Эти достаточно ощутимые для небольшой эскадры потери в некоторой степени компенсировал линейный корабль «Святослав», закончивший ремонтные работы в Ревеле и пришедший в Данию второго ноября.
Из Копенгагена эскадра Эльфинстона вышла первого декабря и на переходе в Англию испытала те же невзгоды, что и эскадра Спиридова. Бушевавшие яростные штормы повредили все без исключения корабли, для починки которых английский адмирал был вынужден зазимовать в Портсмуте и покинул порт только второго апреля 1770 года.
Прибытие в Средиземное море главной эскадры адмирала Спиридова действительно активизировало боевые действия на Балканах. Высадив на берегах крупные десанты, к которым присоединились восставшие греки, русские взяли несколько турецких крепостей, в том числе и Наварин. Капитулировавший после шестидневной бомбардировки и штурма. Взятие этой мощной прибрежной крепости позволило Спиридову перевести сюда восемнадцатого апреля свои корабли и объявить Наварин базой русского флота.
Первые впечатляющие успехи на некоторое время затуманили разум легкостью нынешней кампании. Однако тяжкое похмелье поражения под Модоном отрезвило горячие головы. После неудачной, с изрядными потерями осады крепости стало ясно, что ожидать быстрой и решительной виктории не приходится. Малочисленность русских войск и плохая воинская подготовка греческих повстанцев не позволяли Орлову развернуть широкие наступательные операции, которые могли бы существенным образом повлиять на общий ход войны.
Он так и написал Екатерине в своей реляции:
«Хотя вся Морея и очищена от турок, но силы мои так слабы, что я не надеюсь не только завладеть всею, но и удержать завоеванные места».
Однако отправляя курьера в далекий Петербург, Орлов еще не знал, что к Морее подошла эскадра Эльфинстона. А между тем английский адмирал не только удачно высадил свой десант, но и попытался атаковать семнадцатого мая стоявший в бухте Наполи-ди-Романья турецкий флот Гассан-бея.
Попытка, впрочем, оказалась безрезультатной. Сильный пушечный огонь береговых батарей и кораблей Гассан-бея не позволил адмиралу приблизиться к неприятельской эскадре. Кроме того, решив провести эту атаку, он не поставил перед своими капитанами никакой четкой цели и, вместо того чтобы сосредоточить огонь всех пушек против определенной части турецкого флота, ограничился беспорядочным обстрелом его кораблей и береговых батарей. А затем, посчитав свои силы недостаточными для решительного сражения, покинул бухту и двадцать первого мая у острова Цериго соединился с эскадрой адмирала Спиридова.
А турки, воспользовавшись отступлением Эльфинстона, спокойно покинули залив и ушли к острову Хиос.
Узнав о неудачном бое и о последующем беспрепятственном отходе турок, разгневанный Спиридов дал волю чувствам, обвинив английского адмирала в нерешительности. Тот в долгу не остался, сам накричал на Григория Андреевича, и адмиралы крепко поругались. Но в погоню за флотом Гассан-бея, которая длилась почти месяц, пустились вместе.
Конец вспыхнувшей адмиральской вражде положил Алексей Орлов, бывший в это время под Наварином. Прибыв на эскадру одиннадцатого июня, он молча, устремив неподвижный взгляд на морской горизонт, выслушал рапорты Спиридова и Эльфинстона, их взаимные упреки и обвинения. А затем, со свойственной ему решительностью, объявил, что берет командование объединенной эскадрой на себя и поднимает флаг на линейном корабле «Три иерарха».
— Все споры, господа адмиралы, закончены! Для пресечения недоразумений и великого числа непорядков, имеющих место в обеих эскадрах, для сохранения дисциплины и отвращения уныния я вынужден взять команду на себя… И мой первый приказ будет краткий — вперед за турком!..
Официально турецким флотом командовал капудан-паша Ибрагим Хосамеддин. Но поскольку он ничего не смыслил в морском деле да и по характеру был труслив, то фактически флотом руководил опытный моряк-алжирец Гассан-бей.
Преследуемый русской эскадрой, неприятельский флот стал на якорь в проливе у острова Хиосс, где Гассан решил дать гяурам генеральное сражение. И за обедом объявил об этом капудан-паше.
Пытаясь сохранить собственное величие перед подчиненными, Ибрагим возражать не стал, однако к вечеру, сломленный страхом, сказал, что собирается провести инспекцию береговых батарей и быстро покинул флагманский «Реал Мустафа», передав командование — и ответственность перед султаном! — Гассан-бею.
Объявляя о предстоящем генеральном сражении, чернобородый алжирец чувствовал себя уверенно — и по численности, и по огневой мощи турецкий флот был гораздо сильнее русского. В его составе насчитывалось 19 линейных кораблей, на которых находились 1282 пушки, а также около 50 мелких судов.
Готовясь к сражению, Гассан-бей расположил свой флот в две линии. В первую он поставил все сильнейшие корабли во главе со 100-пушечным флагманом «Реал Мустафа», а во вторую — семь 60-пушечных линейных кораблей, две 50-пушечные каравеллы и два 40-пушечных фрегата. Все корабли стояли плотно, словно крепостная стена, — расстояние между ними было определено в два корпуса.
Построение русского флота оказалось иным, чем у турок, — в три ряда. В авангарде шли линейные корабли «Европа», «Три святителя» и «Евстафий», на котором был командовавший авангардом Спиридов. В среднем ряду — под командой Самуила Грейга — находились линкоры «Ианнуарий», «Ростислав» и «Три иерарха». А в арьергард Орлов поставил линкоры «Не тронь меня», «Саратов» и «Святослав» под командованием Эльфинстона. Семь фрегатов, бомбардирское судно «Гром» и другие суда в боевую линию не входили и следовали за арьергардом. В случае успеха они должны были атаковать малые суда турок.
Как и положено перед решающим боем, все офицеры и матросы переоделись в чистое белье, помолились о даровании победы, и двадцать четвертого июня, в десятом часу утра, четко выдерживая объявленный строй, русская эскадра вошла в Хиосский пролив.
Шедший впереди флагман «Три иерарха» убавил паруса, пропустил вперед авангард, после чего Орлов приказал поднять на грот-мачте красно-белый флаг и дать пушечный выстрел. Это означало команду — «Гнать на неприятеля!»
Приближение русского авангарда турки встретили яростным огнем, который, впрочем, не причинил кораблям Спиридова никакого вреда. А вот атака русских оказалась успешной.
Разглядев в зрительную трубу, где находится «Реал» Гассан-бея, адмирал Спиридов направил туда линкоры «Европа» и «Евстафий», правильно рассчитав, что потеря флагмана обескуражит неприятеля и посеет в его рядах панику. Под огнем турецких орудий «Европа» приблизилась на расстояние пистолетного выстрела и по команде капитана Федота Клокачева дала залп правым бортом.
Вслед за «Европой» к «Реалу» подошли еще два линкора — «Евстафий» капитана 1-го ранга Александра фон Круза и «Три святителя» капитана 1-го ранга Степана Хметевского, — после чего положение флагмана, на который обрушился дождь ядер и брандскугелей, стало критическим — в разных местах корабля вспыхнули пожары.
Стараясь поскорее покончить с «Реалом», Спиридов приказал усилить огонь, однако неожиданна в ход сражения вмешалась погода — гулявший над волнами ветер стих, паруса обвисли, и сильное течение стало сносить «Европу» в сторону от турок. Бывший на корабле греческий лоцман, пугливо округлив глаза, подбежал к Клокачеву и завопил, что нужно немедленно менять курс, иначе корабль непременно налетит на подводные камни. Охваченный азартом боя Федот Алексеевич длинно выругался, но — не имея другого выбора — приказал отойти в сторону, уступив свое место «Евстафию».
Увидев нежданный маневр «Европы», не знавший о предупреждении лоцмана Спиридов решил, что Клокачев просто струсил и, надрывая голос, в бешенстве закричал в рупор:
— Поздравляю вас матросом, капитан!
Но в грохоте боя Клокачев ничего не услышал и лишь жестами показал направление своего курса.
С отходом «Европы» положение авангарда резко ухудшилось.
Шедший за «Евстафием» линкор «Три святителя» получил серьезное повреждение — турецким ядром у него сорвало один из наветренных парусов. Лишившись управляемости, корабль не смог удержаться в строю и врезался почти в середину турецкого флота.