— Камо... — подтвердил Сталин и кивнул. — Хорошо... Это совсем другое дело, Маципура,. — Отошел на шаг и еще добавил, косясь через огонек спички на прикуре: — Это хорошо. Но сейчас надо взять почти голыми руками этого негодяя Петренко... Он применяет артиллерию и мешает спокойно работать. У него бронепоезд и часть золота...

Мацепуро понял, что ему поверили, и отчасти успокоился.

— Он, Петренко, дошлый! Может мне не поверить!..

— А кто работал на доверии? Ти бежишь из тюрьмы не один, а всей шайкой. С телохранителями. Это все будет обдумано. На второй-третий день можно устроить на бронепоезде Петренко банкет по случаю вашего освобождения. Важно сиять посты, замки орудий, остальное тебя не касается... Можно пить вино и говорить тосты, но Петренко обнять так, чтобы не ворохнулся. Это все посильно в твоем положении. Золото народное, его надо в-вэрнуть народу, Маципура.

— А и? После? — совсем осмелел одессит, — Я что буду с этого иметь?

— Жить будэшь, — сказал Сталин небрежно. И мягко отошел к столу, давим понять, что разговор окончен и следует выполнять приказ.

— Баз крови, — напомнил он, когда конвой выводил Мацепуро из салона. — Бэз крови, но золото вернуть на место. Оно — народное.

Немедленно был вызван комендант.

— Кто может заняться подготовкой насчет Петренко? — спросил Сталин. — Во время большой пьянки с этим Маципурой... надо их брать, блокировать в поезде. Так? Не загружая этим Чека: у них много работы. Есть такая команда у вас?

— Есть, — сказал комендант. — Казачий резервный полк Тулака. Он партийный и смелый как черт. Все сделает.

— Утром вызовите мне этого человека, — сказал Сталин.

Когда комендант удалился, Сталин подошел к вагонному окну и отдернул шторку. Ночь за стеклами была непроглядно черной. До рассвета оставалось еще часа полтора-два, можно было соснуть даже и три часа, до первых гудков.

Сталин посидел еще у стола, записал в памятку фамилию Тулака, подумал и решил завтра же назначить Военный совет в главном штабе обороны.

После этого снял свою летнюю полотняную тужурку и выключил свет.

ДОКУМЕНТЫ

Москва. Кремль. Ленину

По телеграфу

15 июня 1918 г.

Сегодня отправляю в Москву и на север 500 тыс. (полмиллиона) пудов хлеба. Из них 100 тыс. идут между Арчедой и Филоново, остальные выходят из царицынских вокзалов. Номера поездов сообщу дополнительно. Нужно 40 угольных паровозов, у нас уголь есть.

Нарком Сталин[32]

Из штаба СКВО

Начальнику Себряковского участка Ф. К. Миронову

9 июня 1918 г.

Положение ст-цы Урюпинской тяжелое. Снеситесь с тамошним комиссаром Селивановым и вызываемым начдивом Киквидзе... Предписываю оказать им активную помощь возможным резервом. Кроме того, обратите особое внимание на связь и оказание помощи участку ст. Арчеда.

Ваш отряд наиболее сильный, и на него до прибытия подкрепления из Царицына я возлагаю помощь пехотой урюпинской.

Врид военрука[33]

В конце июня ожесточенные бои шли уже по всей большой излучине Дона: от станиц Мигулинской и Вешенской до Калача-на-Дону и Котельникове. Генералу Краснову удалось путем жестоких мер и агитации «стариков-молодцов» посадить в седло до 45 тысяч казаков. Советские власти на Дону и в прилегающих селениях Саратовской губернии мерами запоздалой мобилизации незначительно увеличили добровольческий костяк своих войск, но численность их к разгару боев едва ли не вдвое уступала противнику.

К возвращению Миронова батальон Федорова уже был выбит с большими потерями из Глазуновской, оставил по пути Арчединскую и едва держался на подступах к слободе Михайловне, то есть к штабу здешнего фронта. Сотни Блинова медленно, маневрируя и отбиваясь, отходили от Дона. Пришлось срочно бросить на поддержку ему 1-ю резервную сотню Мордовина (все — казаки из бывшего 32-го Донского полка, сослуживцы Миронова), а в батальон Федорова примчался сам с личной охраной. Следом неспешно двигался резерв — отряд пластунов бывшего урядника Слышкина.

Действовать пришлось быстро и решительно, но Миронов после даже посмеивался, до чего получилось картинно и примитивно, как в любой военной игре. В какой-то момент федоровский батальон оставил позиции и побежал, но тут как из-под земли явился сам командующий Миронов на боевом коне, с обнаженной шашкой, с охраной из бородатых старослужилых казаков воропаевского батальона имени Кондрата Булавина... Бегущая пехота, вся из крестьян Себровки и Сидор, увидела воочию безрассудную смелость конницы и самого командира, услышала вопль-приказ: «Назад, братцы! Вперед, герои! Смерть или победа, бей кадетов!» и устремилась в атаку. И отбила позиции.

Миронов хорошо знал психологию боя. С этой минуты не только старые казаки, но и мужички-пехотинцы поверили, что командир у них — герой, в критическую минуту выручит и не даст пропасть.

Развивая успех, полки Миронова очистили весь луговой берег Дона и заняли даже на той стороне Усть-Медведицкую. Но через двое суток пришлось снова отойти, обнаружив едва ли не пятикратное превосходство сил с противной стороны.

В Себряково ждал Филиппа Кузьмича прибывший из Царицына Сдобнов. Приехал усталый и встревоженный, кроме приказа о сформировании Усть-Медведицкой бригады товарища Миронова и своем назначении начальником штаба, передал последние новости, причем в весьма горячей форме, иногда разражаясь руганью:

— Ты спрашиваешь, добровольно ли я пожаловал? Кой черт! Кабы не эта катавасия с военведовскими кадрами! Только утрясли штаб, заявился сам Троцкий, наорал, выступил против Сталина и Ворошилова, гнет свою линию с военспецами и этим Носовичем, а старикан Снесарев поставлен в положение как бы не у дел... Трифонова куда-то задвинули, Дорошева гоняют по передовой вроде инспектора, чтобы не мельтешил перед глазами, а твоего покорного слугу, как лишнего в этой пересортице, «повысили в звании» и направили к тебе!

— Ну и правильно сделали! — засмеялся слитком беспечный в данном случае Миронов. — Давай закончим сначала гражданскую войну, а потом уж разберемся, кто и чего добивается в этой свистопляске.

— Не скажи, — хмуро отмахнулся Сдобнов. — А если именно в суматохе и произойдет главное? Вот и останешься у разбитого корыта, а за тобой — простые люди, которые верят отцам-командирам...

— Ладно, Илларион. Подкрепление будет или нет? — спросил Миронов.

— Шло подкрепление. Из Тамбова, дивизия Киквидзе. До десяти тысяч штыков, с хорошей артиллерией и экипировкой. Так Носович задержал на границах Донской области якобы «из высших стратегических соображений». А Дорошев прямо сказал, что соображение тут одно: дать время, чтобы на Дону посильнее разгорелся пожар, чтобы побольше казаков увязло в красновской авантюре, и написал об этом Ворошилову. Черт их знает!

— Как же быть?

— Будем окапываться, Филипп Кузьмич. Железную дорогу Царицын — Поворино никак нельзя оставлять, по ней идет хлеб на север, а боеприпасы оттуда к нам, на юг.

— Это понятно. Думаю даже не подпустить к дороге, укрепиться по линии Дона, — сказал Миронов. Вряд ли сможем, там сейчас много резервов. Где у тебя полевой штаб?

— У Дона, на хуторе Шашкине.

— Завтра поедем, посмотрим, что можно сделать на тех позициях, — сказал Сдобнов. — Артиллерия?

— Артиллерия неплохая, есть такой Стороженко, командир дивизиона. Говорит: тот не бомбардир, кто с двух-трех залпов чужую батарею не запечатает наглухо. А снарядов почти нет.

— Немного снарядов дали, едут за мной, — обнадежил новый начальник штаба.

Утром они были под хутором Шашкином.

Бой — стихия Миронова.