Курунте надоел этот проклятый палаточный городок, равно как и этот дворец, где воняло лошадиным дерьмом. Эти варвары никогда не оставались на одном месте. Они не создавали ничего долговечного. Он улыбнулся бессмертному Мадьясу, заметившему его взгляд.

— Ну что? Тебе нравится то, что ты видишь? — Мадьяс пользовался языком богов. Курунта поразился. Правитель ишкуцайя заговорил на этом языке впервые. От степного варвара он не ожидал владения языком княжеских дворов.

Курунта одобрительно кивнул, тщательно следя за тем, чтобы не проявить своего удивления.

— Поразительно ловки эти юные всадники.

— Не правда ли? Войска городов-государств с Шелковой реки были больше моих армий, однако мы побеждаем каждый раз, когда они осмеливаются высунуться за пределы своих стен, — Мадьяс говорил легко и непринужденно, но смысл до Курунты дошел. Полководец заставил себя сдержаться. Позволить вшивому степному псу оскорблять себя… Как же низко он пал, раз вынужден пресмыкаться перед этим маленьким толстеньким мужичком!

У бессмертного было лицо с широким мужественным подбородком. Однако он всегда казался неухоженным. На щеках топорщилась щетина, низко посаженные глаза прятались под кустистыми бровями, а непокорные пряди волос низко свешивались на лоб. В отличие от сановников, которыми тот себя окружал, он носил не шелка, а засаленный жилет, не закрывавший руки. Мадьяс любил выставлять напоказ волчьи татуировки и шрамы на своих руках. Он считался хорошим охотником и выносливым мечником. Но воняло от него так, как будто он спал в свином корыте.

Мимо большого шатра-дворца пронесся очередной всадник, развернулся на скаку, поднял короткий лук и выпустил стрелу, с глухим звуком ударившуюся в диск из плетеной соломы, стоявший на расстоянии добрых тридцати шагов.

Курунта взял липкую медовую лепешку, лежавшую на большой серебряной тарелке, стоявшей на земле рядом с ним. Несмотря на то что мальчик обмахивал тарелку веером из перьев, на мед уже налипло немало мух. Поразительно, с каким воодушевлением эти твари летели навстречу своей смерти.

Посланник взял один из истекающих медом золотисто-желтых шаров, оторвал от него толстую, блестящую зеленую муху и раздавил ее между пальцами, в то время как следующий всадник пронесся мимо шатра, демонстрируя свое умение. Один удар сердца Курунта размышлял над тем, не швырнуть ли медовой сладостью в стрелка. Он представлял себе, как молодой воин роняет лук и стрела вонзается в одного из тех вонючих ребят, которых Мадьяс собрал перед шатром. Хвастун! Говорили, будто каждую луну он получает тысячу тюков шелка в качестве дани, роскошные наряды, полные жемчуга сундуки, пряности и ладан. Большую часть он щедро раздаривал своей свите. Но какая польза от того, что ты носишь вышитые жемчугом шелковые одежды, если при этом надеваешь сапоги, полные конского навоза, на которых спариваются мухи.

— Я почел бы себя счастливым, если бы мог хотя бы раз встретиться с принцессой Шайей лицом к лицу. Конечно же, в вашем присутствии, почтенный Мадьяс.

Бессмертный раздраженно поглядел на него.

— Я должен выставить свою прекраснейшую из дочерей под весеннее солнце? Это не понравится твоему хозяину.

— Мой хозяин полагает, что я расскажу ему о том, как мила принцесса. Было бы хорошо, если бы я увидел ее хоть раз.

Мадьяс провел рукой по щетине на щеках.

— У нее зад, как у девушки, которую я послал тебе вчера ночью.

Курунта бросил пренебрежительный взгляд на сидевшую рядом с ним шлюху. Она ему не очень-то понравилась. Он не любил женщин с маленькой грудью и узкой задницей. Радостно было лишь видеть ее почтительность. Впрочем, она так старалась показать ему, в каком она восторге от его умения как любовника, что ему уже ничего не хотелось. Может быть, она сделала это нарочно. У нее умные глаза.

Он потянулся к пропитанным медом сладостям и взял одну, к которой прилипли две мухи. Быстро пнув ногой девушку, он заставил ее обернуться к нему. Та глядела на него униженно. Не колеблясь, открыла рот, увидев сладость. Он сунул ее между ее накрашенных губ и с улыбкой стал наблюдать за тем, как она послушно жует и глотает.

— Нравится тебе маленькая шлюшка, Курунта? Когда-то она была принцессой в одном из городов на Шелковой реке. Принцесс там много, как мух здесь, в степи, в разгар лета.

Курунта прикинул, что будет с ним, если он отзовется о ней дурно. Поглядел на останки мухи, которую только что раздавил между пальцами.

— Она подарила мне совершенно новый опыт.

Мадьяс провел языком по губам.

— Правда? Расскажи!

— Что ж… — Курунта откашлялся. — Ей удалось заставить меня не завершить акт любви. И могу вас заверить, бессмертный, этот опыт единственный в своем роде и не зависел от моих усилий, — посланник не сводил взгляда с рабыни. Она казалась совершенно безучастной. Очевидно, не понимала божественного языка.

— Надеюсь, ты не воспринял это как намеренное оскорбление, Курунта. Меня заверяли, что эта девушка очень послушна.

— Да, послушна, но не вдохновляет. Как будто я пришел в дешевый бордель, чтобы удовлетворить свою похоть, и выбрал шлюху, для которой я сегодня уже десятый клиент.

Мадьяс бросил на рабыню уничтожающий взгляд.

— Значит, она столь же бесполезна, как и сломанный меч в бою.

— Хуже, — весело заявил Курунта. — Она ломает меч воина раньше, чем закончится битва.

— До сих пор от меня оставалось скрытым, что под грубой скорлупой полководца Курунты скрывается поэт, — произнес Мадьяс на языке своего народа и зааплодировал. Придворные тут же отреагировали и тоже захлопали. Даже маленькая рабыня, жизни которой из-за его лжи, возможно, вскоре настанет преждевременный конец, тоже аплодировала ему.

Мадьяс поднял руки, и аплодисменты стихли.

— Теперь, когда наш гость смог насладиться ловкостью наших воинов, он должен увидеть, как мы обращаемся с теми, кто нарушает законы степи. Приведите приговоренных!

Курунта бросил на бессмертного встревоженный взгляд. Что они хотят продемонстрировать? Может быть, это угроза?

Мадьяс обернулся к нему.

— Я слышал, что красоту с твоего лица выжег безбородый евнух, Датамес, гофмейстер бессмертного Аарона. Я не понимаю, почему Аарон не приказал содрать с этой собаки кожу. Я полагаю, что если мужчине отрезать его хозяйство, тем самым он утрачивает часть рассудка. Подобных созданий уже нельзя понять. Их удерживают только суровые наказания. Ты должен увидеть, как я обхожусь с подобными полумужами, когда они меня разочаровывают.

Курунта терпеть не мог, когда с ним говорили о случившемся во время Небесной свадьбы бессмертного Муватты, когда неуклюжий гофмейстер изуродовал его во время боя. Его никогда не побеждали! Из-за несчастного случая разгорелся пожар, и его лицо и многое другое стали жертвой пламени. С тех пор его терзало желание заполучить Датамеса в свои руки. Не проходило ни дня, чтобы Курунту не мучили ожоги. Единственным утешением служило то, что он представлял себе, что сделает с Датамесом. Гофмейстер умрет медленной смертью.

На площадь перед дворцом вывели двоих крупных, несколько женоподобных мужчин. У обоих на лбу была татуировка, напомнившая Курунте извивающуюся ящерицу. Один из двоих попытался броситься наземь, но стражники бессмертного удержали его. Черные слезы текли по щекам мужчины. Он был накрашен. Второй держался лучше. Он стоял прямо и бросал на бессмертного разъяренные взгляды.

— Эти двое евнухов украли у одной из моих наложниц жемчужный браслет, — пояснил Муватта и рассмеялся. — Нужно быть евнухом, чтобы так сильно желать браслет и быть готовым рискнуть ради него жизнью.

Стоявший прямо евнух издавал неразборчивые звуки.

— Избранным, которым дозволено входить в мой шатер, мы отрезаем языки, чтобы они ничего не могли рассказать, если вдруг станут свидетелями разговора, не предназначенного для их ушей.