— И, тем не менее, вы его терпите. Пэгги, я думаю, тоже приносит вам одни огорчения.

— Я вообще терплю очень многое. Но только если того требуют закон и обычай.

Так и не разъясненное до конца заявление О'Хари о законности его рождения сверлило мозг Виктории, заставляло ее думать о темном и непристойном происхождении его кузена и кузины.

— Вчера вы начали рассказывать о ваших кузенах, но так и не договорили, — напомнила она ему.

— Как и вы не завершили сегодняшний разговор о Деборе.

— Разве?

О'Хари вопросительно поднял бровь.

— Вас, по-видимому, всерьез беспокоят отношения, которые я считаю довольно поверхностными. Почему вместо этого не поставить Деборе в заслугу ее умение брать именно то, что она захочет?

Виктория усмехнулась.

— Вы хотите сказать, что Дебора испытывает к нему чисто физическое влечение? — Судя по тому, что она видела минувшим вечером за обедом, Син Майкл между салатом и первым блюдом разве что не изнасиловал пришедшую к нему на свидание девушку «голубых кровей».

— Говорите, это чисто физическое влечение? — спросил он в свою очередь.

Телефонный звонок опередил Викторию.

— Добрый день, Эллиот, — сказал Хантер. — Да, она здесь. — О'Хари передал ей трубку. — Он хочет узнать, как идут дела.

«У меня был шанс, — упрекала себя Виктория. — У меня был шанс — и я его упустила».

Начавшийся во второй половине дня дождь временно прекратился. Хантер работал над документами, и Виктория воспользовалась моментом, чтобы подышать свежим воздухом и совершить дальнюю прогулку по поместью, чему до сих пор препятствовала плохая погода. Не прошло, однако, и десяти минут, как Виктория покинула замок, а она уже сожалела, вспоминая о коротком разговоре с Эллиотом Баумэном.

— Все о'кей? — спросил Эллиот.

И она послушно — можно было подумать, что О'Хари приставил к ее виску заряженный револьвер, — ответила, что все прекрасно.

За пять минут разговора она задала Эллиоту лишь один осмысленный вопрос. Виктория поинтересовалась, знает ли он что-нибудь о письмах с угрозами, которые получает Хантер.

Она хотела услышать от Эллиота отрицательный ответ, рассчитывая на то, что, возмутившись двуличием О'Хари, Эллиот попросит ее передать ему телефонную трубку и все выяснит. Однако адвокат ответил утвердительно, добавив лишь, что он хотел дать ей возможность услышать об этом от самого Хантера, а не запутывать ее посторонней интерпретацией.

— Хантер не допустит, чтобы с вами что-то случилось, — сказал он, а затем, чтобы приглушить не высказанную Викторией тревогу, добавил, что он, Эллиот, отвечает за это своей репутацией.

Но почему-то его слова не убедили Викторию.

Бесцельно бродя по поместью, она оказалась поблизости от конюшен. Подобно двум хижинам садовника, которые она заметила в первый день у въезда в поместье Хантера, сложенные из неотесанного камня конюшни навевали мысли о гражданской войне Севера и Юга. По-видимому, еще с тех времен они нуждались в толстом слое краски. «Может быть, это даже оригинальное строение той эпохи, — размышляла она, — и на его сеновалах лишились невинности многие южные красавицы, а солдаты-федералисты укрывались за этими стенами от огня конфедератов».

Именно эта дихотомия, это смешение стилей: сосуществование конюшни времен Гражданской войны, с одной стороны, и средневекового замка, с другой, — и беспокоила ее. Особенно потому, что нельзя было не принимать в расчет уничтоженную недвижимость миллионера.

«Он же снес прежнюю постройку, которая была на этом месте», — заметил Тэтч.

«Но теперь места стало в полтора раза больше. Об этом могли бы написать в «Архитектурном обозрении»», — добавил Джон.

«Если это место было столь легендарным, — высказала сомнение Виктория, — то зачем он напустил на него бригаду по сносу? Ведь это не просто расточительство — это какой-то детский поступок, говорящий о полном отсутствии у О'Хари тоски по прошлому, чувства связи времен».

Личная встреча с ним еще более запутала проблему, поскольку единственным обитателем замка, способным без раздумий разрушить все, что угодно, был Син Майкл.

То, что Хантер не снес конюшни и две как близнецы похожих друг на друга хижины, а пожелал их отреставрировать, было столь же нелепым, как и его терпимость в отношении своих родственников. «Совершенно очевидно, что я просто не понимаю богатых», — решила Виктория.

Когда она вновь посмотрела на главную конюшню, то с удивлением заметила в ее воротах молодого человека, наблюдавшего за ней. А точнее, уставившегося на нее. Контур его поджарого, как у борзой, тела повторялся в длинном лице и каштановых волосах, заплетенных сзади в косичку, которая не отличалась изяществом и не шла его угловатым чертам. То же самое можно было сказать и о его обтягивающих джинсах и синей рубашке, рукава которой были закатаны по локоть, что придавало ему некий намек на пижонство.

Прежде чем она задалась вопросом, кто это такой, раздался поразивший их обоих звук одиночного выстрела, долетевший со стороны замка.

Голос Сина Майкла Виктория услышала раньше, чем увидела его во дворе замка.

— … Все как в чертовом цирке! — саркастически убеждал он группу сбившихся в кучку людей, которые выбежали из замка, встревоженные выстрелом.

— Что случилось? — спросила Виктория миссис Причард, оказавшуюся ближе всех к ней. Повариха ломала руки, что обычно свидетельствовало о ее замешательстве.

Едва миссис Причард начала ей отвечать, как зоркие глаза ее уставились на что-то за спиной Виктории.

— Ну-ка давай немедленно в конюшню! — быстро приказала она. — Мы, парень, обойдемся и без тебя.

Оглянувшись, Виктория увидела, что надрывно тощий молодой мужчина, наблюдавший за ней сквозь дверной проем, проследовал за ней к замку. Глаза его, как бы молчаливо общаясь, уставились на повариху. Он мгновение поколебался, но не сдвинулся с места.

— Немедленно проваливай! — закричала повариха, хотя на этот раз с более мягкой интонацией, будто уговаривая испуганное животное.

— Кто это такой? — спросила Виктория. Однако миссис Причард уже стала отвечать на первый вопрос.

— Он когда-нибудь кого-нибудь отправит на тот свет! — возмущенно воскликнула она, кивком показав на Сина Майкла. — Говорит, что увидел крысу. Большую крысу.

— Но пуля — не слишком ли большая роскошь даже для большой крысы? — заметила Виктория.

Теперь уже заговорила миссис Мэджин. Ее руки лежали на широких бедрах, и она напоминала приходского учителя, который собирается отвесить провинившемуся воспитаннику тридцать ударов линейкой.

— Где была ваша голова?! — набросилась она на Сина Майкла. — Вы что, собираетесь отправить нас всех побыстрее в могилу своим пижонством и бравадой?!

Откровенно презрительная усмешка пробежала по лицу Сина Майкла.

— Вы мне не мать, — бросил он, проходя мимо нее в замок и вращая вокруг указательного пальца пистолет как самый настоящий киллер.

— Черт знает что творит… — пробормотала миссис Причард. Спектакль-кончился. Она вытерла руки о фартук и собралась вернуться в замок.

— Что же он творит? — спросила ее Виктория, обратившая внимание на столь не присущее домоправительнице затравленное выражение лица.

Она не могла понять, в чем дело: то ли слова Сина Майкла просто нанесли урон авторитету миссис Мэджин, будучи произнесены в присутствии других, то ли за ними крылся иной, более глубокий смысл.

— Об этом лучше помалкивать, — ответила миссис Причард, доверительно сжимая руку Виктории. — «Кто умножает познания, умножает скорбь».

После ухода поварихи во дворе остался лишь Чен, вдумчиво протиравший зеркало водителя.

Виктория засунула руки в карманы и направилась к нему.

— Здесь, я вижу, не соскучишься, — заметила она.

— Все зависит от того, что понимать под скукой, — ответил он, даже не взглянув на Викторию.

— А как бы вы определили это понятие? — спросила она, заинтригованная молодым азиатом, который держался обособленно от остальных слуг.