С наступлением темноты отряд остановился на ночлег у деревни Сюнсюцайцзы в роще. Забайкальские казаки — «братаны», как они называли друг друга, приступили к «чаеванию».

Чай в жизни забайкальца играл огромную роль. Чаевничать по любому случаю и при первой возможности вошло в плоть и кровь забайкальских казаков, и это было не прихотью или способом скоротать время, а необходимостью. Возведенное в ранг священнодействия, чаепитие спасало казака от холода, голода и, самое главное, от инфекционных желудочных болезней. Во-первых, потому, что сам чай обладал лечебными, дезинфицирующими свойствами, во-вторых, при приготовлении чая вода всегда кипятилась, а значит, погибали болезнетворные микробы, и, в-третьих, действовал общеукрепляюще на организм человека.

По примеру казачьих частей чай стала пить вся Маньчжурская армия, тем более что главнокомандующий Куропаткин отменил положенную ранее выдачу водки, увеличив норму чая и сахара. Так что ехидные высказывания и смешки некоторых авторов (Л. Нодо и других) по поводу «чаевания» были неуместны. А.А. Игнатьев о чае в жизни армии напишет следующее: «Чай вошел в быт армии. Приказ о строжайшем запрещении пить сырую воду спас нашу армию от самого страшного бича — тифа, и впервые, с существования мира, потери от болезней оказались у нас меньше потерь от ранений. Чай спасал» (возможно у забайкальцев в ходу был чай, распространенный среди тибетцев, монголов, бурят и калмыков, которые его приготовляли с молоком, маслом и солью. — Примеч. ред.).

Утром отряд был обстрелян японской пехотой. Авангард развернулся широкой лавой на черном гаоляновом поле. Под проливным дождем казаки обошли японцев с флангов, и те поспешно отступили, преследуемые 3-й сотней 2-го Аргунского полка графа Комаровского, за которой выдвигался 1-й Аргунский полк. Все три казачьих полка шли при распущенных знаменах. Японцы, отстреливаясь, отступали. Вперед на рысях выдвигается 2-я сотня 2-го Аргунского полка, прозванная волчьей потому, что когда казаки этой сотни, еще во времена похода в Китай, рассыпались в лаву и атаковали противника, то они не гикали, как казаки других сотен, а выли по-волчьи. Командир сотни есаул Субботин свято соблюдал эту казачью традицию. Вид мчащейся во весь опор казачьей сотни с шашками наголо и воющей по-волчьи действовал потрясающе.

В этой сотне во время похода в Китай служил храбрый казак, Георгиевский кавалер Илья Раменский, подвигами которого гордилась вся сотня. Имела эта «волчья» сотня и свою песню, которая заканчивалась куплетом:

Японцы скрылись в горах. Генерал Ренненкампф дал команду на возвращение. Не испытав горечи поражения под Тюренченом, разгоряченные боем, казаки с песнями возвращались из разведки к месту ночевки у деревни Пудяпудзы.

На следующий день, так же как и в отряде генерала Мищенко, для проверки разведывательных данных, доставленных китайцами, за линию японских сторожевых постов были отправлены офицерские разъезды.

Вызвались все офицеры, но жребий выпал на князя Карагеоргиевича (брата сербского короля) и хорунжего графа Бенигсена, ротмистра Дроздовского и корнета Гудиева, штаб-ротмистра Гулевича и хорунжего графа Бенкендорфа, подъесаула Миллера, сотника Казачихина и корнета Роговского.

Повезло больше других подъесаулу 2-го Нерчинского полка Казачихину, который пробрался в тыл японцев, к самому Фынхуанчену, добыл полные и подробные сведения о силах противника, снял кроки (наброски плана. — Примеч. ред.) укрепленных позиций и благополучно вернулся в отряд.

На восьмые сутки вернулись ротмистр Дроздовский, подъесаул Миллер и князь Карагеоргиевич, остальные или погибли или попали в плен. Офицеры знаменитых в России фамилий и простые, никому не известные казаки-забайкальцы добровольно шли на опасное дело, совершали подвиг, не щадя своей жизни. И, как отметил в своем дневнике участник Русско-японской войны в отряде Ренненкампфа барон П.Н. Врангель, «…с грустью, хотя и с некоторой завистью в душе, провожали мы их, мысленно благословляя на высокое дело».

Отряд Ренненкампфа находился в горной безлюдной местности, население которой неохотно делилось с казаками скудными запасами продовольствия и фуража. Фуражировка, то есть поиски пропитания для людей и лошадей, изматывали казаков, так как приходилось ездить за 15–20 верст, потому что вблизи все было съедено. Во время фуражировки казаки не брезговали воровством кур, зерна, топлива, отчего на этой почве возникали трения с местным населением. «Некоторые командиры, например, войсковой старшина Е.И. Трухин, командир 2-го Нерчинского полка, сам довольствовался малым, особой заботы о казаках не проявлял, считая, что казак должен иметь минимальные потребности. Штаб этого полка постоянно голодал, что считалось каким-то молодчеством. Казаки, видя такое отношение к себе, допускали различные противоправные действия, чтобы прокормить себя и добыть корм для лошадей», — пишет в своем дневнике А. Квитка.

В то же время те командиры, которые заботились о казаке, таких противоправных действий не допускали. Например, 2-я сотня этого полка благодаря заботам есаула князя Меликова ни в чем не нуждалась. А командир 6-й сотни 2-го Нерчинского полка князь Джандиери всегда расплачивался с китайцами за взятые продукты и фураж по установленной цене, наблюдал, чтобы казаки их не обижали, охранял жителей от нападения хунхузов, и в результате его казаки на фуражировку не посылались. Все, что надо было, несли сами китайцы.

Но тот же казак, который не считал зазорным безвозмездно присвоить себе кое-что из живности или фуража, никогда не трогал личные вещи китайцев, полагая, что это будет уже воровство и грабеж.

Многие очевидцы тех событий Русско-японской войны подчеркивали, что жалоб китайцев на казаков за хищение их имущества не было. Да и что было делать казакам, когда по три дня они не получали мяса, хлеба, а службу несли исправно.

8 мая авангард отряда Ренненкампфа, три сотни казаков под командованием войскового старшины Хрулева, выступили по дороге Айянямынь — Шитаучен — Фынхуанчен и через сутки прибыли в деревню Шидзяпудза. Из разъезда барона Врангеля поступило донесение, что в Шитаучене японцев нет и что путь на Дапу свободен.

Всего в рекогносцировке на Дапу участвовали 9 сотен в составе двух с половиной сотен 2-го Нерчинского, четырех с половиной сотен 2-го Аргунского и двух сотен 1-го Аргунского полков.

11 мая 1-я и 4-я сотни 1-го Аргунского полка (есаулов Гофмана и Пешкова) под руководством начальника авангарда подполковника Яковлева, пройдя перевал, на котором стояла «волчья» сотня 2-го Аргунского полка, построились в лаву и атаковали местечко Дапу. Не останавливаясь, сотни промчались по пустынному городу, оставленному жителями, и продвинулись шагов на шестьсот к сопкам, занятым японцами, где были встречены мощным залповым огнем. Появились раненые.

Круто развернувшись, сотни также быстро отошли на безопасное расстояние.

Среди раненых оказался и молодой сотник Улагай, всего как два дня прибывший в полк. Пуля пробила навылет ему грудь в одном сантиметре от сердца.

Начальник отряда приказал подполковнику Яковлеву с двумя сотнями 2-го Нерчинского полка (2-й и 5-й — есаулов Меликова и Джантиева) и с 4-й сотней 1 — го Аргунского полка есаула Пешкова зайти во фланг японской позиции, обстрелять противника и определить, есть ли у него артиллерия.

Сотни убыли выполнять приказ, когда от правого разъезда князя Оболенского поступило донесение, что батальон японской пехоты спустился с сопки и направляется в долину реки Айхэ, чтобы отрезать путь отряда на перевал.

Генерал Ренненкампф для противодействия обхода противника и обеспечения отхода сотен подполковника Яковлева направил генерального штаба капитана Шнабеля с 3-й сотней 2-го Нерчинского полка графа Комаровского с заданием занять гребень соседних сопок. Сотня есаула Гофмана прикрывала отход транспорта Красного Креста.