На мне красная толстовка, которую я позаимствовал у Джерарда в воскресенье. Он сказал мне, что если я отстираю пятна своей крови на рукавах, то отдам ему её обратно, но если я не смогу этого сделать, то оставляю себе. Я всё ещё могу видеть красновато-багровые пятна.

Я знаю, это звучит глупо и типично, но, похоже, это идеальный снег. Он не такой мягкий, влажный и холодный, как тот снег, который жалит ваше лицо. Этот снег лёгкий, сухой и воздушный. Такой тип снега, при котором я всегда, всегда хотел выйти на улицу, чтобы бегать и лепить снеговиков, но мама и папа не позволяли мне, потому что я мог бы заболеть. Я обычно всегда заболеваю.

Сегодня это просто улучшает моё хорошее настроение. Очень холодно, и когда я выдыхаю, то вижу пар, но это нормально. Главное, что не идёт дождь.

Снег наводит меня на мысли о Рождестве. До него осталось около трёх недель. Всего три недели - и мы отправимся на каникулы. Я действительно не уверен, хорошо это или нет.

Я думаю, что мог бы прогуляться до дома Уэев, мне по пути. Он находится не так далеко от школы, всего в нескольких кварталах. Может быть, тогда я смогу остальную часть пути до школы пройти вместе с Майки.

Перевод: мне действительно трудно придумать хороший предлог, чтобы увидеть Джерарда.

Помните, я сказал, что он учит меня чувствовать? Ну, так вот, думаю, я сделаю что угодно, чтобы снова почувствовать. Я никогда не был так уверен, что хочу избавиться от онемения на всю жизнь. Я действую, потому что реально хочу этого.

Я решил, что чувства приходят вместе с ценником. Конечно, есть хорошие чувства, - рука Джерарда в моей, он целует меня в губы или заставляет моё сердце учащённо биться, когда я представляю его лицо. Но есть и плохие чувства. Как когда я ощущаю себя униженным, хочу просто покончить со всем, уснуть и никогда не проснуться. Именно так я не должен больше никогда себя чувствовать. Это страшно, как плохие чувства могут практически убить, как они могут настолько опустить тебя, что ты пропадаешь.

Но я бы принял сейчас эти плохие чувства, просто чтобы быть в состоянии почувствовать и хорошие вещи тоже. Что угодно, только не пустота и онемение. Если выбирать, чувствовать боль или не чувствовать вообще ничего, я выбрал бы боль. Просто ради возможности ощущать, как улыбка Джерарда заставляет меня светиться. Я заплачу эту цену.

***

Имеет ли значение, что я немного промок и дрожу, как в воскресенье, когда стою на пороге дома Уэев? Имеет ли значение, что я не чувствую своих ног или пальцев в перчатках? Имеет ли значение, что, я скорее всего, на этот раз заболею?

На самом деле, нет. Не тогда, когда я думаю о том, что (или кто) находится за этой красной дверью.

К сожалению, в этот раз дверь открывает не заспанный Джерард без рубашки. Это Майки, укутанный в огромный серый свитер, перчатки, шарф и одну из тех смешных шапок со свешивающимися верёвочками по бокам. Я всегда хотел попробовать поносить такую шапку, просто чтобы убедиться, что она действительно держит ваши уши в комфорте и тепле. Или, может быть, она просто заставляет вас выглядеть глупо. Тогда я мог бы надеть её задом наперёд, как Холден Колфилд, и называть моей охотничьей шапкой.

– Привет, Фрэнки, – Майки встречает меня с улыбкой, будто для него это обычное дело, что я захожу к нему по утрам. – Классно, что идёт снег, да?

Я киваю. Моё тело замерзло, но лицо горит от удовольствия просто быть здесь, в идеальном доме Майки и с возможностью того, что комната Джерарда совсем рядом.

– Подожди минутку, пока я соберусь, а потом мы сможем пойти в школу вместе, хорошо? – говорит он.

– Хорошо, – отвечаю я, и делаю шаг внутрь его тёплого дома. Майки исчезает в коридоре, а я сажусь на диван, рассматривая картину, на которой может быть изображена либо одна реально гибкая женщина, либо двое очень женственных мужчин. Пока я пытаюсь выяснить это, я так же стараюсь быть тихим и слежу за коридором. Дверь в комнату Майки открыта, и я слышу, как он складывает учебники, бормоча себе под нос. Я уже знаю, что родительская комната находится в другой стороне дома. Так что это должно означать, что последняя дверь в коридоре, находящаяся рядом с ванной, которую я в значительной степени попортил в прошлый раз, эта последняя комната должна быть его...

Я был без сознания, когда Джерард принёс меня в свою комнату, и оглядел там всё очень кратко, прежде чем он потащил меня в больницу. И простите меня, если я ошибаюсь, но это должна быть комната Джерарда с Джерардом внутри.

Из-за этого я ничего не могу с собой поделать, бросаю картину (на которой как я понял, фактически были трое голых мужчин в лодке) и крадусь мимо комнаты Майки к той, которая, я уверен, должна принадлежать Джерарду. Моё сердце колотится, когда я стою перед его дверью и изучаю, что он нарисовал на ней. Она выглядит, как ночное небо. Я впечатлён ещё больше, чем раньше. В этом парне есть хоть что-то плохое?

Спустя какое-то время, я толкаю дверь. Признаюсь, я ожидаю обнаружить его спящим в своей постели, потому что сейчас только около 7:40 утра, и он достаточно взрослый, так что ему не нужно идти в школу. Думаю, я могу просто посмотреть на него спящего, может быть, прикоснуться к его волосам, как он любит делать это со мной. Может быть, я могу поцеловать его в лоб, как он сделал это вчера. Чтобы стать счастливее, мне достаточно будет даже просто увидеть его.

То, чего я не ожидал, так это увидеть его кровать пустой, выглядящей так, будто он и не спал здесь прошлой ночью. Я не ожидал увидеть скомканные листы бумаги, покрывающие почти каждый свободный сантиметр ковра. Я не ожидал увидеть восемь или девять бутылок из-под алкоголя, валяющихся на его столе и вокруг шкафа. Все они были либо пустыми, либо содержимого там оставалось на один стакан.

Я беру бутылку со стола, наполненную где-то на четверть. На ней нет этикетки, просто прозрачная жидкость, болтающаяся внутри. Я нюхаю открытую бутылку, но так пахнет много чего. Тогда я делаю совсем крошечный глоток. Водка.

Это всё здесь было? Я не могу вспомнить ничего из этого, когда был здесь в воскресенье. Неужели я тогда не увидел всего этого? Если я потерял много крови, значит, мог это не заметить?

Я сажусь на его застеленную кровать и подбираю пару листов смятой бумаги с чёрного ковра. Первый - набросок мальчика, лежащего в постели. Его лицо чуть отвёрнуто, а глаза закрыты, так что вы не можете как следует рассмотреть его лицо. Я переворачиваю лист и смотрю с различных ракурсов, как будто это может помочь мне лучше разглядеть лицо мальчика.