— О чем мечтаешь-то, Ося?
— Да так, Лёша, ни о чем. Слушаю океан.
— А чего его слушать-то? Буль-буль да буль-буль… Ничего интересного. Эх ты, присоска… Одними «буль-буль» сыт не будешь…
— Как сказать… Красиво звучит. Если прислушаться, то кажется…
— Вот у меня в животе буль-буль — это да, — прерывал его Лёша. — Не ел уже три минуты сорок одну секунду. Во… уже сорок две… Ладно, пойду, вернее, поплыву, зажую, что ли, какого-нибудь этого… как его… планктона… Пока, мечтатель восьминогий!
— До свиданья, Леша!
Или проплывет мимо, скажем, медуза Дуся, жуткая спортсменка и активистка:
— Привет, Ося!
— Здравствуй, Дуся!
— Все «океан слушаешь»?
— Угу.
— Странный ты, Ося… Поплыли со мной. Там, в соседнем заливе, чемпионат по подводному ориентированию. Там и креветка Светка, и кальмар Коля…
— Нет, Дуся, я лучше помечтаю… Сегодня океан как-то очень уж красиво звучит…
— Ну-ну… Странный ты. Ног, вроде, много, а ума мало. Пока, Ося.
— До свидания, Дуся.
Вот так Ося и жил. А вы когда-нибудь ныряли на дно океана? Я один раз нырял. Там действительно красиво булькает. «Музыка океана» называется. Так бы и слушал всю жизнь вместе с Осей. Только долго не получается: у меня жабр нету. Одни легкие.
Сидит однажды Ося во включенной мечталкой на своем любимом камне и слушает океан. Вдруг подплывает большая-пребольшая подводная лодка. Называется — «Садко». В лодке много-много иллюминаторов. Лодка остановилась прямо напротив Оси. В самом большом иллюминаторе показался капитан. В фуражке и с усами, как положено. Капитан посмотрел на Осю, а Ося — на капитана. А потом капитан улыбнулся и сказал:
— Ползи сюда. Я тебе люк открою.
Через иллюминатор, ясное дело, не слышно, но Ося понял. Ося был догадливый. У него и ног и ума хватало. Что бы там ни говорила медуза Дуся.
Капитан открыл люк, и Ося, оказался в лодке. В лодке зд; рово: кнопки, огоньки, рычажки всякие. Словом, последнее слово техники.
— Здравия желаю! — сказал капитан. — Капитан второго ранга Балалайкин. Федор Федорович.
— Здравствуйте, осьминог Ося.
— Добро пожаловать на борт подводной лодки «Садко», — и капитан Балалайкин отдал Осе честь.
— Сабибо, — сказал Ося и покраснел от смущения. — То есть я хотел сказать: спасибо.
Ну, разговорились. Пришли матросы. То-сё. А как у вас? А как у нас? А у нас там ананас. На суше, в смысле. А у вас? А у нас рыба-пила-с. А у вас? А у нас там есть спецназ. А у вас? А у нас кругом вода-с. И больше ни фига-с… И так далее… Очень интересный получился разговор.
Потом капитан Балалайкин взял гитару и стал петь песню. А матросы стали ему подпевать. Очень красивая песня! Про то, что мороз морозит того, кто поет, а еще морозит его коня. Про жену какую-то…Про то, что тот, кто поет, скоро приедет домой, на закате дня, обнимет коня, а потом напоит жену. Или наоборот. Слова, если честно, Ося не очень понял. Потому что он никаких коней, кроме морского конька Мони, не видел, жены у него никакой не было, закатов на дне океана не бывает, и что такое «мороз» — тоже Ося не знал. Но песня ему так понравилась, что он сказал Балалайкину:
— Я тоже хочу играть на этой… как её… гитаре… и петь песни!
— А у тебя слух есть? — спросил один из матросов.
— Не знаю, — вздохнул Ося. — Когда я слушаю океан, с много чего слышу.
— А чем ты играть будешь? У тебя рук и пальцев-то нету, — сказал другой матрос.
— У него восемь ног! — заступился за Осю Балалайкин. — Это считай как восемь пальцев! Не десять, конечно, но для игры на гитаре хватит. Ну-ка держи инструмент! Очень хочешь научиться?
— Очень! Всеми жабрами души!
И Ося взял гитару.
— Значит так, — стал учить Осю капитан. — Вот этим ногопальцем зажимай вот эту струну. Да не присасывайся, а зажимай! Выключи присоску. Так. Вот этой пальценогой бери аккорд… Ага. Теперь зажимай вот тут…
И пошло дело.
Через полчаса Ося уже легко играл «Чижика-Пыжика». Через сорок пять минут сыграл и спел: «Ты скажи „чо те надо“». А через час сбацал такие «Бесаме мучо», что все матросы тут же хором разрыдались, вспомнив своих жен. Сидят, размазывают слезы по усам и рыдают. Рыдают и размазывают. Даже сам суровый и мужественный капитан второго ранга Балалайкин прослезился. Потому что у него была прекрасная жена Прасковья Семеновна, которая делала такие пельмени, что… Я очень люблю пельмени.
— Ну ты и талант! — сказал Балалайкин, смахнув с усов скупую мужскую слезу. — Дарю тебе гитару и нотную тетрадь. Валяй, пальценогий, играй и пой.
— Сасибо, — сказал Ося и покраснел. — В смысле: спасибо.
И вот теперь Ося стал известным на весь океан гитаристом и певцом. Новый стиль создал: «Буль-буль-шансон». Сядет он на камень, а вокруг морское зверье скандируют.
— О-ся! О-ся! О-ся!
Плавниками хлопают. Подпевают. Кальмар Коля у них конферансье.
— Известный артист Ося Осьминогов исполняет новую трогательную душераздирающую песню про килькину любовь! — объявляет Коля.
Овации! Крики: «Давай!» Потом Ося задумчиво берет первый аккорд, и все тут же стихает. И вот Ося начинает петь:
Жила-была килька,
Собой хороша.
Влюбилася пылко
Та килька в ерша.
— Ах, как романтично! — шепчет мурена Мурка, сжав плавники на груди.
А ерш тот, собака,
Её не любил.
У телека, Бяка,
Баклуши он бил.
— Набить бы ему его наглую баклушу! — с негодованием шепчет кашалот Лёша.
Он дурью страдает
И фантой журчит.
А килька рыдает,
Но гордо молчит.
Тут, конечно, креветка Светка всхлипывает. Она очень любит все про любовь и трогательное. А Ося все поёт:
Он чавкает громко,
Орешки грызя.
В такого подонка
Влюбиться нельзя!
— Еще бы! — соглашается морской конек Моня. — Бессердечный рыбообразный скот!
За этого перца
Не дам и гроша!
Но килечье сердце
Всё любит ерша.
— Ох, девочки! — шмыгает носом каракатица Катя. А Ося, взяв самую высокую ноту, завершает свою песню:
Играйте же, скрипки!
Цветите, цветы!
Да здравствуют рыбки,
Что сердцем чисты!
— Бра-во! Бра-во! Бра-во! — кричат рыбы, креветки и каракатицы. — Бис! Бис!
Ясное дело, Ося поет на бис. Потом поет еще другие песни. Про дружбу там… патриотические, юмористические… Успех — бешеный. Даже люди ныряют послушать Осю Осьминогова. Я нырял. Сильное впечатление.
Вот такая вот восьминогая история. Сабибо за внимание. С океаническим приветом! Ваш навеки. Двуногий сказочник дядя Вова.
Творческая личность
Жил-был на свете питон. Звали его… Но тут я должен для начала рассказать вот что.
Питоны, как известно, очень-очень длинные животные. Короткий питон — это всё равно, что роман, состоящий из одного слова. Представляете себе: покупаете вы очередной роман про этого… четырёхглазого фокусника… как его?.. Гарри Поттера, открываете, а там, вместо большого романа в пятьсот страниц, всего одно слово. «Козёл», например. Или «фигуля». Согласитесь, это непорядок и обидно.
Так вот: питоны — животные длинные. И у них есть особая, очень умная питонья пословица: «Длинному питону — длинное имя». Когда в какой-нибудь питоньей семье рождается маленький питончик-хохотунчик, родители сразу же стараются придумать ему длинное-предлинное имя, потому что существует очень мудрая питонья примета: «Длинное имя — длинный питон». Понимаете? Если питону дать длинное имя, то он вырастет длинным и, конечно же, будет жить долго (ещё одна мудрая питонья поговорка: «длинный питон — длинная жизнь»), будет счастливым («длинное имя — длинное счастье»), получать всяческие льготы, а в старости — повышенную пенсию («длинному питону с длинным именем — и пенсию подлинней»). Ну, и так далее. Таких мудрых пословиц, поговорок, частушек и страшилок у питонов миллион. Например:
