Виктория удивилась, поняв по его реакции, что Син Майкл ничего не знал о существовании письма.
— А про что это письмо? — спросил он.
— Я думала, вы знаете обо всем лучше и больше меня, — любезно намекнула ему Виктория на недавнюю фразу.
Лицо Сина Майкла удивления не выразило. Правда, обычная мина безразличия сменилась выражением озабоченности.
«Он и в самом деле ничего не знает», — подумала Виктория.
К счастью, на них обрушилась, сняв напряженность, Мэрсайн.
— Вот ты где, моя милая! — воскликнула она. — Вы не будете возражать, если я на минутку уведу ее от вас? — спросила она Сина Майкла, взяв его за руку с фамильярностью друга, знающего своего собеседника долгие годы. — Пока не поздно, я должна связаться с моим агентом в Лос-Анджелесе. Секундочку… — Она помолчала, посмотрев на свои часы. — Разница во времени по сравнению с Западным побережьем три или четыре часа?
— Три, — дуэтом ответили Виктория и Син Майкл.
— Это хорошо, — с благодарностью улыбнулась им Мэрсайн. — Дорогая, покажи мне, пожалуйста, где находится телефон! Заодно и поприветствуй Клайда, когда я свяжусь с ним. Он не видел ее с того момента, как она вышла из средней школы, — объяснила Мэрсайн Сину Майклу, — а ведь время бежит!
— Мы закончим нашу беседу позже, — сказал Син Майкл. Хотя его голос прозвучал для Мэрсайн достаточно любезно, однако в глазах его застыли льдинки, когда он встретился взглядом с Викторией.
— Может быть, я помешала? — спросила Мэрсайн Викторию, когда они шли в библиотеку.
— Нет, — ответила Виктория, надеясь, что мать не станет досаждать ей дальнейшими расспросами. — А о чем ты должна переговорить с Клайдом?
Мэрсайн вздохнула.
— Понимаешь, дорогая, я думаю, что тебе следует узнать некоторые подробности. Надеюсь, ты поняла, что я только притворилась, что хочу позвонить Клайду?
— Поняла, — солгала Виктория. — Кому же ты действительно собираешься звонить?
Мэрсайн уже сняла трубку.
— Сейчас узнаешь, — пообещала она. — Алло! Мне нужно справочную трансатлантической сети.
Спустя мгновение она попросила номер служебного телефона лондонского адвоката по имени Джонатан Тэппинг.
«Почему она не спросила этот номер у меня?» — размышляла Виктория. Ведь организуя его поездку в Вашингтон, она многократно звонила ему в офис… И тут Виктория прервала ход своих мыслей, вспомнив об одной странности, над которой никогда не задумывалась: ни одного раза ее не связывали с Тэппингом напрямик. Он неизменно перезванивал ей через несколько минут, многословно извиняясь, и при этом объяснял, что был занят с клиентом или только что вернулся из суда. До сих пор у нее не было причин ставить под вопрос такие задержки…
Мэрсайн уже поблагодарила сотрудницу справочной службы и записала номер телефона.
— Телефонными линиями какой компании пользуется для международных разговоров Хантер? — спросила она Викторию.
— Почему тебя это интересует?
— Потому что мне нужно позвонить по международному телефону, дорогая, а чужие мысли я не читаю.
— Ты всерьез считаешь, что…
— Если я ошибаюсь, — успокоила ее Мэрсайн, — то возмещу Хантеру расходы. Итак, скажи мне код.
Виктория не очень охотно, но все же назвала номер кода: никому, даже ей, не удавалось избежать танца под музыку, которую заказывала Мэрсайн. В противном случае, поразилась Виктория, как смогла бы эта женщина узнать так много, не пробыв в замке еще и суток?
Когда Мэрсайн заговорила вновь, в ее речи зазвучал явный английский акцент.
— Алло, милая! — весело прощебетала она. — Джон где-нибудь рядом или я опять разминулась с ним?
Виктория отдала матери должное за оригинальность подхода к делу, за то, что она сразу взяла быка за рога и представила себя близким другом человека, которым интересовалась. «Что касается меня, — мысленно сравнила себя Виктория с матерью, — то я просто попросила бы к телефону мистера Тэппинга».
На лице Мэрсайн выражение взволнованности сменилось унылой миной.
— О, дорогая, — пробормотала она, — вы в этом совершенно уверены? — Виктория тут же насторожилась, сгорая от любопытства: ей очень хотелось знать, что говорят на другом конце провода.
— Как вы думаете, он уехал надолго? — спросила Мэрсайн, проявляя искренний интерес к тому, что ей отвечали. — О да, конечно, но боюсь, что это не поможет, милая, — вздохнула Мэрсайн. — Нет-нет. Да нет же! — настойчиво воскликнула она и закончила разговор глупым, по мнению Виктории, вопросом о здоровье Королевы-матери.
— Да-а… — протянула Мэрсайн, задумчиво кладя трубку.
Виктория попыталась догадаться, что узнала Мэрсайн.
— Итак, они сказали тебе, что он уехал сюда?
Мэрсайн повернулась к Виктории, и хмурое выражение ее лица озарилось фирменной улыбкой, свидетельствующей о глубоком удовлетворении.
— Как раз наоборот! — ответила она. — Мистер Тэппинг сейчас в Фортнэме, а Мэйсон во второй половине дня заедет к его жене на чай…
36
Будь на месте Мэрсайн какой-нибудь другой человек, он, убедившись в своей правоте, испытал бы не только радость, но и победное злорадство.
— Я, милая, до последнего надеялась, что ошибаюсь насчет этого человека, — грустно сказала она. — Из-за тебя.
Порожденная дурными предчувствиями частая пульсация крови в висках Виктории не прекращалась. Во время телефонного разговора Мэрсайн Виктория лихорадочно перебирала в уме все события в замке после приезда Тэппинга, приходя к одному и тому же выводу: он был каким-то образом катализатором этих событий. А его связь с ветреной Пэгги возбуждала в отношении Тэппинга еще большие подозрения.
Виктория бросила на мать взгляд человека, потерпевшего полное фиаско.
— Ну и что же нам теперь делать?
— У тебя есть право выбора, — пожала плечами Мэрсайн. — Все зависит от того, к чему ты стремишься.
— Что это значит?
— То и значит, дорогая. Я здесь совершенно чужой человек, — объяснила актриса. — Я не считаю, что у тебя очень уж большой выбор: ты можешь либо пойти к Хантеру и выложить ему все, либо… Либо держать все при себе.
— О да, — ухмыльнулась Виктория. — Но это все равно, что попытаться спрятать гигантского розового носорога в комнате без мебели. Если он будет сохранять спокойствие, то, может быть, его никто и не заметит.
— Сколько людей к этому моменту заметило Тэппинга? — спросила Мэрсайн.
— Ты имеешь в виду, сколько людей заметило, что он не тот, за кого себя выдает?
— Да.
— Только ты одна, мама.
— Почему?
— Ты имеешь в виду, почему ты одна заметила это?
Мэрсайн решила ответить на свой вопрос сама:
— Может быть, потому, что лишь я искала розового носорога, а вы все восторгались пустой комнатой.
Виктория подняла бровь:
— Это значит, что мы отстаем во времени, а ты летишь на реактивном лайнере?
— Будем считать, что ты этого не говорила! — весело сказала Мэрсайн, полагая, что нашла вполне разумный ответ.
— Таким образом, ты рекомендуешь мне делать вид, что ничего не произошло?
— Твой отец обычно называл меня следопытом, — продолжила она. — Куда бы мы ни попадали, я всегда вникала во все, что там делается или будет делаться, старалась узнать, кто есть кто. Полагаю, что это профессиональная привычка: мне всегда хотелось выяснить, чему я могу научиться от окружающих и какую пользу извлеку из этого для себя. В какой-то мере, думаю, психология артиста напоминает психологию писателя: проходя мимо любого дома, он не может не заглянуть в окна и не задуматься о том, кто и как там живет.
— Но какое отношение имеет это к Тэппингу и розовому носорогу?
— Это, дорогая, называется мотивацией. Перед камерой или на сцене именно такое состояние мы возбуждаем в себе, чтобы убедить аудиторию. Если захотеть, то можно стать даже невидимкой!
— Прости, мама, — напомнила ей Виктория, — но сейчас мы говорим о реальной жизни.
— Никакой разницы тут нет! Если вы действуете достаточно убедительно и мотивированно, то окружающие увидят только то, что вы хотите, и ничего больше. Возьмем, например, того сексапильного юношу, с которым ты беседовала в вестибюле.