Таким образом, Витя оказался меж двух огней — Кириякием с одной стороны и скорым на кулачную расправу Колей — с другой.

Федя и Миша молчаливо, не сговариваясь, наблюдали за ним. Братья держались спаянно, дружно и чувствовали себя уверенно. С Колей они почти не общались, а с Витей несколько раз заговаривали, но тот сторонился их и льнул к Коле. Однажды Кириякий Николаевич вызвал Колю к доске. Мальчик ничего не знал, но не хотел в этом признаться и требовательно уставился на Витю. Тот заметил, что Кириякий наблюдает за ним, и не решился подсказывать. Коля получил двойку; возвращаясь на свое место, он погрозил Вите кулаком, и это видели все, кроме склонившегося над классным журналом учителя.

После уроков Коля, как всегда, небрежно бросил на руки Вите свою сумку с тетрадями и вышел из класса. Он не сомневался, что Витя пойдет за ним, и решил как следует проучить его.

Но тут к Вите подскочили братья Достоевские.

— Хочешь, пойдем домой вместе? — как бы невзначай предложил Миша.

— А если за нами приедет Григорий Савельев, мы тебя отвезем, — добавил Федя.

Витя, собиравший тетради, выпрямился и удивленно посмотрел на них.

— Но ведь меня ждет Коля Винников, — проговорил он негромко и обреченно вздохнул.

— Ну и пусть его ждет! — горячо сказал Федя. — Подождет-подождет, да и уйдет с носом.

— Разве ты ему обещал? — спросил более спокойный и справедливый Миша.

— Нет, но…

— А не обещал, так и говорить нечего! — перебил Федя.

— Давай лучше дружить с нами, — предложил Миша.

— И что ты в нем нашел? Подумаешь, какая птица! — снова не утерпел Федя.

— Вообще-то он хороший! — горячо сказал Витя. — Но только…

— Что? — спросили мальчики в один голос.

Витя опустил голову и покраснел. Он испугался, что чуть было не проговорился, но лгать не умел.

— Мы все знаем, — решительно сказал Федя, хотя они ровно ничего не знали и только смутно догадывались о том, о чем сейчас нечаянно полупризнался Витя. — Мы все знаем, — повторил он еще увереннее, — и в обиду тебя не дадим!

— А если Винников и вправду хороший, то мы и с ним подружимся, — не замедлил добавить Миша.

— Итак, айда с нами! — решительно закончил Федя.

— Да я, право, не знаю… — замялся Витя. — К тому же вот видите — он и сумку свою оставил…

— Тогда пойдем сейчас вместе к нему и отдадим сумку!

И они действительно пошли все вместе, хотя Витя не хотел этого и явно трусил. Опасаясь, как бы он не сбежал, Миша и Федя шли по обе стороны, как два конвоира.

Колю они нашли довольно далеко, почти у самого дома князя. Увидев своего друга в сопровождении братьев Достоевских, он подбоченился и крикнул:

— Сокольский, ко мне!

Витя рванулся было вперед, но братья с обеих сторон вцепились в него и не пустили.

Между тем Винников не трогался с места, ожидая, пока мальчики подойдут ближе. И вот он уже нахально улыбается им прямо в лицо и, слегка картавя, с характерным южнорусским акцентом (первые десять лет своей жизни Коля Винников провел в имении деда в Малороссии) небрежно произносит:

— Господа, чем я обязан? Или этот мальчик с пальчик в чем-нибудь провинился перед вами? Если так, то я сейчас же накажу его.

Он был находчив, этот самоуверенный, наглый мальчишка!

— Не ломайся, Винников, — строго сказал Миша, — ведь ты же прекрасно понимаешь, в чем дело.

— Во-первых, не «Винников», а «князь Винников»! во-вторых, что же мы будем объясняться на улице? Прошу в мой палаццо! — и он царственным жестом указал на подъезд, по обеим сторонам которого стояли расфранченные лакеи.

— Нет, мы не можем, — отвечал Миша, — нас ждут дома.

— А разве что-нибудь мешает нам объясниться здесь? — спросил Федя.

— Допустим, ничего. Ну что ж, если вы так хотите, я готов выслушать вас, — добавил он с видом невинной жертвы и деланно поклонился.

— Нам известно, что ты обижаешь Витю, — просто сказал Миша. — Нет, нет, — добавил он поспешно, заметив испуганное движение своего подопечного, — он ничего, совсем ничего нам не говорил, мы сами это узнали!

— Каждый из нас может говорить все, что ему вздумается, — ледяным тоном парировал Коля, — однако же прошу не забывать, что я никому не позволю в лицо критиковать мои поступки!

Он явно играл какого-то хорошо знакомого ему взрослого, скорей всего — собственного деда.

— А мы тебя и не спросим, — близко подскочил к нему Федя. — Больше не дадим бить Витю — и все. Понял?

— Вы забываетесь! — высокомерно ответил Винников и отвернулся.

Он уже хотел было идти, но Миша удержал его за рукав:

— Послушай, а ведь сегодня Витя никак не мог тебе подсказать. Кириякий глаз не спускал с него.

— Он мог за партой сделать крест или вилку! — неожиданно сбиваясь с тона, запальчиво крикнул Коля. Показанный на пальцах крест означал умножение, а вилка — деление. — Если бы за партой, то Кириякий не увидел бы, потому что сидел, а я бы увидел!

— Да что он, обязан, что ли?

— А как же? — с искренним недоумением переспросил Коля.

— Почему же это он обязан?

— Да как сказать… — несколько смешался Коля. — Если мы друзья, значит, обязан!

— Ты много подсказываешь ему?

— Так я же сам ничего не знаю!

Это откровенное признание обезоружило мальчиков, и они растерянно переглянулись.

— Ну конечно же ничего не знаю, — повторил Винников, заметив, что слова его произвели впечатление. — Если бы я знал, то и вам подсказывал бы.

— Но почему ты не учишься? Разве ты не хочешь быть образованным?

— А зачем? Ведь дедушка обещал мне все свое состояние, — ответил тот простодушно.

— Вот как! — Миша и Федя снова переглянулись. Это объяснение не было лишено резона. Отец не раз говорил им, что они должны учиться прежде всего потому, что он бедный человек и не может оставить им состояние.

— Ну, слушай, — начал Миша после паузы. — Витю мы берем под свое покровительство. Нас все-таки двое, а ты один.

— Не посмотрим, что ты князь! — горячо добавил Федя.

— Да ты погоди! — недовольно отстранил его Миша. Когда требовались выдержка и дипломатия, он всегда чувствовал себя старшим в полном значении этого слова. — Мы вовсе не желаем с тобой ссориться, — произнес он, обращаясь к Коле, — я даже готов дружить с тобой, но только… все же тебе придется отвечать без подсказок, понятно?

— Это же для тебя самого лучше на тот случай, если дед ничего не оставит, — снова вмешался Федя. — Ведь это же может быть?

— Конечно, может, — согласился Коля. — Я и сам иногда думаю: а вдруг схитрит?

— А помогать я буду тебе по-прежнему! — воскликнул Витя с надеждой. И тоненьким голоском, переводя взгляд с Коли на Федю и Мишу и обратно, добавил: — И мы будем все вчетвером дружить, как хорошо!

…Особой дружбы, надо сказать, не получилось, и Коля по-прежнему эксплуатировал Витю. Правда, он уже больше не бил его. Может быть, побаивался — братья Достоевские и в самом деле не преминули бы его поколотить, — а может быть, понял, что победа над таким слабеньким и тщедушным мальчиком не принесет ему чести.

Вероятно, о Винникове не стоило бы и рассказывать, если бы много лет спустя Достоевский не столкнулся с ним снова…

Федя и Миша занимались все свободное время — за этим тщательно следил отец. Уроки они всегда готовили до последней запятой; больше того — у Драшусова некому было заниматься с мальчиками латынью, и Михаил Андреевич решил сам взяться за дело. Он купил латинскую грамматику Бентышева, и начались ежедневные уроки, во время которых мальчики должны были стоять по струнке и без запинки склонять латинские глаголы.

Сидя в глубоком кресле, отец тыкал указательным пальцем в сторону Феди и говорил:

— Ну-ка, ты! Отвечай, что приготовил!

— Pos-sum, pot-es, pot-est… — начинал Федя, смертельно боясь ошибиться.

— Ну, а теперь ты, — и отец указывал на Мишу.

— Pos-sumus, pot-estis, pos-sunt, — тотчас подхватывал Миша, подмигнув брату. Свойственная ему в раннем детстве флегматичность постепенно превращалась в спокойную уверенность в себе.