— С этим наверняка можно добиться большего.

— Большее меня убьет, — тяжело дыша, выдавила из себя Нандалее.

Карлица мягко улыбнулась.

— Завтра вечером твоя жизнь изменится навеки, Арбинумья. Вместе со мной ты сделаешь первый шаг на пути овладения магией. Приготовься удивиться… А теперь можешь идти, поскольку мне кажется, тебе уже не хватит сил развлекать меня. Отдыхай, мой ученик-чародей.

Шайя вошла в Красную юрту. Пока что здесь никого не было, но стол с деревянными клиньями и широкими кожаными ремнями уже принесли сюда. Она представила себе, как ей пристегнут голову.

Она торопливо отвела взгляд. Шайя пришла слишком рано. Девушка сама выбрала это время. Здесь ей никто не помешает. В Красную юрту приходили очень редко. Только когда Кочующий двор ступал на новую дорогу или когда планировалось нашествие на неизвестные области. Ребенком она любила Красную юрту. Здесь было ее убежище. Местом, где никому не приходило в голову искать принцессу. За все годы почти ничего не изменилось.

Широкий стол для карт был отодвинут в сторону и уступил место тому столу, на котором та Шайя, какой она сама хочет быть, будет принесена в жертву своему отцу и народу. Девушку сотрясала дрожь, и она обхватила себя руками.

Шайя подняла взгляд к куполу юрты. Красная ткань свода шатра за годы прохудилась. Появились новые заплаты. Сквозь ткань проникал теплый красноватый свет. Поглядела на низкие шкафчики перед штакетником, удерживавшим стены юрты в вертикальном положении. Здесь лежали, на века запечатанные в глине, отчеты о путешествиях посланников ее отца. Точные описания дорог, перевалов и бродов. Они указывали пути в империи соседей, на случай, если навязанный девантарами мир однажды закончится. Сколько часов она провела за чтением, мечтая о далеких странах.

Шайя опустилась на колени перед пузатыми амфорами, коснулась крышек из старой крошащейся пробки. Они были разных цветов, чтобы даже те, кто не мог разобрать значки на восковых печатях, знали, где найти какую карту.

Принцесса провела рукой по бледной глазури той амфоры, в которой было спрятано ее величайшее сокровище. Восковую печать не обновляли с тех пор, как она была здесь в последний раз. Она расковыряла ее костяной иглой, а позже пыталась большим пальцем вернуть воску первоначальный вид. Положила свой большой палец на свой детский отпечаток. Он стал шире и длиннее, с тонким шрамом на суставе.

Шайя вынула корковую пробку, просунула руку в широкое горлышко амфоры. Кончики ее пальцев коснулись костей. Это были лопатки лошадей, быков и верблюдов. Девушка схватила одну и вытащила ее наружу. Кость негромко царапнула горлышко амфоры.

Улыбка озарила ее лицо, когда она узнала карту. Когда-то она была одной из самых ее любимых. Она изображала целый мир. От Пернатого дома на далеком побережье восточного моря до Плавучих островов далеко на западе, о которых не могла рассказать ни одна дощечка в шатре ее отца. Она пыталась представить себе Пернатый дом. Поначалу в ее воображении он представал в виде большой юрты, на которую нашили перья. Позже, когда она повидала дворцы на Шелковой реке, девочка представляла себе дом из сверкающих, покрытых глазурью глиняных кирпичей, с тисненными на них птичьими перьями.

Шайя тяжело вздохнула. Девушку снова сотрясла дрожь. Пожалуй, ее отучат мечтать. Она побывала в более далеких краях, чем могла представить в детстве. В чужом мире, карт которого не было в Красной юрте, по крайней мере когда она была маленькой. Бороздила небесные просторы на облачных кораблях. Видела Пурпурное море со всеми его чудесами. Скоро все ее мечты насадят на острие иглы.

Она услышала, как откинули полог юрты. Заскрипел деревянный пол. Она обернулась, пытаясь сохранить спокойствие. Свою судьбу она встретит если уж не с упрямой улыбкой на губах, то со спокойствием.

В палатку вошли два евнуха. На лбу у них была татуировка знака ящерицы, дабы каждый знал, что ни у одного из них больше нет языка, они могут издавать только шипящие звуки, подобно разгневанной ящерице. В длинных бесшовных юбках, с подведенными черной тушью глазами, они казались женственными. Головы обриты наголо. Один из них приветливо кивнул ей.

Шайя не ответила на приветствие. Как этот парень смеет кивать ей? Столь неуклюжие проявления приязни не соответствуют поводу, по которому они встретились. Неужели евнух над ней насмехается?

— Вы удивляете меня, почтенная принцесса, — в юрту вошел целитель. Он двигался бесшумно, как кошка. На его узком лице играла улыбка, но глаза оставались серьезны. — Я не ожидал, что вы придете раньше условленного времени.

— Добродетель исполнения своего долга известна не только на Шелковой реке, — холодно ответила она.

Целитель остановился и пристально поглядел на нее. Наконец осторожно кивнул.

— Прошу прощения, если оскорбил вас своими словами. И в мыслях не было. Знайте, что вы поразили меня еще вчера, принцесса Шайя. А теперь мое уважение к вам становится еще глубже. Покорность своей судьбе — действительно добродетель, столь же высоко ценимая среди моего народа, сколь и редкая, — он положил на стол для карт бамбуковую трубку с кожаной застежкой и изящным жестом пригласил ее ложиться на второй стол.

Шайя положила карту обратно в амфору, заткнула ее пробковой крышкой. На этот раз она не пыталась заставить исчезнуть следы на восковой печати. С жалостью поглядела на отпечаток своего детского большого пальца, последний след счастливых дней. А затем направилась к столу.

Целитель вынул из рукава маленькую бутылочку из зеленого стекла.

— Я подготовил для вас сонное зелье, почтенная принцесса. Так вы не почувствуете неприятности, которые я, к своему сожалению, вынужден буду доставить вам по приказу вашего отца.

— Пока что я еще воительница, Мяу. Я не привыкла закрывать глаза перед своими врагами. И наверняка не стану менять привычек в своей последней битве.

Целитель поставил бутылочку на стол для карт.

— Мне больно от того, что вы видите во мне врага, принцесса. И если уж вам обязательно пользоваться военными метафорами, то будьте уверены, что я сражаюсь в ней так же точно против своей воли, как и вы. Поскольку вы, которую мне все, кого я спрашивал, описывали как человека чести, решили видеть во мне врага, я позволю себе просить вас об одной милости. Прошу, не обращайтесь ко мне прозвищем. Мое взрослое имя, которое мой почтенный отец дал мне к вящей радости моей матери в день, когда я закончил обучение и заслужил зеленые одежды целителя, таково: Шен И Мяо Шоу.

Шайя колебалась. Почему она должна оказывать честь человеку, который ее изувечит? С другой стороны, ей не хотелось заканчивать свою жизнь воительницы упреком в том, что в последнем бою она поступила бесчестно.

— Шен И Мяо Шоу? — тихо произнесла она.

— Не идеально, но крохотный недостаток вашего произношения более чем компенсируется вашей доброй волей, — целитель улыбнулся. — Теперь не будет ли вам угодно прилечь, почтенная принцесса? Я попрошу двух своих помощников пристегнуть вас к столу и проследить за тем, чтобы все произошло без излишнего вмешательства и чтобы даже тень подозрения в неподобающем прикосновении не упала на ослепительный свет нашего взаимного уважения.

— Это мне не нужно, — резко ответила она. — Пока что я могу похвастаться тем, что не дергалась, когда мне зашивали раны.

— При всем уважении, почтенная принцесса, но то, что мне поручено сделать сегодня, не стоит сравнивать с зашиванием раны, полученной на поле битвы. Это неприятный процесс, требующий, чтобы вы непременно лежали спокойно.

— На что я вполне способна, — холодно ответила она.

Шен И Мяо Шоу взял лежавшую на столе для карт бамбуковую трубку, нерешительно повертел ее в руках.

— Прошу, позвольте мне напомнить о моих десятилетиях опыта и… Ой-ой… — Бамбуковая трубочка выскользнула у него из рук, задела краешком ее колено, из-за чего ее нога устремилась вверх.