Примерно в двухстах шагах от них стояли семь колесниц. В повозки были запряжены красивые лошади. Возничие украсили головы животных перьями. Полированные бронзовые амулеты свисали с упряжи лошадей. На двух повозках к ободам колес были прикреплены длинные клинки. Говорили, будто они могут без усилий перерезать ногу, когда колесница идет на полном ходу.

«Хорошо, что я стою за стеной щитов, — думал Нарек. — Здесь я в безопасности».

Воины взошли на колесницы. Двое из них были одеты в странные доспехи, похожие на большие бочонки. Командиром эскадрона колесниц был воин, волосы и борода которого сверкали на солнце, словно золото. Он был выше всех вокруг. Настоящий великан.

«Хорошо, что в наших рядах есть такие воины», — думал Нарек. Этот парень наверняка нагонит на лувийцев настоящего страху. Выглядит совершенно устрашающе.

Златоглавый что-то крикнул, и все семь колесниц сорвались с места.

— Поднять щиты! — крикнул Алексан, и воины в первом ряду вонзили свои высокие щиты в землю, слегка пригнулись и прислонились к своим щитам плечами. — Копья вперед!

Нарек послушно выставил свою длинную палку. Почувствовал, как дрожит земля под копытами коней. От этого ощущения желудок подскочил к горлу. Руки взмокли от пота. Теперь он все же предпочел бы оказаться наверху, на берегу. Крепко сжал губы.

Ашот негромко бормотал проклятия. Он тоже вытянул свою палку вперед. Нарек с удивлением отметил, что у него-то руки не дрожат. Каким-то образом его другу лучше удавалось сдерживать свой страх, чем ему.

Колесницы были уже на расстоянии менее пятидесяти шагов. Из-под копыт коней брызгала пыль и камни. Нарек отчетливо видел бронзовые клинки на колесах.

— Когда же эти проклятые клячи наконец повернут? — ругался Ашот.

— Спокойствие, — крикнул Алексан. — Держать строй!

Еще всего тридцать шагов. Руки у Нарека дрожали так сильно, что острие его деревянного шеста стукнуло о край Алексанова щита.

Одна из колесниц отделилась от группы и неслась на два корпуса впереди остальных. Ее тянули две больших белых лошади. Их гривы развевались на ветру. Молодой воин, на плечи которого была накинута шкура леопарда, подгонял возничего ехать еще быстрее. Он держался сбоку за оглоблю, отклонившись назад. Его возница стоял, низко наклонившись, щелкая длинной плетью по головам белых жеребцов. Глаза коней были широко раскрыты. Им тоже было страшно.

Возница потянул поводья. Колесница стала медленно отклоняться влево. Она находилась на расстоянии менее десяти шагов. У Нарека стучали зубы. Это же безумие!

Послышался резкий треск. Колесницу развернуло, словно от удара невидимого великана. Одно колесо полетело в их сторону и ударило в ряды щитоносцев менее чем в двух шагах от Нарека. Оно попало в воина с серебряными прядями в бороде. Мужчина попятился назад, на копьеносцев. Его щит был разбит. Кровь текла по лбу, окрашивая седые пряди. Нарек видел все это настолько отчетливо, словно время стало тянуться медленнее. Вырвавшаяся колесница развернула коней. Дышло ударило одного из двух жеребцов в живот и сломалось. Возница, не выпустивший поводьев, исчез между конями. Словно растворился под телами, скользившими навстречу стене из щитов.

Среди воинов началась паника. Они бросали щиты и копья и рвались прочь. Остальные колесницы пытались обойти их. Но там, где они должны были проскочить мимо стены из щитов, теперь, ослепнув от паники, мужчины пытались взобраться на берега пересохшей реки.

Нарек увидел молодого человека, которому серповидные клинки на колесницах попали чуть выше колен. Обе ноги отрезало. Несколько ударов сердца они постояли, а затем медленно, словно подкошенные деревья, повалились навзничь.

— Ты весь в крови.

Голос Ашота словно прорвал плотину. На Нарека накатилась волна криков. Вокруг все происходило с пугающей быстротой. Большинство мужчин из стены щитов уже взбирались по прибрежному кустарнику.

Всего в двух шагах от них высокий воин с золотыми волосами остановил колесницу. Он взволнованно выкрикивал приказы.

Нарек провел рукой по лицу, посмотрел на кровь на своих пальцах.

— Я не ранен, — удивленно произнес он. Поглядел на Ашота, который все еще сжимал свой деревянный шест. Единственный из всех.

— Здорово, — пробормотал его друг. Ашот был бледнее смерти. Лоб пронзила глубокая гневная морщина.

— Они же сказали, это просто учения, — Нарек огляделся по сторонам. Воин, потерявший ноги, был мертв. Крестьянину еще никогда не доводилось видеть, чтобы кто-то умирал насильственной смертью. И от подобного зрелища с удовольствием бы отказался. Если бы он в буквальном смысле не застыл от страха, то тоже мог бы остаться лежать там. — То, что здесь происходит, неправильно! Чему нас здесь учат? Каково это — проиграть лувийцам?

Ашот выпустил свой шест.

— Мы здесь учимся подыхать по приказу, — он указал на прибрежный кустарник. На тысячи стоявших там людей. — Нас, крестьян, предостаточно. Мы ничего не значим. Ты помнишь, как раньше, играя в кости, мы ставили несколько пшеничных зерен, чтобы игра стала интереснее? То же самое и здесь для бессмертного. Пара безымянных пшеничных зерен.

Нарек долго смотрел на него, затем опустил взгляд. Эту историю он своему сыну рассказывать не будет.

Артакс смотрел на троих мужчин, которым доверял больше всего. Они были одни в его большом шатре. Даже стражей удалили. Никто не услышит, о чем говорят сегодня вечером.

Володи, высокий светловолосый наемник из Друсны, казалось, нервничал. Он отводил взгляд, теребил пальцами край своей туники, и казалось, вот-вот лопнет от нетерпения. Он командовал боевыми колесницами во время учений в русле реки. Он должен был лучше проверить дно.

Матаан, князь Таруа, га, смотрел на него с почти раздражающим спокойствием. Коренастый дворянин сопровождал их с Джубой, когда они искали пиратов, атаковавших его оловянные флоты. Несмотря на свой четко выраженный дворянский нос, Матаан был красив, мускулист, с густыми волосами и длинной бородой. Ветер и соль закалили его лицо. Темные глаза были бездонны. Вместо простой туники, которая была на нем во время их первой встречи, теперь на нем была надета роскошная бронзовая кираса. На плечах лежал вышитый жемчугом пурпурный плащ. Шлем с высоким плюмажем он сжимал под мышкой. Спокойствие Матаана казалось Артаксу вызывающим. Ему едва удавалось сдерживать свой темперамент. Он сдерживался уже целый день, чтобы не сделать еще больше случившееся несчастье. Бессмертный, который будет недостойно кричать, — это просто невероятно.

— Ни в коем случае, можешь спокойно проявлять свое дурное настроение. Я считаю, что тебе стоит казнить этого светловолосого дурачка. Он испортил учебную атаку. Для меня виноват он. Готов спорить, он даже понял бы твое решение.

Артакс проигнорировал Аарона, взгляд его переместился на третьего советника, который в последнее время, похоже, не понимал ни одно из его решений. Датамес. Стройный, безбородый гофмейстер сильно надушился и, единственный в шатре, был одет не в доспехи, а всего лишь в простое длинное белое бесшовное платье с пурпурной бахромой. Он казался женственным и лишним на этом собрании воинов. «Датамес смотрит на него с холодным презрением, как на грязь на новых сапогах», — подумал Артакс. Датамес организовывал полевой лагерь, а также подход войск и их обеспечение провиантом.

— Почему никто мне не сказал, какая чушь там творится? — холодно поинтересовался гофмейстер.

— Никто не думать, ты должен знать! — упрямо заявил Володи.

— Это был несчастный случай… — произнес Матаан, и в голосе его не было убеждения.

— Этот несчастный случай можно было предотвратить! Неужели никому из вас не пришло в голову проверить место заранее? Моральный дух наших войск и без того жалкий. Предатели на службе у Муватты не могли бы нанести нашему войску больший урон!