Илья плюхнулся на свой стул, понимая, что лелеемая им надежда начать новый проект останется лишь в планах на перспективу.

— Но почему? Я же веско обосновал перспективность новой установки, возможность того, что она может быть через три, максимум пять лет использована в промышленности?

— Это мы с вами понимаем, а там наверху, — Сиротин демонстративно посмотрел на потолок, — так не считают.

— И чем же займется сектор?

— Действующей установкой.

— Тупизм!

— Не понял, что?

— Так, ничего. Потеряем год, а то и больше, и как в совковые времена выпустим дополнительно кучу отчетов, вместо того, чтобы реально отвоевать место под солнцем, захватив на рынке передовых технологий перспективное направление.

— Амбиции — это похвально, но убедить руководство в том, что предлагаемое вами новшество может реально принести успех, мне оказалось не под силу. И в этом отчасти виноваты вы сами.

— Я!?

— А кто же? В записке, которую вы написали, много воды, нет конкретики, а голые цифры, лишь косвенное подтверждение предположений.

— Это вы так высказались, или там наверху, — и Илья, подобно шефу, взглянул на потолок.

— И я в том числе.

Наступила пауза. Илья хотел было сказать что-то в защиту своего нового проекта, но промолчал.

— Но вы не расстраивайтесь. Подготовьте на мое имя дополнительные, более расширенные обоснования предложения, я попытаюсь с ними выйти еще раз к руководству. Сами знаете, вода камень точит. К тому же, сегодня финансов нет, а завтра кинут бюджетных деньжат, и сразу встанет вопрос — куда их потратить. Вот тогда надо ловить момент. Вы меня поняли?

— Да, — кисло произнес Илья.

— Очень хорошо. Так что буду ждать дополнительных обоснований. А сейчас советую все же отправиться домой, — Сиротин взглянул на часы, — Бог мой, девятый час. Пора, пора, — и поднявшись, не прощаясь, вышел.

Дни складывались в недели, а те в свою очередь, в месяцы. Рабочие будни были насыщены до предела, но Илья то и дело ловил себя на мысли, что всё, чем он занимается, пустая трата времени и сил. Словно зверь, зажатый пространством клетки, он крутился на работе внутри какого-то пространства, из которого не было выхода. От понимания этого он стал злым на себя, и порой, не сдерживал порыв нахлынувших чувств и эмоций, кричал на подчиненных.

Спустя три месяца Ольга сказала, что попадает под сокращение, и это окончательно вывело Илью из равновесия. Нет, внешне он оставался прежним, пытался ободрить жену и даже пообещал поговорить с Сиротиным о возможности её трудоустройства в свой институт. Однако разговора так и не получилось, в последний момент он почему-то передумал. Странно, то ли ему показалось, то ли так совпало, но когда после очередного совещания у шефа Илья задержался, тот спросил:

— Как супруга? Я слышал у них в институте дела из рук вон плохо, большие сокращения, трудности с зарплатой?

Казалось бы, более удачного предлога поговорить относительно трудоустройства жены не найти, но Илья неожиданно ответил:

— А кому сейчас легко? Заниматься наукой — значит вечно жить от зарплаты до зарплаты, без надежды на лучшее.

Он невольно ушел от темы. Почему, Илья и сам не знал. Может быть, ему послышалось что-то в интонации, с которой был задан вопрос, то ли чувство собственного достоинства не позволили обратиться за помощью. Вот если бы речь шла о любом из его сотрудников, другой вопрос, а жена? По сути, это значило просить за себя, а это было выше его сил.

Сиротин посмотрел на Илью, многозначительно хмыкнул и произнес:

— Действительно, кому сейчас легко, но каждый сам творец своей судьбы, и обижаться надо на себя, а не на Бога. Я прав?

Илья с удивлением посмотрел на шефа. Ему показалось, что за то время, что он его знает, тот впервые высказался искренне и столь верно.

— Да, да. Это точно, — поспешно ответил Илья, — ну я пойду?

— Всех благ, и привет супруге.

— Спасибо, передам.

Илья вышел из кабинета и, шагая длинным коридором в сторону лаборатории, мысленно прокручивал разговор с шефом.

Вечером, вернувшись домой, он застал Ольгу сидящей на кухне. Заплаканное и грустное выражение лица сразу же бросилось в глаза. Илья подошел, обнял её за плечи и тихо, но решительным голосом произнес:

— Каждый сам творец своей судьбы. Если простому человеку, занимающемуся любимым, нужным и полезным для общества делом, коим именуется наука, нет места в этой стране, значит надо уехать туда, где его мозги и руки нужны.

Ольга подняла голову и посмотрела на мужа.

— Страшно и боязно уезжать. Я сама об этом не раз думала, но боялась тебе сказать. А главное, кому мы там нужны, на чужбине?

— Кому? Тем, кто понимает, что мозги гораздо ценнее, чем умение торговать…

— Не продолжай. Я понимаю, что сейчас не самый подходящий случай для дискуссий, но если куда-то ехать, надо все основательно продумать. Легче всего всё бросить и бежать. Но эмоции не самое подходящее средство для принятия решений.

— Так в чем вопрос? Если всё складывается против нас, стало быть, пришло время подумать, как жить дальше.

Ольга прижалась к мужу. Он продолжал стоять рядом, и каждый думал о том, что в их жизни грядут большие перемены. Рушился привычный уклад жизни, в которой оставалось незыблемым только одно, любовь друг к другу.

Спустя четыре месяца самолет уносил чету Пироговых в Штаты, где их ждала новая, неведомая жизнь…

Самолет совершил плавную посадку в аэропорту Бостона. Спускаясь по трапу, Илья ощутил дрожь в коленях, то ли от ветра, трепавшего полу куртки, то ли от ощущения тревоги за будущее, которое и впрямь было неведомым.

За те четыре месяца, которые прошли после принятия решения уехать, никакой ясности, чем они с женой займутся в Америке не произошло. Вначале удалось быстро выйти на однокурсника, который несколько лет назад уехал и устроился работать в Штатах. Через него было получено приглашение на якобы юбилейную встречу бывших однокурсников, и поскольку они действительно когда-то вместе учились, визы на удивление были получены. Потом начались лихорадочные сборы и поиск денег, которые позволили бы какое-то время прожить. Первое, что пришло на ум, продать квартиру, но неизвестность и возможность возвращения склонили чашу весов к тому, чтобы попытаться сдать её на длительный срок с получением платежа вперед хотя бы за год. После недолгих уговоров, Игорь с женой вынуждены были пойти на уступку в цене, но зато получили плату сразу за два года вперед. Впрочем, сумма была не столь уж и большая, поэтому пришлось продать часть вещей, и вообще всё, что казалось мало-мальски ценным.

Самым трудным оказалось прощание с родным коллективом. Игорь вспомнил, как тяжелой поступью вошел в лабораторию. Сотрудники без суеты работали возле установки. Он посмотрел на них, понимая, что без него лаборатория осиротеет. Подошел к Шубину и, положив руку на его плечо, громко, чтобы все слышали, произнес:

— Все ребята, покидаю я вас…. - его голос застыл, так как он увидел, как лица сотрудников мгновенно устремились в его сторону.

— В смысле? — еще не до конца понимая, о чем речь, спросил кто-то из стоящих позади Ильи.

— Ухожу я из института, а если точнее, уезжаю с женой в Америку.

— Предложение получили!? — восторженно и вместе с тем с грустью воскликнул Артем Симонов.

— Нет, не получил. Просто уезжаю и всё, — печально произнес Илья, и интонация, с которой это было сказано, невольно передалась всем. Наступила тишина. Чтобы как-то смягчить процесс прощания, Илья, стараясь сохранить спокойствие, произнес:

— И вообще, я вам тут порядком надоел. То ворчу, то покрикиваю без причины. Видно старею, а может характер такой, что всем недоволен. Так что вы не сильно переживайте. Работы на год хватит, прокачаете установку со все сторон, а там шеф что-нибудь подбросит для…. — Илья никак не мог придумать, что Сиротин может подбросить для работы, и невольно осекся. Ни слова не говоря, все смотрели на него, пытаясь найти подходящие слова. Видимо каждый размышлял, то ли пожелать удачной поездки, то ли выразить сожаление по поводу такого решения и ухода из их сплоченного, дружного коллектива. Раздался голос Артема: