Неаполю, нашей первой остановке на длинном путешествии назад в США. Самолетом управлял американский экипаж, который вежливо, но твердо отказался от помощи советских пилотов и штурмана при вылете из Советского Союза. Впервые за много лет я передвигался в пространстве в обществе моих соотечественников, свободный от нежелательно близкого и даже удаленного присутствия ангелов-хранителей из НКВД. Для меня это было странным ощущением.

Я все время напоминал себе, что больше не являюсь объектом их вездесущей бдительности. Меня больше не рассматривали в полевые бинокли и телескопы, и никто меня больше не пытался фотографировать. Мои телефонные разговоры не будут больше прослушиваться и записываться. Отныне почтовые отправления будут доходить до меня невскрытыми. Не будет больше провокаторов, подосланных ко мне в исповедальню или в ризницу. Мой автомобиль больше не станут преследовать, как во время моих поездок по вызову к больному или на одно из пяти московских кладбищ для последнего благословения над свежей могилой. Тот полет вернул мне забытое чувство физической и моральной безопасности. И это несмотря на то, что мы находились на высоте четырнадцати тысяч футов, пролетая над Чехословакией и Югославией на пути в Италию. Я летел домой и был в надежных руках. Этот прекрасный экипаж не нуждался в ориентировании по вершинам деревьев, железнодорожным путям или по течению рек. Последний этап нашего полета, проходивший в ужасных метеоусловиях от Нью-Фаундленда до Национального аэропорта в Вашингтоне, продемонстрировал выдающиеся навигационные способности американских летчиков[105].

Все началось в 1933 году, почти через месяц после установления дипломатических отношений между США и СССР. Незадолго до этого я был рукоположен в сан священника в Лувене в Бельгии, где прослужил лишь полтора года. После моего возвращения из Европы в 1932 году меня назначили преподавателем Колледжа Успения в Вустере, штат Массачусетс, моей альма-матер. Я был далек от мысли о назначении в Россию, хотя миссионеры Конгрегации ассумпционистов, членом которой я был, служили там начиная с 1903 года.

16 ноября 1933 года в Вашингтоне произошло событие исторического значения. Оно должно было сыграть важную роль в последующих двенадцати годах моей жизни, хотя в то время я и не подозревал об этом. Между Соединенными Штатами и Советским Союзом было официально подписано дипломатическое соглашение. Это событие отложилось в моей памяти, но я не придал ему большого значения. Мое внимание было поглощено подготовкой к экзаменационной сессии в Колледже Успения, где я преподавал.

Декабрьским утром 1933 года я просматривал оркестровую партитуру, когда меня неожиданно вызвали в офис президента Колледжа Успения. Там собрался Совет, на котором было зачитано письмо от нашего генерального настоятеля в Риме: он спрашивал, могут ли американские ассумпционисты найти возможность отправить капеллана в Москву. Просьба была связана с недавно подписанным религиозным соглашением между США и СССР. И тут я узнал, что для этого исключительного назначения выбор пал на меня.