— Пошли, — сказала жена.

Грек обрадовался. (О, наивный крымский эллин!)

— Меня зовут Сократ, — сказал грек. — Я крымский грек.

Я саркастически процедил:

— И Платон у вас, может, имеется? У крымских греков…

— Целых два. У меня тесть Платон. И брат троюродный — тоже Платон, — лениво отвечал Сократ.

— А теща? — тревожно спросил я.

— Федра. Тётя Федра. Она хорошая, добрая.

(Да, знаем мы этих добрых, читали… У вас, небось, и тётя Горгона тоже добрая…)

Мы пересекли Омонию, завернули за угол и вошли в небольшой магазинчик. На входе было написано по-русски: Магазин «Итака» (Шубы. Сократ и К°).

— Одиссей! — закричал Сократ. — Одиссе-е-ей! Ты куда делся?! А ну-ка сюда живо! Клиенты пришли.

Из-под ряда шуб вынырнул испуганный розовощекий подросток с полуоткрытым ртом и пакетом чипсов «Эстрелла».

— Дрясьть! — сказал Одиссей, хрустнул чипсами, и ещё больше покраснел.

— Позови Платона, — строго сказал Сократ Одиссею. — И скажи Калипсо, чтобы кофейку сварила. Вам кофе?.. — это нам.

— Кофе…

— А мне фрапе. Понял? Аристотель дома?

— Угу, — сказал Одиссей. — Телик зырит.

— Я ему сейчас позырю, быстро его сюда, лоботряса…

— Ага, ща, — сказал Одиссей и, хрустя чипсами, нырнул под шубы.

— А Аристотель — это кто? — спросил я.

— Племянник двоюродный. Сын брата моего, Эзопа. Лентяй страшный, — нехотя ответил Сократ. — Вам какую шубу-то? Выбирайте. Вон их сколько. Волк, песец, кролик… Ну, кролик — это, конечно, ерунда… Шиншилла вон классная есть… Как насчет ондатры?.. Норка — первый сорт… А к кунице вы как относитесь?..

Через пять часов магазин «Итака» (Шубы. Сократ и К°) представлял собой, пожалуй, самое оживленное место в окрестностях площади Омонии, а может быть, и во всех Афинах.

На столах, стульях, на полу барочными грудами возлежали шубы. Натуральные и крашеные, длинные и короткие, цельные и кусковые. Пахло пушниной, и этот имперский дух напоминал запах свежевзрезанного астраханского арбуза. Под вентилятором, словно снег под взлетающим вертолетом, ленивыми волнами переливалось лазоревое море голубого песца. Тут же ало-зелеными мыслящими водорослями колыхалась крашеная норка. Бурые утёсы горностаев гордо покоились на столах. На подоконнике уставшей от утонченного разврата гетерой раскинулась жемчужная шиншилла.

Одиссей с Аристотелем, розовые и влажные, бильярдными шарами беззвучно носились с шубами по залу. Чипсы, правда, они из рук не выпускали, и, как мыши, воровато хрустели ими из-под шуб. Аристотель явно халтурил: больше хрустел, чем бегал. А Одиссей — молодец, старательный парнюга.

Над архипелагом мехов, как Колосс Родосский над Кикладами, возвышалась моя неумолимая супруга. Вокруг неё толпилась вся местная мифологическая тусовка: Калипсо — жена Сократа, Деметра — жена Эзопа, Федра — тёща Сократа и жена Платона-старшего, сам тесть Платон, лысый молчун. Затем: Артемида — старшая сестра Одиссея, еще какой-то нетрезвый Еврипид в ярко-жёлтых подтяжках, чей-то деверь, но чей, не помню. Из соседнего магазина шуб прибежал некто Аристофан, очень похожий на Чичикова, со своей сомнительного качества нутрией, которой почему-то не оказалось у Сократа. По телефону то и дело названивал, живо интересуясь ходом дел, ещё один торговец пушниной с Синтагмы по имени Писистрат. Писистрат, как выяснилось, был одесским греком и, как заправский морячок, нажимал на котика и нерпу, потому что «они, суки, ноские, как я не знаю що, клянусь Г;мером»

Я, Сократ и Платон-младший сидели за столом и, давно уже не обращая внимания на весь этот пушистый античный бардак, пили горькую рецину, пахнущую смолой, морем, пиратами и ещё чем-то неясным, от чего хотелось рыдать, как дитя. Бутылок восемь мы уже уделали.

— Скажи мне, Сократ, — говорил я. — В чём мсы-смы-сыл твоей греческой жизни?..

— В шубах, — твердо сказал Сократ и агрессивно икнул.

— А как же Истина?! — ужаснулся я. — Истина как же, Сократушка?!.

— В шубах! — стукнул по столу Сократ.

— В шубах! — как шакал из «Маугли», подтявкнул пьяный Платон, промахнувшись локтём мимо стола

— Во дают! — воскликнул я. — А ещё греки называются! Шубы, шубы!.. А жизнь-то уходит, понимаете вы это, сократики хреновы! Вам что Гераклит сказал?!. А?! Это ещё до тебя, до Сократа было… Что он сказал?.. В одну лужу нельзя с одного перепою упасть дважды… Вот что он сказал. Ты Гераклита знаешь?

Сократ поднял на меня мглистые глаза:

— Гераклит? Это ювелир, что ли, с Панепистимиу?.. Так он, вроде, ещё в Крыму зашился… Ты к нему, Вова, не ходи. У него жемчуг лажовый… Ты лучше к этому… к Софоклу сходи… Это мой кореш. Я тебя отведу, Вова. Он тебе, Вова, скидку сделает.

— К Фа-со-со-клу иди, — поддакивает окончательно нарезавшийся Платон, стараясь попасть шаткой струёй рецины в рюмку.

— Ну, греки!!! Ну, Эллада, ёлкин бублик!..

Ещё через два часа Платон спал. Мы с Сократом сидели за столом напротив друг друга. Между нами лежала наконец-то выбранная моей женой шуба, а поверх шубы, как перестрелка шел сократический диалог:

— Две, — говорил Сократ.

— Одна, — говорил я.

— Одна девятьсот пятьдесят, — говорил Сократ.

— Одна, — говорил я.

— Ты меня, Вова, уважаешь?

— Да, Сократ. Но всё равно одна. Истина дороже.

— Одна девятьсот двадцать пять, клянусь Зевсом.

— Это кто?

— Шурин. Майками торгует. Магазин «Олимп». Я тебя к нему отведу. Он тебе скидку сделает.

— Одна.

— Правильно, Вова, одна. Но ещё — девятьсот двадцать. Для ровного счета.

— Одна. Так ровней.

— Вот гад какой! Одна девятьсот пятнадцать.

— Не мельчи. Ты грек или не грек?.. Всё равно одна. У меня прадеда трижды раскулачивали. Одна — и кирдык петрович.

Ещё через час Сократ плакал и орал то ли на меня, то ли на шубу:

— Ты ещё когда-нибудь у самог; Сократа шубу покупал?! А?! Представляешь, приедешь в Москву, тебя спросят: «У кого шубу покупал?» А ты: «У Сократа». Они ж сдохнут. Одна семьсот сорок.

— А ты когда-нибудь Ленину с Путиным шубу продавал? Спросит тебя завтра Зевс: «Кому шубу продал?» А ты ему: «Вове… Ленину». Он же повесится от зависти на своем Олимпе. Одна, блин!..

— Так Ленин умер ведь… — встревожился Сократ.

— А то Сократ твой не умер… Вы тут, если разобраться, вообще все трупаки мифологические. А Ленин живее всех живых, понял?.. И Клара Цеткин тоже…

— Ну, не знаю, не знаю… — затосковал Сократ.

— Я знаю, Сократ, что ты ни черта не знаешь. Читал на первом курсе. Зато я знаю. Не хочешь Ленину, продай Путину. Зевс тогда от зависти вообще с Олимпа спрыгнет. Одна.

Шубу купили за тысячу пятьдесят пять. Енота. Хорошая шубейка, ноская… К Зевсу с Софоклом мы не ходили, хотя Сократ у нас в номере весь телефон оборвал. Ещё всё к какому-то Фемистоклу звал насчет посуды. Говорил: скидка будет. Не пошли. Прожили мы в Афинах ещё неделю. Хорошо отдохнули. Пару раз встречали на улице Одиссея. Одиссей все хрустел чипсами, краснел и говорил: «Дрясьть». Хороший, вежливый, работящий паренёк. Калос, одним словом. Не то, что Аристотель. Какос несчастный.

А шуба оказалась хорошая. Почти не лезет. Надо было две брать. Про запас.

На фирме с красивым и совершенно непонятным названием «Мега-транс-глобал-интернейшенел» я проработал недолго. С год. Чем занималась фирма, не знаю до сих пор, даже приблизительно. Судя по названию, чем-то международным и грандиозным. Поговаривали, что фирма специализировалась на волшебном превращении татарской подпольной водки «Салават Юлаев» в британский джин «Бифитер». Чем вам не «транс», не «глобал», не «интернейшенел» и не все такое прочее? Очень даже «глобал».

Должность моя именовалась длинно и солидно: «старший переводчик-референт регионального отдела по маркетингу, связи с общественностью и стратегическому анализу», сокращенно — спрромсоса. Меня так в отделе и называли — Володька Спромсосыч.