— Оно-то так... дело военное! — громко рассмеялся казак, запрокидываясь на куцем галопе и придерживая кобылу. — Но мы... с полным доверием к вам, товарищ Миронов!

«И все-то у них так... — с горечью подумал Миронов, оценив кровные стати кобылицы под казаком. — Чуть не по-ихнему — сполох! Бунт! Опамятовались — здравствуйте, товарищ Миронов... Горячий, дурковатый нрав, а сердце у каждого едва ли не детское... Вот и подумай, Миронов, как с ними быть. Когда они к тому ж не чужие, а свои люди!»

Совсем рассвело. Тучи уплывали к западном стороне, к задонским кручам, над которыми еще не утихомирились поздние, едва слышимые отсюда раскаты грома. Влажная песчаная дорога бежала зеленым займищем, туман истаивал и курился, проясняя дальние очертания кустов и деревьев. Верховой казак на белоноздрой кобылице послушно ехал на отдалении за бричками.

— Своим скажи: в Арчединской, у исполкома, пускай подъезжают, там разберемся по-свойски! крикнул Миронов.

Казак обрадованно осклабился во весь рот и поправил старую фуражку на чубатой голове:

— Говорю, мы с полным доверием к вам, товарищ Миронов! А вот по темному времени чуть не перестрелялись! — и с недоумением оглядел местность на утреннем солнце.

Далеко впереди, в Зимняцком, кричали поздние кочета.

ДОКУМЕНТЫ

О «золотом эшелоне» и разоружении грабителей-анархистов

Из Тихорецкой наш бронированный поезд помчался вдогонку за бандитами Петренко, которые уходили от нас в направлении Царицына.

У них есть пушки и пулеметы, предупреждали Серго, но он решительно отвечал: «Ничего, мы сильнее их...»

Наш бронепоезд на всех парах мчался за грабителями. Мы то и дело обгоняли бесконечные вереницы воинских эшелонов, из открытых дверей теплушек зачастую долетали до нашего слуха разухабистые песни анархистов...

Бандиты сперва пытались удрать от нас, но, видя, что сила на нашей стороне, остановились. Наш бронепоезд стал у семафора, около станции Сарепты, и Серго приказал сопровождавшей нас команде рассыпаться цепью по близлежащему бугру. Серго дал грабителям полчаса для того, чтобы обдумать вопрос о сдаче, а в противном случае грозил открыть по ним беспощадный огонь. Вскоре весь штаб бандитского эшелона был доставлен к Серго...

Мы отправились по эшелону с обыском. Сколько у левых эсеров оказалось наворованного разного добра! Мы находили бесчисленное количество столовых приборов, самоваров, белья и т. д. Во всех этих вещах было запрятано золото, даже в теплушках, где стояли лошади бандитов, мы находили холщовые мешочки: они были зарыты в навоз, спрятаны в яслях с овсом.

Охрана, сопровождавшая эшелон с ценностями, была заперта в крайнем вагоне...

Трудно описать, как были обрадованы арестованные нашему появлению. Они были жестоко избиты, одежда на них висела клочьями... Их ждала страшная смерть.

Поело разоружения левых эсеров мы двинулись по направлению к Царицыну: нужно было догнать еще два эшелона Петренко, в которых тоже было немало награбленного золота[24].

Скорее всего и третий, хвостовой поезд анархиста Мацепуро ушел бы от преследования Орджоникидзе — при однопутной железной дороге перехватить их было почти невозможно. От самой Тихорецкой Серго висел на хвосте уходящих поездов, отбивал категорические телеграммы по линии следования, но все безуспешно. А выручил его толковый комендант станции Сарепта, не убоявшийся выполнить телеграфный приказ Чрезвычайного комиссара: любыми средствами остановить банду. Комендант (кстати, старый партиец, бывший ротный командир из отряда Сиверса) приказал разобрать стрелки и минировать выходы со станции. Команда у него была малочисленная, и все же, удобно устроившись с пулеметом «максим» на водонапорной башне, они выдержали осаду полупьяной братии до подхода настигавшего их бронепоезда.

Сам комендант в перестрелке получил ранение, Орджоникидзе довез его до лазарета в Царицыне и сдал на руки врачам со строгим поручением: сделать все возможное. Фамилию раненого записал на всякий случай в блокнот на глазах врачей, фамилия была странно двойная: Овсянкин-Пepeгудов, из солдат Волынского полка, большевик с тюремным и прочим стажем...

Что касается «морского альбатроса» Мацепуро, то его, полупьяного, с двумя конвойными казаками пришлось препроводить в тюрьму по ведомству ЧК; он был в загуле, никаких путных ответов на вопросы в первый момент добиться не удалось, только плакал и матерился, глядя на красные околыши конвойных: «Опять казачки-лампасники пиратничают, как у девятьсот клятом, пар-ра-зиты!..» С тем и увели его конвойные без лампасов.

Два эшелона Петренко в Царицыне надежно обложили красные отряды Тулака и чекиста Навина, можно было взять бандитов в одну мочь, но тут в город ворвались новые бронепоезда под черным флагом — с Новоринской ветки банда Маруси, с Камышинской — отряд сибирских анархистов Воронова, началась артиллерийская перепалка по всему городу, Петренко выскользнул на обводную дорогу.

Вообще, на взгляд Орджоникидзе, Царицын в эти дни являл собою некий Новый Вавилон, потерявший разум и кончающий последние часы жизни в сумасшедшем разгуле. По вечерам в городских садах гремели оркестры, свирепствовала городская «малина» и поножовщина, вовсю шумела барахолка на базаре, обыватель, как всегда, спешил «одеться» не хуже других, а барахло кем-то реквизировалось и снова перепродавалось на толкучке. Карманники и скокари пели в трамваях, пританцовывая чечетку: «Весело было нам, все делили пополам!..» А на путях стреляли пушки, и сотни офицеров, не приписанных к войскам, бродили по тайным квартирам, вязали подпольную сеть. Военным специалистом в штабе обороны сидел бывший генерал Носович, доверенный самого наркома по военным и морским делам Троцкого, и городской голова Сергей Минин, он же — партийный руководитель новой красной Царицынской губернии, кажется, отчаялся навести в городе какой-нибудь порядок...

Шесть хлебных маршрутов для Москвы и Питера стояли на запасных путях, но их боялись выпускать за черту города, на разграбление анархии. К тому же, слышно было, белоказаки-повстанцы перерезали под Арчедой линию на Поворино, как раз в тех местах, куда две недели назад Серго отправлял из Ростова экспедицию Федора Подтелкова. Потом появились в штабе Фролов и Френкель, принесли тяжелые известия из Задонья — вся экспедиция погибла во вражеском окружении...

Серго дождался Ковалева и спешно сформировал большой отряд Донревкома, направил в сторону Арчеды. Вместе с Ковалевым тем же бронепоездом в Москву отправился с ворохом нерешенных дел Минин. Орджоникидзе предполагал вплотную заняться наконец объединением разрозненных, крупных и мелких, красных отрядов, для чего из Ставрополя в Царицын переводился срочно штаб Северо-Кавказского округа с военруком Снесаревым, но тут, словно снег на голову, упало новое известие — пострашнее прочих — из Екатеринодара: там взбунтовался вроде бы и грозил уничтожить всю гражданскую и политическую власть главком Кубано-Черноморской республики Автономов.

Плотный клубок событий давил, лишал сна и покоя, одно начатое дело приходилось бросать и хвататься за новое, более срочное. К концу мая Серго уже мчался литерным составом на Кубань.

В Екатеринодаре проходил III съезд Советов Кубано-Черноморья, все «действующие лица» возникшей распри оказались под руками, Серго быстро вошел в курс дела.

Александр Исидорович Автономов, неказистый и щуплый с виду донской хорунжий, в золотых очках и с интеллигентной речью (он был сыном директора Новочеркасской гимназии), никак не походил с виду на мятежника либо какого-то «нового Бонапарта», как его окрестила местная газета... Сидел в тюрьме при Каледине, а выйдя на свободу, тотчас бежал в Миллерово к главковерху советских войск Антонову-Овсеенко. После месячной работы в красном штабе (и соответственной политической проверки) получил мандат Совнаркома на организацию красных отрядов на Северном Кавказе. В это время через Тихорецкую двигалась масса воинских частей с Закавказского фронта. Солдаты были хорошо вооружены и настроены революционно, поэтому Автономову вместе с Тихорецким ревкомом удалось легко и быстро сформировать огромную и боеспособную армию — до ста тысяч штыков и сабель. Находясь на территории Кубани, Автономов сообразил взять к себе заместителем и помощником популярного здесь сотника-кубанца Ивана Сорокина.