— А где ты научился нашему языку?

— Раньше я плавал по Харрикейнскому морю. Несколько лет назад жил — по личным мотивам — на побережье Мандана. Вы, может быть, знаете, что там работал агент Гильдии Драмстеров, который имел дело со спирто-водочными заводами. Он дал мне работу на грузовой платформе. Я оставался там больше года и дослужился до транспортного смотрителя, поэтому пришлось учить арванетский язык. Мне всегда хорошо давались языки. Это врожденный талант, но одного таланта мало, нужна практика. Мне приходилось плавать меж островами Материнского моря. После того, как я уехал из Мандано, я встретил женщину вашего народа. Она попала в какую-то неприятную историю и уехала из Ичинга с капитаном морского судна. Тот ее бросил, и мы какое-то время жили вместе и разговаривали на ее языке. Но это все неважно…

«Особенно, если учесть, что все это ложь. Почти все. Я действительно способен к языкам. Однако рассказ получился вполне правдоподобный. Мы с Мулвеном Роя много над ним поработали.»

— М-м, а что ты сможешь делать живя среди нас?

— Практически все. Я был моряком, но долго жил и на берегу, был охотником, рыбаком, рудокопом, работал в поле, сплавлял лес, плотничал, трудился каменщиком, пастухом, дрессировал зверей, побывал и наемным солдатом… — Джоссерек остановился.

«Будет правдоподобнее, если я не закончу» — подумал он.

Казиру внимательно изучал его. Тишина становилась гнетущей, это ощущение усугублялось и громким стуком дождя по оконным стеклам.

— Посмотрим, — произнес наконец вожак. — Чувствуй себя как дома, мой гость… при условии, что не покинешь этот дом без разрешения и в одиночку. Понятно? Мы все хорошенько обсудим еще раз… через час, за ужином. — Он обратился к сторожам: — Секор, проводи Джоссерека в мою ванную. — Потом к другому: — Арано, найди… мм-м… Ори и пошли ее поухаживать за ним. И пусть кто-нибудь принесет ему чистую одежду и все, что ему потребуется для туалета.

— Вы очень добры, сэр, — сказал Джоссерек.

— Возможно, вскоре ты переменишь свое мнение — усмехнулся Казиру. — Все будет зависеть только от тебя.

«Труп в Лэарсе — всего лишь мясо для бездомных собак. Сегодня утром, по дороге с пирса, я видел, как маленький голый ребенок играл на улице. Он катал человеческий череп».

Секор, настроенный теперь более дружелюбно, проводил чужестранца по коридорам, отделанным дубовыми панелями. В ванной его ждали два полных чана, от воды валил пар. Ори оказалась молодой и довольно хорошенькой. Когда Джоссерек забрался в первый чан, она вынырнула из своих незамысловатых одежд, натерла его, побрила, сделала маникюр, все время напевая. Потом он с наслаждением плескался в ароматной воде второго чана. Его реакция не была для него неожиданностью: прошло немало времени с тех пор, когда его корабль покинул Эфлис. Когда он выбрался из воды и она стала вытирать его полотенцем, его руки непроизвольно начали блуждать по ее телу. — Прошу вас, сэр… — прошептала она. — Казиру не понравится, если вы опоздаете. Но если вы хотите, я приду к вам сегодня ночью.

— Конечно хочу! — Джоссерек умолк, окинул взглядом хрупкое тело. Личико у нее было почти детское, окаймленной черными косами. Он отпустил ее и, медленно выговаривая слова, спросил: — Ты рабыня?

— Я сестра Ори.

— Что?

— Вы не расслышали, сэр?

— Не забывай, что я чужестранец.

— Мы… нас… воспитывают в качестве прислуги… так было всегда. — Ори нагнулась, чтобы насухо вытереть ему ноги.

— Я изгнанница, — произнесла она покорно. — Агент Казиру дешево купил меня. Но я постараюсь угодить вам.

Джоссерек за ее спиной поморщился.

«Я должен привыкнуть к рабству. Боги свидетели, я видел немало примеров рабства. В Киллимарейче хвастают, что у них нет рабства, что они свободные люди, но даже там есть не только трудовые лагеря — может быть, это и правильно: надо же получать какую-то пользу от заключенных, — но в портовых районах полным-полно агентов, обманом вербующих матросов на корабли. — Он вздохнул. — Удивительнее всего, что рабы воспринимают свое положение как должное.»

Морская комната, куда его поселили, была не так претенциозна, как ее название. Кто-то нарисовал на ее стене морскую корову — вот и все, что здесь было морского. Однако она вполне устраивала его. В шкафу для него было приготовлено несколько рубах, так что было из чего выбирать, плащ и две пары сандалий. Он скинул халат, который дала ему Ори прежде чем он вышел из ванной — у арванетянцев было табу на наготу, это еще раз напомнило ему о низком социальном положении Ори — и оделся. Одежда оказалась впору.

— Ты ожидала, что тебе придется иметь дело с таким большим, как я? — засмеялся он.

— Мы иногда развлекаем рагидьянцев, сэр, или северян… О! — испугавшись сказанного, она в ужасе прижала пальцы к губам. Джоссерек ничего не сказал на это, но пульс у него зачастил.

Когда он застегивал пояс из змеиной кожи, в кошельке, привязанном к нему, что-то звякнуло. Он проверил содержимое кошелька: монеты свинцовые и бронзовые с надписями, выполненными витиеватым арванетским письмом. Зная уровень здешних цен, он прикинул, что может прожить на эти деньги дней десять, если не будет особо расточителен, и, конечно, если Казиру отпустит его. Может быть, это своего рода взятка? Нет, для взятки слишком мало. Это либо проявление доброжелательности, либо грязное оскорбление. Мулвену Роа следовало послать сюда человека, который был бы лучше знаком с обычаями этой расы. Но Мулвен сказал, что у тех, кто знает их лучше, нет некоторых других достоинств, которые есть у меня.

Перед Джоссереком возник образ его шефа — Мулвена Роа. Тот был родом не из Киллимарейча, а с Ики, что близ экватора. У жителей его острова была угольно-черная кожа, белые, как снег волосы, глаза часто были желтого цвета. Последний раз они виделись в Ичинге. Они сидели в комнате, в окна которой врывался соленый летний ветер, а за окнами черепичные крыши полого спускались по склону к бухте, в которой дремали лодки. А далеко-далеко в голубой глади океана выбрасывали фонтаны два кита…

«Нет. Не стоит тосковать. Ты не можешь себе этого позволить.»

Местное гостеприимство включало в себя графин вина, сигареты из табака с марихуаной и туалетные принадлежности. Нож, ножницы и бритва отсутствовали; Ори сказала, что сама будет его брить. Все коробки были из дерева: стекло или обожженная глина могли при необходимости послужить оружием. Без сомнения, девушка будет ежедневно докладывать о том, что он говорил и что делал. Джоссерек принял эти условия. Бели Казиру был тем самым человеком, на которого он рассчитывал, если по счастливой случайности он нашел именно тех, кого искал, в первый же день поисков — тогда Казиру был прав, принимая меры предосторожности. Джоссерек тоже.

— Вы придете обедать, сэр? — спросила Ори.

— Я голоден, как морской бес, — ответил Джоссерек.

Она проводила его в столовую и ушла, многообещающе улыбнувшись. Фрески на стенах комнаты давно поблекли, и никто не позаботился восстановить их. Зато между многорожковых светильников-бра висели богато расшитые драпировки. Сияющий полировкой пол с выложенными на нем павлинами и фламинго был в одном месте сильно поврежден. Видно было, что его ремонтировали и при этом на поврежденном месте выложили чье-то имя. Джоссерек догадался, что пол был поврежден во время битвы, произошедшей несколько веков назад, когда был убит тогдашний глава братства Рэттлбоун. Накрытый на три персоны стол был украшен хрусталем и фарфором, красиво расставленным на кружевной скатерти. Яркий свет бра играл на хрустальных гранях, воздух наполняли аппетитные запахи, вокруг стола бесшумно скользили слуги. Все они были мужчинами, все были одеты в черные рубахи, все были вооружены саблями, у всех были сурово сжатые рты и каменные лица. За окнами была ночь, разрываемая шуршащими струями дождя.