Саватеев, разумеется, допустил большие неточности в донесении, но генерал он вполне исправный, боевой, не из тех, кто любит кричать «караул» по поводу разложения и падения боевого духа в полках. Он не мог ничего противопоставить высокому тактическому (а возможно, и стратегическому) таланту Миронова, а кто бы смог? Этот большевистский беспартийный дьявол умеет все: разработать план, организовать подготовку, блестяще провести операцию, способен и сам броситься в кровавую рубку, разумеется, при особой на то необходимости, которую он чувствует подсознательно. Исключительные данные, казак-воин в превосходной степени! Недаром генерал Абрамов на русско-японской пророчил ему большую будущность на ратном поле. И что характерно: если осколочные ранения у Миронова были, то сабельных нет. Сам великолепный всадник, может преподать практические уроки владения клинком и пикой...

Все эти мысли не стоило высказывать вслух, ибо Миронов был враг, антипод Краснова. Теперь по станицам уже начинали складывать хоровые песни по староказачьему обычаю, в которых эти имена упоминались как символы: «За красных — Миронов, за белых — Краснов...»

— Я думаю, Петр Николаевич, что Саватеева надо укрепить полками, которые мы держим в резервах, — сказал Денисов, уйдя от прямого ответа на вопросы атамана. — Надо приказать также командующему хоперским участком генералу Шляхтину помочь Саватееву всячески в окружении Миронова...

— В какой раз? В третий или уже — четвертый? — хмуро взглянул на командующего Краснов. — До каких пор о и будет путать нам карты и задавать загадки?

— По-моему, Петр Николаевич, сейчас именно такой момент, когда действительно можно взять его в прочное кольцо. Этот его рейд под Филоново другие части 9-й армии подкрепить по смогут. 11-й дивизии у них, по существу, уже нет, 15-я зализывает раны во втором эшелоне, и сам Гузарский пропал без вести, хотя начдив, разумеется, не иголка. А сумасшедший грузин Киквидзе не очень доверяет Миронову, и силы его дивизии истощены. Кроме того, надо спешить. Вместо больного Егорова, переведенного в Царицын, назначен командармом-9 некий Княгницкий, неизвестно еще, как он поведет дело. И он — здоров. Всеволодову будет трудно... Подпишите, пожалуйста, приказ генералу Шляхтину, Петр Николаевич.

— Да, да... — в странной рассеянности согласился Краснов. — К Новому году вы должны с ним разделаться.

Приказ лежал перед ним, Краснов размашисто вывел свою подпись с росчерком, как будто в одном замахе уже разделался с Мироновым и со всей 9-й армией красных, и, резко сдвинув скрепленные странички приказа в сторону, повторил:

— Надо напрячь все усилия, с тем чтобы уничтожить 23-ю дивизию к Новому году. Я еду в Кущевскую для встречи с британской военной миссией, и, надеюсь, мне удастся на этот раз убедить туполобых британцев в неотложности их помощи не только снаряжением и боепитанием, но и людьми. Они должны понять наконец, что объединение Донской и Добровольческой армий под единым командованием, на чем они постоянно настаивают, принесет огромный вред! Донцы никогда не были ярыми монархистами, они испытывают естественное недоверие к деникинскому штабу и всей той публике из Царского Села и Зимнего дворца, которая скрывается в добровольческих тылах... Мне кажется, я сумею убедить главу миссии Пуля о том, что ни с военной, ни с политической точки зрения... Транспорты, прибывающие в Новороссийск, укрепляют Деникина, а где же помощь Донской армии и нашей демократической республике?

Генерал Денисов покорно кивал аккуратно причесанной головой.

— Надо напомнить им, Петр Николаевич, — сказал Денисов, — что Добровольческая армия после частных успехов под Тихорецкой увязла на Северном Кавказе, у Пятигорска, и растеряла мощь, что нынче успех на Юге решаем только мы. Необходимо, чего бы это ни стоило, взять Царицын, соединиться с сибирскими войсками русской армии! Хорошо бы их провезти но нашему фронту, хотя бы до Урюпинской, — Взял со стола приказ, вытянулся перед атаманом: — Желаю вам полного успеха в переговорах, Метр Николаевич. Со своей стороны... обещаю к вашему приезду все сделать для полного разгрома Миронова. Дли этой цели можно даже снять несколько полков от Царицына. Красная 10-я армия подождет.

— Будем считать это решенным. Миронова надо ликвидировать до начала основных операций у Воронежа и Царицына. Кстати, нет ли новых известий от нашей агентуры по части... устранения Миронова «домашними средствами»?

— Сведения контрразведки, к сожалению, неутешительны, Петр Николаевич. Женщины стали продажны, ничего не поделаешь... В мироновский штаб они внедрились, но та, которая была лишь спутницей в этой акции, стала форменным телохранителем Миронова и осложняет дело. Возможно, именно ее и придется убирать в первую очередь. Сегодня я еще поговорю об этом с Кисловым.

— Не затягивайте, прошу вас, — сказал Краснов, доставая из стола папку с «международными делами». — И еще. Напомните полковнику Кислову. Он был прав. Цену за голову Миронова надо поднять до четырехсот тысяч.

Генерал Денисов вышел, оставив атамана наедине с важными документами. Краснов готовился к встрече с союзной миссией в Кущевской, на границе Дона и Кубани; возможно, в этом адресе заключался символ единения двух противобольшевистских армий и, подспудно, знак политической кончины самого атамана...

Преимущество в численности войск генерала Саватеева сказалось в том, что уже через неделю после филоновского скандала уцелевшие части сумели оправиться, разгромленные получили пополнения, подтянуты были экстренные резервы. Сам главнокомандующий Донской армией, весьма способный генерал Денисов, взялся за ликвидацию «северной занозы»... Судя по данным красной разведки, появились какие-то новые полки белых, намеревавшиеся незаметно перекрыть восточные дороги, связь с Балашовом. И наконец, свершилось: едва Миронов отослал донесение на имя нового командарма Княгницкого (упомянув особо и то обстоятельство, что «противнику был заранее известен план штарма...») — окружение дивизии стало фактом.

За штабными окнами била холодная декабрьская метель, ветер высвистывал в сквозных плетневых загородах, в сухих бодыльях кукурузы и подсолнухов, срывал с печных труб султаны молочно-белого кизячного дыма. Скрипел снег на порожках и в чулане под мерзлыми каблуками входящих. Большая купеческая горница пропахла отмякшими в тепле полушубками, мокрым шинельным сукном, талым снегом... Входили с красными, обветренными лицами, сдирали сосульки с усов, крякали, освобождали на две-три дырочки пояса и портупеи, усаживались вкруг стола. Миронова ждали с минуты на минуту. Он с комиссаром Ковалевым ездил проверять боевое охранение, а заодно советоваться с эскадронными и комполками, осмотреть позиции под тем самым хутором Красным, откуда недавно начинали охват Филонова.

Выздоравливающий Блинов (костыль инвалидный все же приставлен к шкафчику, рядом), Сдобнов, начоперод Степанятов, командир артиллерии Голиков рассматривали двухверстку, прикидывая пути выхода из кольца. Смущали голая равнина, лишенная удобных балок и буераков для скрытного движения конницы, довольно глубокий снег, длинные обрывистые яры.

— Могут и прищучить, — без всякой паники усмехался злой от нечаянной раны Блинов.

Сдобнов играл блестящим, никелированным циркулем-измерителем, хмурился над картой. Кое-какие мысли уже складывались в стройную систему, как-то объединяли воедино силы дивизии, неустрашимость бойцов, морально владеющих инициативой даже в обороне, и всю нынешнюю сложность обстановки, и получался некий иероглиф, обозначающий ответ к задаче. Разрезать окружение, выйти на новый оперативный простор с наименьшими потерями... Но как? Сколько подошло с той стороны резервов и какой новый и самый «неподходящий» риск выдумает Миронов? Если исходить из полного мироновского «безрассудства», то надо предположить дальнейшее углубление дивизии в белые тылы, в направлении на штаб северного участка, через Ярыженскую и Бударино — укрепленные зимние квартиры белых, а там и на окружную станицу Урюпинскую... Если же рассуждать более спокойно (именно в этом видел свою роль Сдобнов при таком начдиве, как Миронов), то можно и попятиться к Преображенской, откуда только вчера убрался полк Березова, вытесненный свежей белоказачьей частью, прибывшей из-под Царицына. Ночью, при отходе, захватили языка, пожилого служаку с двумя лычками младшего урядника, родом из Милютинской станицы. Дедок оказался неразговорчив, хранил военную тайну усердно, но место жительства свое открыл, и место это говорило само за себя, Краснов стягивал сюда очень дальние полки...