Литмир - Электронная Библиотека
A
A

После полудня в лагерь пришел большой обоз. Генерал Сент-Марк сразу подтянул упряжки с понтонами к берегу Салгира, стал налаживать переправу. Инженерные команды с топорами, канатами, крючьями работали сноровисто, и через три часа мосты были сооружены.

Первым по ним прошел авангард князя Прозоровского, усиленный двумя гренадерскими батальонами и егерским корпусом. Когда он скрылся за холмами, Долгоруков приказал начать переправу главных сил.

Сначала на правый берег перешли батальоны князя Алексея Голицына. Они выдвинулись на полверсты, растянулись в большую дугу, прикрыв место переправы. После этого по понтонам перетащили осадную артиллерию и весь прочий обоз.

Вечером Якуб-ага привел к Веселицкому встревоженного Эмир-хана.

— Твой паша пообещал нам пять дней перемирия. Почему же он переходит Салгир?

Веселицкий длинно зевнул, хлопнул на шее комара, сказал буднично:

— У нас, сам видишь, много скота и лошадей, а кормов не хватает. Вот и решено перевести армию в сторону.

— А куда ушел первый отряд?

— Приискать хорошие, пастбища.

— В таком великом числе? И с пушками?

— Пушки нужны, чтобы отбиваться от турок, ежели те посмеют напасть.

— Турки сидят в крепостях! — не унимался Эмир. — Здесь их нет.

— Кто знает? — уклончиво возразил Веселицкий, продолжая позевывать. — Может, Селим подготовил их к внезапному нападению. Ты же сам говорил, что хан остался верным Порте… — И, обернувшись к слуге, крикнул: — Кофе Эмир-хану!

Опустошив с гостем медный кофейничек, Петр Петрович закурил, порассуждал о переменчивой крымской погоде, а затем — верный своей привычке везде искать конфидентов — попытался склонить каймакама к сотрудничеству.

— Трезвость ума, верность слову и доброе отношение к нам, проявленное в эти дни, — сказал он Эмиру, — свидетельствуют о твоем нелицемерном желании помочь российской армии поскорее разделаться с ненавистными турками и дать крымскому народу волю и независимость. Но среди почтенного крымского общества есть, к сожалению, отдельные вредные мурзы, кои не желают поступать так же… Не скрою, любезный друг, мы хотели бы и впредь пользоваться твоим расположением и вспомоществованием в решении непростых задач, возникающих перед нами. И особо хотели бы уведомлений о происках злодеев, могущих нарушить спокойствие здешних мест и препятствовать его сиятельству в освобождении Крыма от позорного турецкого рабства.

Памятуя недавнюю обиду каймакама, Петр Петрович поднялся со стула, отошел в угол палатки, порылся в походном сундучке.

— Это тебе за дружбу, — сказал он, протягивая Эмир-хану увесистый кожаный кошелек. — Здесь сто золотых!.. А за будущие услуги — и награждение в будущем.

Эмир опасливо покосился на Якуб-агу, но деньги взял.

Веселицкий перехватил его взгляд, сказал с иронией:

— Бери, не бойся. Якуб в свое время тоже немалые деньги получал от нас. И не боялся. Хотя состоял переводчиком при самом Керим-Гирее.

В глазах Якуба вспыхнули и погасли злые огоньки, тонкие сухие губы скривились в жалкой полуулыбке. Но сказанное канцелярии советником он перевел слово в слово.

Эмир-хан, однако, не удивился: очевидно, давно подозревал агу в неверности.

Когда Якуб увел гостя, Веселицкий, ожидая, пока слуга приготовит постель, вышел из пропахшей табаком палатки подышать свежим воздухом.

Над холмами быстро догорал размытый по горизонту фиолетовый закат, небо наливалось чернотой, заблестели первые неяркие звезды. Из палаток слышался густой солдатский храп. Потрескивали остатки костров, на которых час назад варили кашу. У привязей фыркали кони, шлепая по крутым бокам длинными хвостами. Переливчато и звонко журчал по камням Салгир, унося к Сивашу студеные воды крымских гор. Все дышало покоем и умиротворением.

Ночь прошла мирно. Только однажды несколько выстрелов, прогремевших со стороны дальних холмов, вызвали легкую тревогу в батальонах охранения князя Голицына, которая, впрочем, сразу улеглась.

Утром через Салгир переправились остатки полевой артиллерии, пехотные и кавалерийские полки, а после полудня армия начала марш.

Дорога — белая, кочковатая — змеей вилась между холмов, взбиралась на невысокие, поросшие редкими кустарниками горы. За четыре часа колонны прошли 17 верст и остановились на ночлег.

На следующий день марш был продолжен.

Теперь на горах все чаще появлялись конные татары. Нападать они не решались, держались в отдалении, но за движением армии следили внимательно.

Оставляя справа Карасубазар (его русские называли по-своему — Карасев), армия без особых хлопот преодолела узкие и маловодные речушки Биюк-Карасу и Кючук-Карасу и вечером, завершив 25-верстный марш, подступила к лагерю, поставленному авангардом Прозоровского на левом берегу Индола.

Когда полки и обозы переправлялись через Биюк-Карасу, Долгоруков вызвал Веселицкого, спросил о татарских депутатах.

— Где-то в обозе, ваше сиятельство, — ответил тот, оглядываясь по сторонам.

— Какого черта?! — возмутился генерал. Он ткнул пальцем вдаль: — Там, вверх по течению, Карасев. Отправьте их за ответом!

Веселицкий нашел депутатов, объявил им волю командующего. Они мешкать не стали — уехали тотчас.

На Индоле, где полки простояли два дня, Долгоруков получил очередной рапорт князя Щербатова. Генерал писал, что, взяв Арабат, он повел деташемент на Керчь, но едва прошел десять верст — столкнулся с татарами. И чтобы расчистить путь — бросил в атаку кавалерию Прерадовича с казаками Бурнашева. В короткой схватке было побито сорок татар, но деташемент потерял полковника Думитрашка Ранчу.

Долгоруков мысленно похвалил себя за прозорливое решение не стоять у Салгира, как просили депутаты, а идти вперед. Теперь сомнений во взятии Щербатовым Керчи и Еникале не было!

Однако полного успокоения Василий Михайлович не испытывал: опасался за коммуникацию с Перекопом, от которого армия все более отдалялась. Подумав, он отправил ордер генералу Броуну, приказав оставить в Козлове гарнизон в две роты, а с остальным деташементом продвигаться к Салгиру и стать недалеко от Карасева, чтобы прикрыть тыл армии.

Вскоре сюда же, к Индолу, приехал из Карасубазара Азамет-ага. Веселицкий привел его к командующему.

— В переданном нам от вашей чести письме, — сказал ага, — мурзы не нашли ответы на волнующие их вопросы. Я послан узнать эти ответы.

— Чего они хотят? — пробурчал Долгоруков, сдвигая к переносице брови.

— Просят дозволения выслать турок из Кафы без всякого вреда им от русских войск… Чтоб настоящий хан Селим-Гирей остался в своем достоинстве и далее… Чтоб после подписания диваном акта о вступлении в дружбу с Россией русские ушли из Крыма.

— Лихо придумали! — Крякнул Долгоруков, опешив от наглости аги. — Сдается мне, что мурзы собираются водить нас за нос… Выпустить турок!.. Уйти из Крыма!.. Да если бы мурзы хотели ускорить дело, то прислали бы акт, а не свои просьбы!.. Прошлый раз ты дал слово, что привезешь его с положенными подписями. Слово-то нарушил.

— Вы тоже нарушили! — дерзко ответил ага. — Обещали стоять пять дней на месте, а сами вот уже где.

Опухшие щеки Долгорукова вспыхнули гневом, лоб собрался тяжелыми складками, глаза враждебно округлились. Он топнул ногой и, забыв, что перед ним татарский начальник, а не провинившийся российский офицер, заорал, брызгая слюной и задыхаясь:

— Ты с кем говоришь, сволочь!.. Попрекать меня нарушенным словом?! Ах ты свинячья рожа! Да я прикажу выпороть тебя, как щенка!

Якуб вздрогнул всем телом, испуганно уставился на Веселицкого с немым вопросом: «Переводить?»

Петр Петрович, косясь на командующего, шепнул скороговоркой:

— Скажешь, что его сиятельство выражает свое неудовольствие затягиванием подписания акта.

Накричавшись, Долгоруков подошел к Азамет-аге вплотную и, тряся перед его носом толстым пальцем, сказал жестко:

— Я даю тебе один день… Один!.. Если завтра правительственные чины не приедут с подписанным актом — я изничтожу турок в Кафе. А потом возьмусь за вас!.. Расправляться буду без пощады, как с неприятелями!

50
{"b":"546528","o":1}