Как казак честно и верно служил прежним царям, так и в февральскую революцию являлся надежной опорой Временному правительству, устраняя беспорядки, вызванные мерами того же правительства.

29 марта 1-й Аргунский полк убыл на станцию Бобринская, а 1-й Читинский полк направил один дивизион полка в г. Тарнополь, второй — на станцию Волочинск, а остальные полки 1-й Забайкальской дивизии 1 апреля выступили к г. Тарнополь.

Перед уходом к новому месту дислокации 27 марта состоялись выборы в армейский комитет, и в этот же день было объявлено об отмене смертной казни на фронте и в тылу. Это была еще одна непростительная ошибка Временного правительства. «Граждане»-солдаты стали убивать друг друга среди белого дня, мародерничать, грабить мирных жителей, совершать другие тяжкие преступления, не опасаясь сурового возмездия. По поводу отмены смертной казни хорошо сказал один из казачьих офицеров 1-го Читинского полка, когда в г. Тарнополе было совершено очередное преступление: «У нас, в России, конечно, это будет лишним поводом на дальнейшие и большие преступления». Вывод оказался правильным, потом все так и было.

Все мартовские дни казаки бедствовали, не получая хлеба, а лошади — корма. Тыловое обеспечение войска все ухудшалось. 31 марта стали создаваться комитеты по довольствию людей и лошадей, которые закупали у местного населения продукты и сено. Военное ведомство в связи с тяжелым положением в стране уменьшило суточную норму довольствия.

2 апреля 1-я Забайкальская дивизия с оркестрами впереди полков вошла в город Тарнополь. Приход целой казачьей дивизии оказался неожиданностью для местного начальства, как военного, так и гражданского, проявивших абсолютное равнодушие к размещению и устройству быта забайкальцев.

Город был наводнен солдатами запасных частей, которые до прихода дивизии вели себя крайне распущенно, не отдавали офицерам честь, держались вызывающе. Однако, когда стройные казачьи ряды сотен с пиками и пулеметами прошли по улицам, демонстрируя своей выправкой силу и удаль, солдаты присмирели, подтянулись и в последующем старались не связываться с казаками, отдавали честь офицерам, а небольшие казачьи патрули без труда поддерживали порядок в городе. «Граждане»-солдаты признавали только силу. Местные жители после наведения порядка на улицах города свободнее вздохнули и приветливо относились к казакам.

Расположившись, из-за отсутствия мест в казармах и квартирах, на станции, в вагонах, казаки приступили к службе.

3 апреля полковник Шильников, прибывший с общеказачьего съезда в Петрограде, сделал доклад о поездке. Съезд состоялся 23 марта 1917 года. На него прибыли представители 11 казачьих войск страны. Было провозглашено создание «Союза казачьих войск», предназначенного для сплочения всего казачества России. Съезд заявил о поддержке Временному правительству и о неприкосновенности казачьего уклада, о необходимости борьбы со всеми, кто посягает на веками сложившиеся устои казачества. Часть казаков, тяготеющих к большевизму, покинула съезд, не согласившись с его решением, и образовала Центральный совет казаков, установив тесные связи с Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов. Таким образом, в сплоченность всех казаков был вбит клин, расколовший, не без помощи большевиков, единый фронт борьбы за отстаивание интересов казачества.

В условиях двоевластия этого следовало ожидать. С одной стороны, Временное правительство и присягнувшие ему казачьи войска, с другой — большевистские Советы, стремящиеся внести раскол в казачью среду, чтобы таким образом отнять у правительства послушные ему силы. В то время часть казаков еще не понимала, что казачество и большевизм несовместимы. Беднейшим казакам терять в начавшейся борьбе внутри казачьего общества было нечего. Многие из них или лишились своей земли, или забросили всякую деятельность на ней, оставив за собой только одно название — казак. Поэтому разговоры об изъятии части земли у казаков в пользу крестьян и иногородних их волновали меньше всего. Они готовы были поделиться тем, чего у них не было. Зато другой части казачества, а их было абсолютное большинство, не нравилась перспектива изъятия земли, исторически принадлежавшей им.

Исследователь казачества А.П. Ермолин в своей книге «Революция и казачество» буквально везде разделяет его на «трудовое и офицерско-кулацкое», понимая под трудовым казачеством только бедняка и середняка.

Исходя из этого принципа разделения казачества кулак не являлся тружеником, следовательно, за счет его — эксплуататора — можно было решить земельный вопрос, отобрав излишки земли в пользу неимущих.

В начавшемся бы при этом процессе перераспределения земель неизбежно пострадали и те, кто относился к трудовому казачеству, так как они тоже теряли свою выгоду от использования общественных станичных и запасных войсковых земель, ликвидируемых в пользу крестьян и иногородних.

Готово ли было абсолютное большинство казаков войска поделиться с кем-то основой своего богатства и существования — землей? Нет, никогда!

Заставить казаков отдать землю можно было только силой или обманом, и тот и другой способы успешно применили большевики в период расказачивания. Однако в первые дни борьбы за власть и Временное правительство, и большевики не посягали на земельную собственность казаков, заигрывали с ними, пытаясь посулами и обещаниями привлечь их на свою сторону.

Плохо понимавшие происходящие в стране перемены казаки не могли вовремя разобраться, что их ждет впереди, если к власти придут большевики. Одурманенные громкими революционными фразами и призывами, они поддавались всеобщему психозу буйствующей митинговой толпы, не верили своим офицерам, а прислушивались к агитаторам, порой не знающим нужд казачества. Новизна обстановки, надежда на изменение формы отбывания воинской повинности, ликвидации податей и налогов, возможность чувствовать себя на равных с офицерами и лишний раз прикрикнуть на них радовали и прельщали казаков до тех пор, пока остро не встал земельный вопрос. Но тогда его никто не поднимал. Казаки верили, что, устранив все, что им мешает, уравнявшись в правах со всем населением, они сохранят и свои привилегии на землю. Глубокое заблуждение, вылившееся потом в трагедию.

Несмотря на то что большевизация казачества становилась все более явной, при общем упадке дисциплины, вызванной, приказом № 1, казаки оставались еще верными «второй» присяге: вылавливали дезертиров, останавливали бегущие с фронта части и возвращали их в окопы, наводили порядок в городах и на железнодорожных станциях.

За три дня, с 5 по 7 апреля, только три сотни 1 — го Читинского полка задержали 460 дезертиров, не меньше задержанных было на счету других сотен и полков. Порядок на станциях был наведен.

Вместе с тем метастазы от «демократизации армии» быстро проникали в казачьи коллективы. Некоторые из них стали высказываться за отстранение от должностей начальников, не нравившихся им своей требовательностью. Например, войсковой старшина Мациевский в донесении № 30 командиру полка от 3 апреля на основании доклада командира 4-й сотни есаула Рюмки на сообщал, что «1 апреля сверхсрочнослужащий старший урядник Семен Большаков, собрав сотню, сделал постановление просить сменить вахмистра сотни подхорунжего Колесникова…». И это постановление было внесено тогда, когда во всех сотнях после зачитки приказов № 1 и 2 довели приказ командующего 11-й армией о том, что выборных начальников быть не может.

5 апреля командующий 1-й Забайкальской казачьей дивизией генерал Орлов принял командование Донской дивизии, а 10 апреля полковник Комаровский назначен командиром 1-го Читинского полка, полковник Рыболов — командиром 1-го Аргунского полка, войсковой старшина Мациевский — командиром стрелкового дивизиона. На должность походного атамана был выбран генерал Богаевский, принявший дивизию после убытия генерала Орлова.

8 апреля 102 казака 1-го Верхнеудинского полка были награждены медалями «За усердие», а 10 апреля получена телеграмма из штаба армии о снятии со всех знамен и штандартов 1 — й Забайкальской дивизии царских вензелей. В сотнях и командах производились выборы в суды чести казаков, и такой же был избран в полку для урядников.