Я киваю, моё горло закупорено. Джерард никогда не узнает, как я ему благодарен. Он даже не догадается.

– Хорошо, – говорит он. И улыбается первой искренней улыбкой за ночь. Я не могу ничего с собой поделать, когда мои собственные губы растягиваются в улыбке. Я не смог бы остановить это, даже если бы попытался. Почему-то всякий раз, когда он рядом, я просто не могу удержаться от того, чтобы тоже улыбнуться. – Так что ты можешь перестать меня преследовать, верно?

И мы смеёмся. Каким-то образом я думаю, что всегда знал, что мы снова будем смеяться.

***

Школа - сука. Деньги - сука. Жизнь - сука.

Но думаю, Карма выигрывает Bitch Award, аплодируйте.

Джи и я идём по коридору, мой рюкзак висит на его плече, его пальцы переплетены с моими. Хоть всё и запутано, перемешано, полное дерьмо и пиздец, всё налаживается. Мы покидаем этот дом с чувством начала чего-то. Не чего-то нового... просто чего-то другого.

Внизу хлопает задняя дверь.

– Чёрт, – бормочу я. Может ли эта ночь стать ещё хуже? Скажите мне, что это мама, пожалуйста, просто скажите, что это она.

– Фрэнки, – кричит Оуэн, поднимаясь по лестнице, – мама дома?

Сейчас это может показаться нормальным вопросом. В любой другой ситуации это мог бы быть нормальный вопрос. Но в этом случае "Мама дома?" приравнивается к "Если она не дома, я собираюсь тебя заставить отсосать мне. И если ты не сделаешь это хорошо, я выебу тебя".

Я замираю и на самом деле оглядываюсь, ища пути эвакуации. Чёрт, я даже рассматриваю тот вариант, чтобы попытаться уговорить Джерарда выпрыгнуть из окна.

Только дело в том, что всё его тело напрягается, а лицо выражает абсолютную ярость. Я не думаю, что за всю свою жизнь видел кого-то злее. Это действительно очень страшно, и я даже не знаю, кого на данный момент боюсь больше.

– Джи...

– Фрэнки, пожалуйста, заткнись, – говорит он резко, и я закрываю свой рот на замок.

Оуэн поднимается по лестнице. Он выглядит так, будто он в хорошем настроении, и для меня это является плохим знаком. Он улыбается, оказываясь в коридоре, и когда видит Джерарда и меня, по-прежнему стоящего как статую, его улыбка становится только ещё шире.

Вот дерьмо.

– Привет, – говорит он небрежно, прислонившись к стене. На мгновение я вижу в нём того обычного человека, которого каждый день в нём видят другие. Довольно красивый молодой парень, тёмно-каштановые волосы, спадающие отдельными прядями на его глаза, идеальная улыбка. Но я знаю его слишком долго, кучу раз видел эту улыбку, и только я могу увидеть этот жестокий блеск в его тёмных глазах. Он не мой брат.

Я смотрю то на него, то на Джерарда, наблюдая за их столкнувшимися взглядами. Между ними в воздухе разлетаются сверкающие и трескучие искры. Оуэн выглядит пугающе довольным. Джерард выглядит так, будто собирается совершить убийство.

– Ты не говорил мне, что будешь с компанией, Фрэнки, – говорит Оуэн сдержанным голосом.

– Эм, мы уже уходим, – выдавливаю я и смотрю на Джерарда, сообщая, что мы действительно сейчас уходим.

Он не сдвигается ни на сантиметр. Как будто его ноги прикололи к полу грёбаным степлером. И в его потемневших глазах бушует очень опасный огонь.

– Так быстро? – спрашивает Оуэн.

– Прямо сейчас, – говорю я немного более решительно. Джерард не двигается. Я приподнимаю брови, глядя на него. Он, кажется, меня даже не замечает. Он смотрит только на Оуэна, который всё ещё, блять, улыбается. Так что я беру его за руку.

Это кажущееся простым прикосновение возвращает Джерарда обратно к жизни, его словно ударяет током. Его губы размыкаются, и почти что рычание вырывается из его горла. Он вытаскивает свою руку из моей и подходит прямо к Оуэну. Он сантиметра на два его выше, хоть и худее килограммов на пять. Тем не менее, Джерард выглядит чертовски пугающе.

Оуэн вздрагивает, и его улыбка сползает, пока Джерард подходит прямо к нему и практически прижимается к его груди.

– Ты вообще, блять, думаешь, что делаешь, пидор? – выплёвывает Оуэн.

Джерард фыркает.

– Пидор? Что насчёт тебя? Видно, у тебя нет памятки, но когда ты трахаешь парней, то тоже становишься геем.

Улыбка Оуэна быстро превращается в уродливый мрачный взгляд.

– Ты даже не знаешь, что ты, блять, несёшь, – его голос угрожающий.

– Я знаю больше, чем ты думаешь.

Джерард делает шаг назад, и, кажется, оборачивается, чтобы отойти ко мне, замершему и приклеенному к ковру. Но в последний момент он разворачивается обратно и бьёт Оуэна прямо в челюсть. Меня передёргивает, когда кулак впечатывается в кость, и треск эхом отдаётся в ушах.

Удар такой силы, что Оуэн отлетает к стене и обрушивается на пол. Джерард, прижимая кулак к своей груди, громко ругается сначала на английском, а затем язык становится похож на итальянский. Его пальцы уже опухают и отекают, и я уверен, что они сломаны.

Он подходит к Оуэну, который стонет и катается по полу, держась за челюсть. Джерард поднимает ногу и чуть менее резко ставит её на грудь Оуэна, достаточно сильно придавливая его к полу. Хотя Оуэн в любом случае вряд ли смог бы встать. И первый раз в его жизни он выглядит... испуганным.

– Ты, блять, думал, что тому, что ты делаешь, есть оправдание? Что мучить людей нормально, если в итоге ты получишь хороший трах? – спрашивает Джерард опасно низким голосом. Его правая рука бесполезно болтается рядом с его боком, а другая сжата в кулак. – Ты думал, что тебе всё сойдёт с рук, больной ублюдок?