Потом пошло быстрее. Полицейский врач засвидетельствовал, что Колдуэл был пьян. Эксперт изложил свои заключения. Колдуэл ни слова не сказал, и адвокат отменил перекрестный допрос. Судья Сиуорт стукнул молотком, требуя тишины, и зачитал постановление.

«Конец первого действия», — подумал Террел, наблюдая, как полиция уводит Колдуэла в камеру. Лицо Колдуэла было непроницаемым, он смотрел прямо перед собой, явно не замечая шепчущейся толпы. Но глаза у него были, как у человека на дыбе.

Кто-то высоким звенящим голосом закричал: «Убирайся с моей дороги!» и начал пробираться через толпу к Колдуэлу. Судья Сиуорт стукнул молотком, и в это время прорвавшийся человек ударил Колдуэла по лицу. Удар пришелся по губе. Полицейский схватил нападавшего сзади и заломил руки за спину.

Террел узнал его, когда со всех сторон комнаты начали сверкать лампы-вспышки. Это был Фрэнки Шанс — приятель Эден Майлз.

Шанс был высок и строен, с темными волнистыми волосами и глубокими карими глазами, мягкими, как у ребенка. Он был достаточно красив, но с угрюмой капризной складкой вокруг рта, как будто ожидал щедрого вознаграждения за свои улыбки. Террел знал о его горячности, даже дикости. Вот и теперь в его неистовстве не было ничего рассчитанного или неискреннего. Он вырывался, как маньяк, из лап огромного полицейского, тщетно пытаясь достать Колдуэла острыми носками туфель.

— Ты убил ее! — кричал он, и его мягкий капризный рот кривился, как от пытки. — Потому что она не позволила бы тебе себя коснуться, потому что ты даже наполовину не мужчина.

Судья Сиуорт поднял свой молоток, но капитан Станко перехватил его взгляд и Сиуорт прочистил горло и мягко положил молоток на стол.

«Тактика взаимоотношений с публикой, — подумал Террел, пока продолжали полыхать вспышки. — Давай еще, это хороший снимок!»

— Ты убил ее, — кричал Шанс. — Ты хотел ее, ты хотел заполучить ее в свои руки, издеваться над ней, убить ее — это все, что ты хочешь от женщины. Иначе ты не можешь, иначе ты ни на что не способен… — Шанс рыдал, слезы лились из карих глаз, блестя на гладких юных щеках. — Ты получишь свое удовольствие, когда тебя ремнями привяжут к стулу…

— Выведите этого человека отсюда, — закричал Сиуорт, ожесточенно стукнув молотком. — Это зал суда, а не… — он запнулся, подбирая слова, — а не место для демонстраций. Выведите его!

Террел выбрался из толпы и направился к телефону в холле. Он позвонил Уиллеру и продиктовал ему несколько абзацев, включая нападение Фрэнки Шанса на Колдуэла.

Когда он закончил, Уилл ер сказал:

— Сочно, очень сочно. Да, насчет вора, которого то ли видел, то ли не видел Колан. Каршу позвонил начальник полиции и Станко тоже, — оба говорят, что ты сошел с ума. Есть основания полагать, что сегодня ночью Колан был немного выпивши. Уильямс говорит, что у него репутация странного типа.

— Ну, так что случилось? — спросил Террел.

— Карш похерил твою идею о воре до того, как материал пошел в печать. И хочет поговорить с тобой.

Террел вздохнул и потер лоб.

— Ладно. Значит, единственный шанс Колдуэла они превратили в удавку, — в его голосе слышалось отвращение. — Скажи Каршу, я еду, — сказал он и повесил трубку.

Отдел городских новостей гудел от стука машинок и звонков телефонов. Был вызван весь штат сотрудников; они копались в пожелтевших подшивках в поисках биографических данных Колдуэла, изучая его школьные годы, военную службу, женитьбу и занятия бизнесом, выискивая что-нибудь стоящее внимания. А рассыльные приносили свежие кипы фотоснимков и копию досье из морга, — все, что хоть как-то касалось либо Колдуэла, либо убитой девушки.

Теперь непосредственно за материал отвечал Уильямс, но Карш стоял у него над душой, собственноручно проверяя каждый снимок и каждый абзац, идущие в экстренный выпуск. Террел швырнул пальто и шляпу на свой стул и прошел мимо стола иллюстраций, где два редактора корпели над подписями под снимками и заголовками для новостей.

Карш обернулся, чтобы посмотреть на часы. Увидев Террела, махнул ему, показывая в сторону своего офиса. Террел присоединился к нему, и Карш закрыл за ними дверь, отрезавшую шум. Они были изолированы в его святилище с кондиционированным воздухом, как рыбы в аквариуме; за стенами молча кипела нереальная жизнь — жизнь газеты.

Карш сел за стол, размял сигарету и поднял глаза на Террела. Он улыбался, одна бровь чуть поднялась; лицо светилось довольной иронией. И никаких признаков недосыпа и перепоя; кожа свежая, глаза ясные, взгляд проницателен.

— Ну, это финиш, верно? Работа наглая и слишком неуклюжая. Забудь замысловатые маневры — если хочешь убрать человека с дороги — прикончи его, и все дела. Садись, Сэм.

— Что будем делать?

— Спасать шею Ричарда Колдуэла. Это самая важная история, к которой я так близок, — и я ее хочу. Хочу ее всю. Теперь давай вернемся немного назад. Расскажи, что поведал тебе Колан, я имею в виду первый вариант.

Террел подробно сообщил, что слышал и видел, потом Карш закурил другую сигарету и сказал:

— Ну, Станко, вероятно, не учел, что репортер мог позвонить прямо в дом Колдуэла, как это сделал ты. Но он запугал Колана и Tot изменил свои показания. Это было нетрудно.

— Возможно, я не понимаю, но почему вы не использовали мою историю?

— Потому что не хочу расходовать боезапас на тупиц типа Колана и Станко. Я хочу знать, кто платил убийце и кто убийца. Это громкая история, парень. Она может перевернуть вверх тормашками этот суверенный штат и стряхнуть тысячи взяточников с их уютных маленьких насестов. И среди этих тысяч мы можем найти Айка Селлерса и нашего любимого откормленного мэра.

Карш обошел свой стол, глаза его горели; работа, казалось, выжгла все шлаки и тщету из его ума и тела.

— Запомни, разница между хорошими издателями и рабочими лошадками в рассудительности. Что такое любая сенсация? Столкнулись машины, лающая собака поднимает семью в горящем доме. Истории все новые, но очевидные. Такие может состряпать любой ребенок. Но большие сенсации подобны симфониям, в них есть гармония и настроение, и возбуждение, и нечто таинственное. Знаешь, что делает их громкими? Удивительный факт, что драма создается простым слепым совпадением. Как будто пьяная компания своим криком случайно исполнила последний акт «Фауста», не пропустив ни единого слова, ни ноты. Сейчас у нас есть конец громадной истории. И мы собираемся вытащить на свет божий ее целиком.

Террел знал, что если пресса включится в борьбу, у Колдуэла появится шанс.

— Но сейчас мы останемся на традиционной точке зрения, Майк, — заметил он.

— Не обманывай себя, — резко бросил Карш. — Эта история мне нужна по самым эгоистическим причинам. Во имя общественной нравственности я и пальцем не шевельну. На самом деле если мы позволим вздернуть Колдуэла, это пойдет только на пользу тем чинушам, которых я не выношу до чертиков.

— Сомневаюсь, что ты это серьезно, Майк. Хочешь ты того или нет, но ты на стороне простого обывателя. Клянусь, тут все чертовски запутано.

Карш обиделся; он считал себя бесчувственным моралистом и отвергал всякую попытку пригладить свой автопортрет.

— Твоя задача — найти убийцу, — отрезал он, — вот и давай ищи. Но держи меня в курсе, и действуй аккуратно.

Он погладил щеку Террела тыльной стороной ладони.

— Мне в самом деле наплевать, если повесят Колдуэла. Но я не хочу потерять тебя. Давай за дело.

Террел сошел вниз и поймал такси, чтобы доехать до Грей Гейтс. Он надеялся раньше всех прочих поговорить с Конни Блейкер; ведь не зря та полагала, что Эден чего-то боится, и эту ниточку следовало раскрутить побыстрее.

Вестибюль Грей Гейтс в этот час был освещен слабо, но лифтер свежевыбрит и одет в отутюженную синюю с золотым униформу. Парень явно знал, что что-то случилось; Террел догадался об этом по нарочито безразличному выражению его лица. Вероятно, полиция и репортеры здесь уже побывали.