В 12 часов 30 минут глава Временного правительства покинул Тарнополь (Тернополь).
Однако призывы Керенского «идти на врага», с ликованием встреченные на митинге, не очень воздействовали на солдат, когда дело коснулось конкретных мер. Один из Финляндских полков, к которому Керенский при отъезде обратился с вопросом: «Кто не хочет защищать свободу от врагов, пусть выходит вперед», — быстро охладил пыл военного министра. Из строя вышло 3/4 всего состава. Возмущенный Керенский назвал их изменниками и предателями, приказал отобрать у них все вооружение и амуницию и прогнать за окопы, к немцам. Под воздействием такой кары солдаты стали просить о помиловании, на что Керенский сказал: «Буду разговаривать с вами только тогда, когда вы кровью смоете позор своего полка».
Встречу забайкальцев с Керенским описал адъютант штаба 1-го Читинского полка подъесаул Семенов в «Журнале военных действий» полка, отразив факт развала армии и неспособность вождей революции заставить солдат воевать за призрачные идеалы.
Разрушив собственными руками основу армии — дисциплину и единоначалие, Керенский теперь пытался словесной шелухой воодушевить солдат и продолжать войну, в то время как большевистские агитаторы призывали к миру без «аннексий и контрибуций».
В словах Керенского — «идти навстречу врагу» — заключался намек на предстоящие наступательные бои, в которые в скором времени будут брошены тысячи солдат, бесславно пополнивших «мартиролог Русской армии».
Принявший должность Верховного главнокомандующего от великого князя Николая Николаевича генерал М.В. Алексеев тщетно пытался убедить Керенского в необходимости поднять дисциплину в армии, решительными мерами пресечь дезертирство, но не нашел поддержки. Меры по укреплению «самой свободной» армии в мире не принимались ни материальные, ни моральные.
К маю 1917 года Временное правительство действительно довело денежные оклады солдат по различным званиям от 7 рублей 50 копеек до 17 рублей в сухопутных войсках и во флоте — 15 рублей 50 копеек, при этом снизив денежное содержание офицеров. Эти меры не могли заставить солдат воевать, а других принято не было. По-прежнему не хватало продовольствия, фуража, снарядов и патронов.
Экономика страны разваливалась на глазах, в бедственном состоянии находились финансы, деньги обесценивались быстрее, чем их печатали.
Новое демократическое Временное правительство оказалось неспособным управлять страной, именно оно было виновно в развале армии и государства, а большевики со своей идеологией только способствовали этому, используя его ошибки.
Ярый враг большевизма А.И. Деникин в своем труде «Очерки Русской смуты» обвиняет в развале армии в первую очередь не большевиков, а правительство Керенского и его военное законодательство. В этом он абсолютно прав..
Находившиеся в районе Збарожа и Тарнополя (Тернополя) части 1-й Забайкальской дивизии оказались в гуще событий, происходящих на фронте и в его ближайшем тылу.
Дисциплина постепенно падала во всех без исключения полках под воздействием агитаторов-большевиков, всяческими путями проникающих в казачью среду, ведущих разрушительную пропаганду. Однако большинство полков дивизии, восприняв все новшества Временного правительства по созданию комитетов, демократизации отношений между казаками и офицерами, участвуя в митингах и собраниях, сохранили боеспособность и повиновение начальникам.
Самое неблагоприятное положение создалось в 1-м Аргунском полку, где сильное влияние оказывали большевистски настроенные казаки вместе с сотником Захарьиным — неказаком, прибывшим в полк из пограничной стражи. Во время избрания делегатов на Учредительный съезд казаков они пытались выдвинуть и его кандидатуру, но, учитывая то, что он не казак и всячески старался разобщить офицеров и казаков, он не был избран большинством голосов.
Особенно резкое падение воинской дисциплины стало ощущаться после объявления в приказе по армии и флоту от 11 мая 1917 года «Декларации прав военнослужащих», опубликованной в «Русском инвалиде» 14 мая. Шоры, надетые на глаза Временному правительству, так и не были сняты. Оно продолжало губить армию и заигрывать с Советом рабочих и солдатских депутатов. Все военачальники восстали против Декларации. Например, генерал Алексеев, по словам А.И. Деникина, телеграфировал, что она — «последний гвоздь, вбиваемый в гроб, уготованный для Русской армии».
Главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Брусилов, находясь в Ставке в Могилеве, на совете главнокомандующих заявил, что «еще можно спасти армию и даже двинуть ее в наступление, но лишь при условии — не издавать декларации».
«Последний гвоздь…» в своем параграфе третьем разрешал свободно и открыто высказывать политические, социальные и прочие взгляды. Вместо единого воинского коллектива полки превратились в разобщенные группы политизированных людей. Параграф шестой усилил приток в армию политической литературы, так как устанавливал, чтобы «все без исключения печатные произведения доходили до адресата…». С 1 мая по 11 июня на фронт поступило следующее количество революционных «произведений»: «Солдатской правды» —61 525 экз., «Социал-демократа» — 32711 экз., «Правды» — 6999 экз. и т. д. Параграф четырнадцатый определял, что никого из военнослужащих нельзя наказывать без суда, тем самым начальники всех категорий были лишены власти, военные суды прекратили свою деятельность, а избранные в полках солдатские суды чести бездействовали.
От этого «законотворчества» пострадали в первую очередь офицеры, беззащитные от солдатского произвола. Встретив февральскую революцию как естественный процесс обновления нации, принявшие присягу на верность Временному правительству, они были принесены в жертву революции. С разочарованием пришло отчаяние. Наступивший хаос в армии и государстве, развал фронта и падение дисциплины, повальное ненаказуемое дезертирство, подрывная агитация большевиков, противопоставление ими барина мужику, офицера солдату, разжигание классовой ненависти в армейских коллективах и уничтожение тысячелетних устоев, зверские расправы над офицерами, «демократизация» армии А.Ф. Керенским вызывали у них неприятие новшеств и естественное возмущение. Однако офицерский корпус России, в большинстве своем оставаясь верным долгу, продолжал из патриотических побуждений служить ей. Его оскорбляли, унижали морально и физически, изгоняли и убивали. И это тех, кто не щадил ни своих сил, ни жизни в бою. Авторитет и подвиг их были растоптаны. Не щадили даже героев войны. Потерявший в бою руку полковник Носков под жестоким огнем противника бесстрашно водил стрелков своего полка в атаку «на отвесные неприступные скалы высоты 804… Тогда смерть пощадила его. И вот теперь пришли две роты, вызвали генерала Носкова, окружили его, убили и ушли». Никто из убийц не был наказан, хотя этот случай прогремел на всю армию и дошел до военного министра. Солдатам позволялось все, но не офицеру.
Следует отметить, что в 1917 году офицерский корпус в корне отличался от довоенного. В 1914 году он насчитывал 51 417 человек, преимущественно выходцев из дворян. Затри года войны большая часть их была выведена из строя из-за тяжелых потерь на фронте. Пришлось срочно, начиная с 1914 года, готовить офицеров по ускоренной, от 3 до 6 месяцев, программе обучения из всех слоев общества, не задумываясь о «классовой чистоте». К 1917 году потери офицере кого состава исчислялись 120 тысячами человек, а налицо было 247 440 человек, из них довоенное полное военное образование получили 4 % пехотных офицеров, а ускоренное — 96 %, так называемые офицеры военного времени. Само собой разумеется, что дворяне физически не могли уже, как ранее, обеспечивать армию кадрами. В военные училища стали набирать из числа грамотных и отличившихся на фронте солдат, студентов, выпускников гимназий и т. д. Таким образом, к осени 1917 года оказалось, что 80 % офицеров были выходцами из крестьянского сословия и только 4 % составляли дворяне. Причем основная масса офицеров-дворян служила в кавалерии, в том числе и казачьей, а также в гвардии, где дисциплина еще держалась.
