— Эден Майлз заходила к нам шесть недель назад. У нее была информация об администрации округа, мэре Тикноре и Айке Селлерсе, и она хотела передать ее нам. Мы организовали ей встречу с мистером Колдуэлом в номере отеля «Армбрюстер». После этого они совещались еще пять раз. Теперь вы видите…

— Одну минутку. Он встречался с ней с глазу на глаз?

Сарнак улыбнулся.

— Мы наивные люди, которым не следует выходить с наступлением темноты. Во всяком случае, так полагает мэр Тикнор. Однако мы не совсем уж глупы. Каждый раз, когда Эден Майлз беседовала с мистером Колдуэлом, там присутствовали наши люди с незапятнанной репутацией. И каждая беседа записывалась на пленку.

— Еще одно. Эден хотела за свою информацию денег?

— Нет. Похоже, она хотела только отомстить. Я полагаю, она рассорилась со своим приятелем по кличке Фрэнки Шанс. Он работает на Селлерса. Кажется, она хотела им отплатить.

— А какого рода информацию она выдала? Что-нибудь стоящее?

— Сначала нет… И мы не очень-то надеялись. Нам показалось, она вообразила, что много знает, просто потому, что сопровождала разных типов, пользующихся дурной славой, по ночным клубам. Но потом, когда мы стали задавать вопросы, она кое-что вспомнила и начала выдавать более ценную информацию. Процесс идет уже шесть недель, так что ведерко наполняется… Кажется, я использовал метафору?

— И что это дает? — спросил Террел. — Что Айк Селлерс заправляет в городе всем рэкетом, что Тикнор избран махинациями в пригородных округах? Что власти берут взятки?

— Ничего из этого не кажется вам стоящей новостью?

— Это общеизвестно, — вздохнул Террел и встал. — Но скажем так: если девушка придет к вам с чем-то стоящим, я удивляюсь. Но буду рад это использовать. А пока бесплатный совет: остерегайтесь ловушек.

— Мы справимся, спасибо.

У двери Террел помедлил. Этот несуразный человечек с излишним самомнением, девицы за дверью, вся атмосфера — что-то его беспокоило.

— Чего вы собираетесь добиться? — резче, чем хотелось, спросил Террел.

— Я хочу жить в чистом городе, — сказал Сарнак. — Если точнее, не хочу жить под властью Селлерсов. Не хочу, чтобы мои дети росли циниками, глумясь над общепринятыми добродетелями и смиряясь с тем, что честность и упорный труд ничего не значат.

— Вам не затеять спор вокруг таких идей, — хмыкнул Террел. — Здесь все за празднование Четвертого июля и за то, чтобы уберечь общественные школы от марихуаны.

Сарнак ответил Террелу не сразу. Задумчиво хмурясь, он несколько секунд разглядывал его, потом сказал:

— Да, полагаю, я для вас — мишень насмешек, но позвольте мне кое-что сказать. Я восемнадцать лет преподаю историю и знаю, что происходит с обществом, которое начинает воспринимать собственный упадок как хорошую шутку. Я восемнадцать лет объяснял любознательным молодым женщинам, что пошло не так в Риме и Афинах, как они растеряли то, что делало их общества великими. Но я устал твердить про зло, которое царило в Афинах и Риме тысячи лет назад. У нас сейчас такие же проблемы. Я не сознавал этого до тех пор, пока не услышал слова Колдуэла, что городом правят бандиты. В тот вечер я попросил отпуск и сказал жене, что путешествие в Европу, которое мы планировали десяток лет, на неопределенный срок откладывается.

Сарнак вытащил сигарету, но пальцы его так дрожали, что он не смог чиркнуть спичкой.

— Извините, что читаю вам лекцию. У меня это привычка.

— Может быть, — сказал Террел, щелкнул зажигалкой и дал Сарнаку прикурить. — А может, и нет.

В вестибюле гостиницы Террел нашел в телефонной книге адрес Эден Майлз: Грей Гейтс Дивелопмент, 9. Выйдя в медовую прохладу солнечного дня, он остановил такси.

Грей Гейтс Дивелопмент был новым элегантным и дорогим сооружением в десяти минутах от центра. Его освинцованные окна и тюдоровские фронтоны выходили на сверкающую излучину реки Элмтри и гряду холмов, сгрудившихся на горизонте словно большие мягкие животные. Главное здание посреди дюжины деревянных арок походило скорее на английский деревенский дом, чем на функциональный улей, оборудованный телевизорами, мусорными контейнерами и целой армией прислуги в ладно сидящей униформе. Крылья главного корпуса обрамляли просторную зеленую лужайку с кружевом посыпных дорожек, а дальше — бассейн, теннисные корты и солярии.

Террел знал, что в Грей Гейтс наверняка было все, что можно купить за деньги. Массажисты и массажистки, лечебные ванны и сауны, уютные бары, комнаты отдыха и самое главное, — думал он, входя в вестибюль, — теплое и обволакивающее чувство интимности. Игроки содержали здесь апартаменты для игры в покер по-крупному, бизнесмены заглядывали на коктейли. Здесь хватало всего, помимо апартаментов, конечно: девушки в норковых палантинах и карликовые пудели представляли типичную фауну Грей Гейтс.

Террел легонько постучал в дверь Эден Майлз, девичий голос ответил:

— Минуточку, я не слишком прилично одета.

— Не переживайте, — Террел закурил и бросил спичку в вазу с песком у лифта. Через несколько секунд дверь открыла блондинка в коротких шортах и желтой мужской рубашке. Она улыбнулась ему и слегка затянула рубашку на талии.

— Вам нужна Эден, я полагаю. Меня зовут Конни Блейкер. Я только вчера ночью приехала.

У нее был прекрасный загар, волосы слегка выгорели на солнце. Короткая стрижка ей очень шла. Без грима лицо ее казалось обманчиво невинным, как у маленького мальчика.

— А когда вернется Эден? — спросил Террел.

— Не знаю. Она ушла, когда я еще спала.

Девушка поколебалась, нерешительно ему улыбнулась и спросила:

— Пригласить вас войти?

— Да, это было бы любезно с вашей стороны.

— Эден мне ничего не говорила про гостей. Вы друзья?

— Да, но мы держали это в тайне ради детей, — улыбнулся он. — Меня зовут Террел, Сэм Террел. Я работаю в городской газете.

— Знаете, вы и выглядите, как репортер. Большинство газетчиков, которых я встречала, вполне могут сойти за полицейских. Но у вас — я не знаю — какой-то интересный вид.

— Я всегда надеялся, что кто-нибудь это заметит, — сказал Террел, проходя с ней в комнату.

Вид из комнаты открывался роскошный: сквозь огромное окно проступали унылые клены, за ними — вечнозеленые заросли, дальше — темные склоны холмов. Грей Гейтс гордо отвернулся от города, от рабочих, шумных и грязных кварталов. Мебель в комнате сияла желтыми, красными, мягкими коричневыми и зелеными тонами.

— Не хотите кофе? Только что сварен.

— Спасибо.

— Только давайте попьем на кухне! Тогда я буду продолжать гладить. Я только вчера с автобуса, и все, что у меня есть, нужно приводить в порядок.

— Между прочим, я люблю кухню. Наша семья проводила там половину времени. Обедали по воскресеньям, пили пиво по вечерам в субботу…

Он прошел за ней по коридору и сел за стойку. На кухне все было автоматическим, сверкало реостатами, измерительными приборами и циферблатами. На его неопытный глаз выглядело это внушительно.

— Наша такой не была, — сказал он, — у нас была дровяная печь и насос.

— А, мальчик с фермы!

— Вот именно. Айова. Кукурузная ферма.

— Вы серьезно? — улыбнулась она. — А я из Дэвенпорта.

— Большой город, да? Это там вы познакомились с Эден?

— Ага.

Она поставила перед ним на стойку чашку кофе и вазочки со сливками и сахаром.

— На первом курсе колледжа я победила в прослушивании с оркестром; это дало мне на месяц работу в местном клубе. Эден тоже там работала. Она чудесно ко мне относилась и сказала, чтобы я не теряла с ней связь. Я так и сделала. Эден все настаивала, чтобы я вернулась в колледж, но… — Она передвинулась к узкой гладильной доске и взяла из стопки белья блузку. — И вот я здесь. Держусь за Эден. Она думает, что я могу получить работу в «Мэншен».

— Петь?

— Ну да. Я звезд с неба не хватаю, но пою вполне сносно. И пожилым людям я нравлюсь. Это важно, я думаю.