8 июня в полк прибыл генерал Келлер с группой офицеров. Перед тем как убыть на позиции, их пригласили гостеприимные офицеры-читинцы «почаевать». Попив чайку с ананасами, генерал Келлер убыл для осмотра позиций полка.

Более месяца казаки находились на передовой линии, в постоянном соприкосновении с противником и все это время безропотно, добросовестно исполняли свой солдатский долг. Казаки служили, а не рассуждали. Для них война составляла неотъемлемую часть их жизни. К ней они готовились с детства, и все мучения, неудобства, тяготы переносили стойко, без нытья и жалоб. Казачьи кони исхудали и представляли из себя кожу Да кости.

Командир 2-й сотни 2-го Верхнеудинского полка Рейтерфен в своем дневнике отметил, что примерно из 137 лошадей его сотни половина была с набитыми спинами, 56 лошадей с подпаринами и только 12 содержались в порядке. Казаки почти все время были в походе и не могли как положено следить за лошадьми. Глядя на них, каждому становилось ясно, что к такой кавалерии нельзя предъявлять большие требования. Казаки превратились в «ездящую пехоту» и большую часть боев провели пешими, находясь в стрелковой цепи как в обороне, так и в наступлении. Невольно задаешься вопросом: «А нужно ли было так гонять казаков, требуя все новых и новых разведданных?» Тактика использования конницы на равнинных театрах военных действий бездумно переносилась русским командованием в Маньчжурию, где местность не позволяла даже шага ступить в сторону. Вот и жаловались начальники, случайно попавшие на высокие должности, на казаков, чтобы прикрыть свою безграмотность и отсталость в военном деле. Эти жалобы охотно подхватывали военные журналисты и разносили по всему свету в своих статьях и брошюрах, типа Л. Нодо «Они не знали».

Обрушившись на плохую обученность казаков, Л. Нодо забывает, что строевые казачьи полки входили, наряду с драгунскими, в состав кавалерийских дивизий, к ним предъявлялись те же требования, что и к драгунам, обучали их по тому же уставу или, вернее, по тем же уставам, что и всю конницу. Все отличия их от драгун состояли лишь в системе отбывания воинской повинности, всецело зависящей от их быта и внутренней организации, в системе езды и выездки лошадей, в отсутствии штыка и в некоторых других своеобразных исторических особенностях боевых построений, как лава, батовка коней и другие. Но они умели выполнять приемы, обязательные для регулярной конницы, такие как атака сомкнутым строем, перестроение в боевые и предбоевые порядки и т. д. Видел же все это и описал в своем труде барон Э. Тетгау. Чем отличались казаки генерала Мищенко, то есть все первоочередные полки, от приморских драгун? Абсолютно ничем, а по многим вопросам и превосходили их. Если казак на своей лошади не мог проникнуть через японские посты, то что говорить о драгунах с их европейскими лошадьми? Ведь и драгуны обязаны были вести разведку, добывать нужные командованию данные, и они это делали, но так же безуспешно, как и казаки. Их лошади не выдерживали и сотой части той нагрузки, которая досталась казачьим коням. По оценке того же барона Э. Тетгау, лошади, которые были у забайкальских казаков, обладали превосходными качествами для Маньчжурского театра военных действий. Выносливые и неприхотливые, они уверенно шли вброд, карабкались, как кошки, по склонам гор проходили без отдыха и пищи большие расстояния, сутками могли быть нерасседланными. Неказистые на вид, они на рыси не отставали от больших европейских лошадей драгун. Цена забайкальской лошади в войну была очень высока и доходила до 250–300 рублей, тогда как в мирное время за нее давали минимум 40 рублей.

Быть может, забайкальские казаки на европейском театре военных действий выглядели бы хуже конницы европейских армий, имеющей рослых кровных лошадей, способных по своему росту и складу к быстрой размашистой скачке и нанесению сильного первоначального удара-шока в атаке, но на Маньчжурском театре военных действий этого делать не приходилось, и задача кавалерии сводилась к скромной роли ближайшего охранения и разведки.

В горах против японской кавалерии забайкальские казаки отвечали тем требованиям, которые к ним предъявлялись.

Бесспорно, что казаки, призванные со льготы, были хуже обучены, чем их молодые товарищи первоочередных полков, — ну, а кто из запасных был хорошо обучен в то время? Тысячи необученных солдат бросались в атаки под Вафангоу, постигая науку воевать кровью. Так же учились и казаки, но, в отличие от сибирского мужика-запасника, они трижды призывались на службу за последние 5–6 лет и год неплохо воевали в Китае.

Дивизия, а потом отряд Ренненкампфа, состоящие полностью в своей основе из казаков, призванных со льготы, то есть из запаса, прекрасно воевала и через 3 месяца войны, мало чем отличаясь от частей казаков-первоочередников.

Это они, казаки-забайкальцы, принесли славу своим начальникам — генералам Мищенко, Ренненкампфу, в отряды к которым стремились попасть все офицеры и которых меньше всего ругали в этой войне.

Как бы там ни было, но несмотря на усталость и измотанность, 10 июня 2-й Читинский полк вновь овладел Туйинпу.

11 июня из отряда Грекова (1-й Аргунский полк и пехота) поступило донесение, что противник обходит его правый фланг к северу от Саймацзы.

Почти одновременно с этим донесением поступил приказ начальнику Восточного отряда отправить немедленно шесть батальонов и одну батарею в корпус Штакельберга к Вафангоу.

Казаки, уставшие от непрерывных стычек с японским сторожевым охранением и от лазания по горам, лишались пехотного прикрытия.

Ввиду наступления японцев на Саймацзы отряд Ренненкампфа выступил по Сяосырской дороге к деревне Сафалацзы, где на ночном отдыхе в ней к нему присоединились сотни, оставленные в Сяосыре и Цзянчане.

13 июня японцы начали наступление. Им удалось потеснить сторожевое охранение, но огнем 4-й пограничной батареи были остановлены. Отряд Ренненкампфа не стал ввязываться в бой и отошел по Сяосырской дороге через перевал Палилин к перевалу Фыньшуйлин (Феншуйлин).

14 июня в целях получения сведений о противнике в долине Цаохэ у фыньшуйлинского перевала Ренненкампф провел «усиленную рекогносцировку». Колонна генерала Любавина в составе 4 сотен 2-го Нерчинского полка, 3 сотен 3-го Аргунского полка и 2 сотен 1-го Аргунского полка, 4-й пограничной батареи через 7–8 верст движения была обстреляна сильным ружейным огнем японцев. Казаки спешились и атаковали позиции противника под прикрытием огня 4-й пограничной батареи, но овладеть ею не смогли. Во время 4-часового боя были ранены есаул Энгельгардт, командир 1-й сотни 2-го Нерчинского полка, и 9 казаков. Рекогносцировка, кроме того, что был обнаружен противник в долине Цаохэ, ничего не дала.

Вернувшись к Фынылуйлинскому перевалу, отряд остановился на ночной отдых, но отдохнуть не пришлось. Не успели казаки заварить чай, как японцы начали наступление. Атакована была и сотня, охранявшая перевал Палилин. После короткого боя с превосходящим ее во много раз противником она отошла к самому перевалу Фыньшуйлин. Отряд, обстреливаемый с двух сторон, отошел к деревне Фанцзяпуцзы, за перевалом.

С целью выяснения, перешел ли противник перевал, был выслан разъезд во главе с хорунжим 2-го Нерчинского полка Ивановым. В 8–9 верстах от места дневки отряда разъезд попал в засаду. Потеряв лошадей после залпа японцев, хорунжий Иванов и 5 казаков едва спаслись, вывезенные на крупах лошадей своих товарищей.

Стало ясно, что противник находится на перевале и продолжает наступление.

К 12 часам дня японцы атаковали сотню сторожевого охранения, которая после часового боя, потеряв двух казаков убитыми и 5 ранеными, запросила подкрепления. На помощь ей были отправлены стрелковая рота 23-го Восточно-Сибирского полка и сотня казаков. Противник был остановлен, а потом отошел на исходные позиции.

Общая обстановка на фронте Восточного отряда сложилась к тому времени следующая.

В связи с тяжелым положением под Вафангоу Восточному отряду 15 июня было приказано провести «демонстрацию» в сторону Фынхуанчена и отдать свои основные части на помощь Штакельбергу.