Он чувствовал холодное дыхание ледника. Оно проникало сквозь одежду и кожу до самых костей. Не прошло и дня после выхода из Фулда, что лежал на северо-востоке улганских земель, а он уже ощутил влияние ледника. Леса пропали, трава высохла, прерии превратились в тундру. На твердых бурых кочках росли только мхи да лишайник. Мокрая от летних дождей земля прилипала к копытам, ехать приходилось едва ли не со скоростью улитки, лошади слабели с каждым днем; люди не могли найти сухого места, чтобы отдохнуть и обогреться; их силы тоже были на исходе.

Завывали ветры, низвергались ливни, чавкала слякоть, крупный град оставлял на теле кровоподтеки, но и это было лучше, чем москиты, мириадами нападавшие днем. Сидир подумал, что их жужжание будет до самой смерти мучить его в ночных кошмарах. Наверное, даже лежа в могиле он будет слышать этот многоголосый писк, и хлопать, хлопать по лицу, по плечам, по спине… и это будет выматывать его, доводить до безумия, он будет путаться в одеждах, мазаться вонючим соком растений, лихорадочно дрожать от яда, медленно проникающего в мозг. Иногда мелькал заяц, лисица, куропатка или карибу, в некоторых водоемах плавали дикие утки и гуси, с наступлением темноты слышалось уханье совы. Они были бы рады даже нападению туземцев, лишь бы увидеть человека!

Сегодня они были измучены чуть меньше. Обнаружив, что, воздушные потоки, идущие от ледника, относят насекомых в сторону, они придерживались их границы. Это удлиняло путь, к болотам добавились ледяные надолбы, но даже если бы они ехали напрямик, то вряд ли сэкономили бы время: у них не было ни карт, ни засечек, ни отметок. Жителям Арванета не запрещалось посещать Рунг, но в последнем поколении никто не отваживался на такой поход. Наиболее надежным ориентиром для Сидира было то, что город лежал прямо перед ледником, в конце глубокой впадины.

И вот он, наконец, здесь. Цель видна. Он перевел взгляд на мрачную местность, простирающуюся к югу, навел бинокль на резкость и напряг глаза, пытаясь различить дворцы города, о котором были сложены тысячи легенд, но увидел лишь темное пятно неправильной формы, из которого кое-где торчали остроконечные башни.

Полковник Девелкэй ехал рядом.

— Должно быть, это он, а? — Его голос прерывался от усталости. — Что будем делать, сэр?

Сидир задумчиво посмотрел на него. Командир Полка Барракуд, эскадрон из которого принимал участие в экспедиции, был молод, точнее когда-то был. Тундра и ледник состарили его: давно не бритые щеки ввалились и были покрыты рубцами и шрамами, глаза потускнели, плечи поникли, словно кожаный мундир был слишком тяжел для них. Лошадь, на которой он ехал, хромала, ее копыта были разбиты о камни, голова ее повисла, под шкурой, залепленной подсохшей грязью, были видны ребра. «Неужели и я выгляжу так?» — подумал Сидир.

— Вперед, прямо, — приказал он. — Конечно, мы примем необходимые меры предосторожности. Когда подъедем поближе, решим, какие именно. Эту ночь проведем в Рунге.

— Главнокомандующий в этом уверен? Я хочу сказать, что противник может свободно двигаться в этом лабиринте, а мы — нет.

— Мы постараемся не делать глупостей. Как только мы выедем на открытое место, где сможем совершить маневр и открыть огонь, мы будем в состоянии отразить любую атаку. Но откровенно говоря, я сомневаюсь, чтобы они здесь были. Их торговые пути перерезаны; что им здесь делать? Не забывайте, что Рунг не принадлежит этому народу. Они просто считают его своей собственностью и поэтому не будут защищать его с таким фанатизмом, как свои охотничьи угодья. — Сидир поднял голову, ветер взметнул красное перо на его шлеме. Он носил его, считая талисманом жизненной энергии.

— Полковник, там сухое жилье, наши люди больше не будут спать в сырости. Вперед!

Девелкэй подал знак своему горнисту. Негромкий, теряющийся в громадах гор, призыв к атаке прокатился по склонам.

Солдаты рысью ринулись вперед. Реяли знамена, сверкали наконечники копий. Это были славные парни. Кроме Эскадрона Молота, состоящего из баромьянцев, здесь была еще группа рагидьянских всадников; такой отряд мог бы образовать целый гарнизон. Среди конных были рассредоточены стрелки с винтовками, мулы везли боеприпасы для них.

Они и им подобные так жестоко расправились с жителями Улгана — весь луг Элк был обнесен изгородью из скелетов, — что за все время перехода им не попался никто из местных. Но пустота не испугала их: они знали, что местное население уводило стада своих животных прочь от реки, подальше от имперских фуражиров. Тундра с ее незримыми ужасами спасовала перед их волей. Без сомнения, они могли превратить и этот город в груду развалин.

Прошел час, тени от ледника вытянулись. И тут огромность Рунга начала доходить до сознания Сидира.

Все чаще встречались холмы, возникшие на месте разрушенных селений. Наконец, весь ландшафт превратился в один огромный холм, состоящий из десятков и сотен холмов поменьше. Он взобрался на вершину одного из них, чтобы осмотреться. Среди мха и пучков травы он видел обломки, битый кирпич, черепки, осколки, остатки чего-то гладкого, наподобие свернутых кусков затвердевшей резины. Его взгляд остановился на кресте, торчавшем из земли. Дыхание рвалось из груди, оно жгло гортань сильнее ветра.

Повсюду в мире над землей были видны останки древних городов, но только останки. Они торчали, пока их не закапывали жители более населенных районов. Рунг был слишком большим, чтобы охватить его взглядом. Ледник подступал к нему так близко, что стал его обрамлением, так же, как небо и земля. Большая часть зданий была разрушена, хотя бы вот это, которое сейчас попирали копыта его лошади. Но дома были расположены так тесно, что образовывали одно неровное возвышение.

Все поросло кустами, но кое-какие здания еще сохранились и они стояли, защищая от ветра и удерживая тепло. Над грудами булыжников, высота которых могла поспорить с высотой холмов, поднимались выступы стен, обрубки дымовых труб, похожие на пьяные кривые столбы. И только в одном районе Сидир увидел скопление башен. Они стояли далеко, так что он едва мог их рассмотреть.

Они вздымались на фоне ледника и неба, их темные громады, казалось, парили в вышине. Время обтекало их. Пустые проемы окон, в оградах не хватало целых секций, стены были открыты непогоде и крысам, перекрытия провалились сквозь полы этаж за этажом, входы были похоронены под красными наносами почвы, все, до самых венцов, где теперь гнездились ястребы и совы, обросло мхом. И все-таки это были башни. Их воздвигла такая сила, что они пережили народы, империи, целые исторические эпохи; и прежде, чем рухнет последняя из них, они переживут богов.

Потрясенный до глубины души, Сидир поскакал к ним.

Патрули сообщили, что повсюду парит запустение. И хотя среди этих кладбищ могли бы спрятаться тысячи врагов, Сидир не верил в это. Он повел свой отряд по заросшим тропам, которые раньше были проспектами, и не было слышно ни единого оклика, ничего, за исключением эха, отражавшегося от развалин. Казалось, в нем слышалась легкая насмешка, но это мало волновало Сидира. Его маленький отряд не стоил того, чтобы рушить на его головы нависшие громады ледника.

Он понял, что интуиция не подвела его, когда обнаружил первые следы северян. Это произошло у подножия полуразрушенного колосса, который выходил на заваленную обломками площадь; тень от него уже погрузила окрестности в сумерки. Гигантская руина отчетливо выделялась своими неровными стенами на фоне голубого неба. Кусты у ее подножья были вырублены, вырыты очаги, у развалин были сооружены хижины, над которыми можно было натянуть маскировочные навесы. Следы копыт и сухой навоз говорили о том, что лошади еще совсем недавно ходили по расчищенному проходу, ведущему к югу. Особенно бросались в глаза груды стальных брусков, медной проволоки, алюминиевых листов и еще каких-то экзотических металлов. Рогавикьянцы раскапывали Рунг летом. Зимой, когда тундра замерзала, они возвращались, чтобы вывезти трофеи. Вероятно, они покинули свое жилище, чтобы драться с завоевателями.