— Спасибо, — рядом с ним на колени опустился Ламги, тоже рассматривавший новые щиты. — Я ценю то, что ты пытался успокоить нашего стражника.

Нарек отмахнулся.

— И говорить не о чем. Мы «Львы Бельбека». Мы помогаем друг другу.

Ламги улыбнулся ему одними губами.

— Вот только остальные львы об этом тогда забыли.

— Они наверняка тоже бы…

— Нет, вовсе нет. Ты славный парень. Такие как ты — редкость. В битве я буду рядом, — и с этими словами он взял самый маленький щит, похожий на булку, от которой кто-то откусил кусок.

Нарек почувствовал себя слегка смущенным. Затем снова поглядел на щиты. Похоже, Ламги слегка разбирается в оружии. То, что он взял самый маленький щит, удивило Нарека. Он помедлил, но все же взял большой, обтянутый коровьей кожей щит, по форме напоминавший две вложенные друг в друга миски.

— Этот тебе не понадобится.

Нарек обернуся. Ашот! Наконец-то! Все же друг не забыл о нем.

— Как теперь к тебе обращаться? Полководец?

Ашот скривился так, как не мог скривиться никто другой в войске после того, как его только что повысили до тысячника.

— Оставь эти глупости! Я Ашот. Совершенно ничего не изменилось. Идем со мной, нам нужно поговорить спокойно.

— Мы должны отпраздновать, — весело заявил Нарек. — У меня есть еще две монеты. Деньги на удовольствия. В принципе, я собирался привезти их Дарону, на память. Но сегодня день, когда нужно тратить деньги на удовольствия. Привезу ему лувийский шлем или красивый нож.

— Положи щит, — голос Ашота дрожал.

Да что с ним такое? Он по-прежнему был бледен, как смерть.

— Это самый лучших из всех щитов, что здесь есть. Защитит меня от колен и до подбородка, — и с этими словами Нарек сунул его под мышку. Если он его не возьмет, то заберет кто-нибудь из «Львов».

Ашот махнул рукой и повел его к высохшему руслу реки. Под ними капитан проводил какое-то странное учение. Каждый из его ребят должен был взять другого на спину, а потом они дрались друг с другом, словно всадники. «Нам это тоже нужно будет сделать», — подумал Нарек. Те ребята внизу веселятся, хоть и покрыты потом с ног до головы.

— Я не хотел этого, — вдруг произнес Ашот. — Я ничего не сделал для этого. Нужно было пойти на голосование. Туда приказали явиться всем сотникам… Я действительно понятия не имел!

Нарек дружески ткнул его под ребра.

— Ну, теперь-то ты преувеличиваешь. Ты стал важным человеком. Радуйся же!

— Тому, что мы будем сражаться рядом с бессмертным? — В голосе Ашота послышалась паника. — Да неужели ты не понимаешь? Лувийцы захотят получить его голову. Там, где стоит бессмертный, будут самые ожесточенные бои. Муватта наверняка пошлет свою лейб-гвардию, чтобы расправиться с нами.

Теперь и у Нарека на душе стало неспокойно.

— Мы справимся, — произнес он, сам не веря в свои слова.

— Будешь держаться сзади, ты понял?

Он раздраженно покачал головой. Вечно все пытаются его защищать. Сначала Ламги, потом Ашот. Что они себе думают? Что он трус?

— Я буду сражаться, как все!

— Ты ведь хочешь еще раз увидеть Дарона и Рахель?

— Я не хочу, чтобы все в деревне называли меня трусом…

— А я обещал Рахели, что ты вернешься домой живым! Ты получишь почетное задание. А будешь противиться моим приказам, я позабочусь о том, чтобы битву ты провел закованный в цепи, в женском лагере.

Кара отодвинула засов. Приготовилась к тому, что должно было предстать ее взгляду. Затем открыла дверь и вошла в комнату принцессы. Шайя сидела на корточках в уголке. Вся комната провонялась фекалиями.

— Я принесла вам поесть, принцесса.

Варварка подняла голову. Левый глаз все еще был оплывшим, как и три дня назад, когда она вернулась. Она улыбнулась Каре. Но улыбка эта была жуткой, в ней больше не было разума. Шайя откинула в сторону клочок красного шелка, которым закрывалась, и раздвинула ноги. Внутренняя сторона ее бедер была полностью покрыта кровоподтеками.

— Ты хочешь заняться со мной любовью?

Кара поставила перед ней миску с пшенной кашей и бросилась обратно к двери.

— Иди же, люби меня! — Слова принцессы сопровождались сладострастным стоном.

— Что же они с вами сделали…

Ничто больше не напоминало о гордой принцессе-воине, которая всего четыре дня назад напала на нее в саду. Из носа текли сопли, губы потрескались, все тело было покрыто золотой пылью и запекшейся кровью. А ее взгляд… В нем больше не было ничего человеческого. Однажды Каре довелось услышать, будто глаза — зеркало души. С тех пор она обращала на глаза человека особое внимание. И это было правдой! В глазах можно было увидеть душу.

У Шайи смотреть было больше не на что. Душа оставила ее.

— Иди же! — Принцесса провела правой рукой по своему истерзанному телу и остановилась на покрытом запекшейся кровью срамном месте. Какие бы стоны она ни издавала, при каждом прикосновении начинала кричать, как зверь. Помыть ее было невозможно.

— Вы должны поесть, госпожа, — печально произнесла священнослужительница.

Вместо ответа Шайя прижала платье к телу и опустила голову, на лицо упали пряди волос.

За спиной Кары в дверном проеме показалась мать матерей.

— Смотри хорошенько, дитя мое! Вот что бывает, когда бросают вызов богам! Она думала, что сможет устоять перед Иштой, глупышка.

— Но если мы будем ухаживать за ней, и она обретет душевный покой…

— Душевный покой или тревогу может испытывать только тот, кто обладает разумом. А она далека от этого, — ответила Табита, и на ее губах появилась суровая улыбка. — Я с первого дня знала, что этим все кончится. Она уже не человек. Ты уведешь ее отсюда и поместишь к козам. С сегодняшнего дня животное будет жить с животными.

— Но… — Кара растерялась. — Она невеста бессмертного. Мы прогневим его, если…

— Она уже никто! — удовлетворенно произнесла священнослужительница. — Для бессмертного она представляет интерес лишь в том случае, если у нее будет ребенок. А мы обе знаем, что забеременеть она не может. Так что не делай такой расстроенный вид. Ты приняла участие в ее судьбе.

Кара униженно склонила голову. Она больше не хотела злить мать матерей.

Артакс склонился над столом, который подготовил для этого вечера Датамес. Из песка и камней была смоделирована местность высокогорной равнины. Разукрашенные щепки представляли два войска. Черное у Муватты, белое — их собственное. Аарон усмехнулся такому распределению цветов. На краю стола лежали дюжины черных и белых щепок, на которые были нанесены символы. Очевидно, они должны были изображать различные типы войск.

В шатер вошли Матаан, рыбацкий князь, и Володи. Все они встречались у Датамеса. Сейчас, пожалуй, была уже почти полночь. Через четыре дня состоится сражение. Сегодня Артакс хотел посовещаться только с самыми доверенными лицами. Только в ночь перед битвой соберутся все сатрапы и вновь избранные тысячники, чтобы представить ему свои планы. Так поздно, чтобы было невозможно выдать его планы Муватте. Артакс исходил из того, что у него в лагере есть доносчики Муватты. На этот раз они ему не пригодятся!

До сих пор Артакс обсуждал все планы сражения только с Датамесом, чтобы держать их как можно дольше в секрете. И у него было такое чувство, что Датамес занимается какими-то вещами, о которых не говорит даже своему повелителю.

Матаан, высокий загорелый воин, который должен был заменить Джубу, держался на расстоянии. На нем была только простая бесшовная юбка и сандалии. Он мог бы быть богатым крестьянином. На сатрапа он не был похож. И несмотря на это, закон о земельной реформе в пользу крестьян отдалил от него Матаана. Он стал вести себя холодно и отстраненно.