– Я был бы в порядке, Джи, – бормочу я.

Но делаю это только потому, что действительно не могу думать о том, каким бы потерянным был, если бы он ушёл.

***

– Я люблю тебя, – говорю я ему, когда он надевает обувь у входной двери. Мои уши так сильно напрягаются в этой тишине, и кажется, что меня сильно ударили по голове. Скажи это тоже, Джи.

Он поднимает голову после того, как зашнуровывает ботинки. Обычно он улыбается, когда эти слова слетают с моих губ. Я не могу сказать, что сейчас он улыбается. Эта улыбка натянутая, его губы неестественно растягиваются, обнажая зубы.

Любовь может спасти нас.

Он уходит, потому что не позволит Майки провести сочельник в одиночестве. Конечно же, их родители на вечеринке в Нью-Йорке. Радует, что, по крайней мере, у братьев есть компания друг друга. Это заставляет меня грустить, потому что вместо компании, я буду справлять Сочельник сам. По крайней мере, пока мама не вернётся домой.

– Я зайду сегодня вечером, ничего? Наверное, поздно.

Перед глазами всплывает Джерард с дикими глазами и под кокаином. Его тонущие в алкоголе зрачки. Он, наверное, будет поздно.

– Нужно ли мне, эм... оставить окно открытым? – спрашиваю я. Я пытаюсь скрыть то, насколько мне больно от того, что он не сказал мне этих слов в ответ. Сомневаюсь, что мне это удаётся.

– Нет, ты замёрзнешь. Не беспокойся об этом, я буду там.

Он перекидывает сумку через плечо и плотнее кутается в куртку, висящую на его костлявых плечах. Затем он делает шаг вперёд и прижимается своими обветренными потрескавшимися губами к моему лбу. Я закрываю глаза в ожидании того, когда они перейдут на мои отчаянно жаждущие этого губы. Но он этого не делает.

– Может быть, я дождусь тебя, – я пытаюсь сказать это с безразличием.

– Как я сказал, я, наверное, буду поздно, – говорит он, легко добиваясь этого равнодушия в голосе.

– Чем ты собираешься заниматься?

Он пожимает плечами, отводя глаза.

– Я действительно не хочу, чтобы Майки был один. Как только он уснёт, я приеду.

Я хочу сказать ему, чтобы он не приезжал. Что если он лжёт, и Майки не единственный его пункт назначения? Что если всё закончится тем, что он окажется на обочине, разбившийся и истекающий кровью в том месте, куда он не может меня с собой взять?

– Оу... хорошо. Думаю, тогда увидимся ночью. Или утром, – бормочу я.

– Пока, Фрэнк. – Он выходит из дома. Больше никаких поцелуев, никаких дополнительных мягких слогов моего имени. Он идёт под снегом. Нет никакого обещания о том, куда он уходит, нет никакого обещания о том, когда он вернётся. Он садится в машину и уезжает.

И я, блять, просто ничего не могу с этим поделать.

***

В конечном итоге я сижу в своей спальне и смотрю на часы.

Ну, не сразу, конечно. Сначала приходит домой мама. Она печёт сахарное печенье в форме оленей и ёлочек. Впервые за многие годы она наблюдает за тем, как я ем их. А я, также впервые за многие годы, их ем. Я съедаю шесть из них, потом мой живот болит, но я счастлив, потому что счастлива она. Несмотря на то, что её сын находится в тюрьме за то, что напал на её другого сына, и это наше первое Рождество без Оуэна за долгие, долгие годы. И поэтому я тоже счастлив.

Но ночь наступает быстро, слишком быстро. Когда я был маленьким ребёнком, обычно я был слишком взволнован, чтобы уснуть. Я старался держаться , чтобы увидеть Санту Клауса, но отрубался после того, как выпивал слишком много яично-винного коктейля. Кажется, я оставлял молоко и печенье для него. Этой ночью я не взволнован.

Я жду.

Иногда ожидание кажется нормальным. Вы включаете телевизор или на секунду закрываете глаза, а затем следующее, что вы обнаруживаете, – ваше ожидание закончилось. Это так просто.

Но это не так же просто, когда вы ждёте знака. Когда вы ждёте кого-то, кто появится и скажет вам: "Эй, всё будет нормально. У тебя всё получится. Всё, что угодно".

Я нахожу джинсы, сброшенные в ту ночь, когда мы были так близки и тонули в любви. Передние карманы пусты. В задних карманах только старые пустые пачки от сигарет и чек за пачку ароматизированных презервативов.

Я не могу знать, является ли это тем знаком, который я ищу.

Я жду чуда.

Жду того, что случится что-то экстраординарное. Что-то, что зацепит мой взгляд, и я не буду чувствовать себя так, словно нахожусь в ловушке. Я просто чувствую себя так, словно нахожусь в ловушке. Как крыса в клетке, которая просто ходит, и жуёт, и грызёт свою шкуру, только чтобы не сойти с ума. Назад и вперёд, пока я не почувствую себя так, словно могу умереть от удушья прямо на месте.

Я жду Джерарда.

Жду в первую очередь. Я жду того, пока станет достаточно поздно, и он залезет в комнату через окно моей спальни. В этот момент я приму его в любом состоянии. Под кайфом и чертовски пьяным, возбуждённым и извращённым, язвительным и обычным. Пожалуйста, вернись.

Я отползаю к его стороне кровати, утыкаясь лицом в подушку, которая разделяет каждую нашу ночь, тайну и обнажение. Я упиваюсь этим запахом, который заставляет мою голову вращаться вокруг Солнца, и это Солнце - Джерард. Это несложно; он просто стал центром моей вселенной.

Я засыпаю, потому что на улице идёт снег, и мир становится белым, ослепительно белым. Я слишком боюсь вернуться в Другое Место, со мной рядом нет Джерарда, так что я просто засыпаю.

***

Пустой.

Мой разум такой пустой, над моей головой открывается окно, и кровать скрипит под его весом. Пустой, потому что я только проснулся, чувствую слабость и нахожусь под действием тяжёлых лекарств.