Проснувшись снова, она почувствовала себя совершенно свежей и отдохнувшей, а когда села, к ней подошел Скафлок, шагая сквозь голубое пространство.

От его ран не осталось и следа, он приветливо улыбнулся девушке. Одет он был в короткую, богато расшитую рубаху и юбку, под кожей играли мускулы. Сев рядом, он взял Фреду за руку и заглянул ей в глаза.

— Тебе лучше? — спросил он. — Я добавил в вино лекарство, излечивающее разум.

— Я чувствую себя хорошо, но… где я? — ответила она.

— В Альвгейте, замке Имрика, среди альвийских гор на севере страны, — сказал Скафлок, и от страха девушка широко раскрыла глаза.

— Никто не причинит тебе вреда, и все будет так, как ты пожелаешь, — успокоил он ее.

— Спасибо тебе, — шепнула девушка, — после Бога, который…

— Не произноси здесь святых имен, — предупредил Скафлок, — ведь альвы этого не выносят, а ты их гость. Но кроме этого ты можешь говорить все, что угодно.

— Ты не альв, — медленно сказала Фреда.

— Да, я человек, но воспитывался здесь. Я приемный сын Имрика, прозванного Хитрым. Ярл альвов стал мне ближе родного отца, кем бы он ни был.

— Как ты сумел нас спасти? Мы уже отчаялись.

Скафлок поведал ей о войне с троллями и о походе к пещере Иллреде. Потом снова улыбнулся и сказал:

— Лучше поговорим о тебе. У кого это такая красивая дочь?

Фреда вспыхнула и начала свою историю. Он слушал ее, но без особого интереса. Имя Орма ничего ему не говорило, поскольку Имрик, желая порвать связи своего воспитанника с людьми, сказал ему, что подменил ребенка далеко на западе страны. Кроме того, с помощью лишь ему известных средств, он воспитал Скафлока так, чтобы убить в нем интерес к своему происхождению. О Вальгарде Фреда знала лишь то, что он ее брат, который вдруг обезумел. Правда, Скафлок почувствовал в берсеркере что-то нечеловеческое, но занятый своими мыслями — особенно о Фреде — не углублялся в этот вопрос. Он решил, что в Вальгарда вселился демон, а удивительное сходство с собой приписал зеркальному колдовству — Иллреде мог применить его по многим причинам. К тому же никто из альвов, с которыми Скафлок разговаривал об этой необычной встрече, ничего не заметил. Потому ли, что альвов слишком захватила битва, или же Скафлоку это привиделось? Наконец воспитанник Имрика пожал плечами и забыл об этом деле.

Фреда тоже не задумывалась над сходством двух мужчин, поскольку никогда не спутала бы их. Их глаза, губы, мимика, походка, движения, речь, поведение и образ мыслей настолько отличались друг от друга, что она едва заметила сходство сложения и черт лица. Мимоходом подумала она, что у них, возможно, был общий предок — какой-нибудь датчанин, сто лет назад проведший лето в Англии, но потом она снова забыла обо всем.

Забот хватало и без того. Лекарство, которое она приняла, могло, правда, приглушить боль, но было не в силах стереть из памяти девушки жестокой правды о том, что случилось. Пока она говорила, потрясение и удивление необычайностью окружения, до сих пор сдерживавшие печаль, уменьшились, и Фреда закончила свой рассказ, рыдая на груди у Скафлока.

— Мертвы! — воскликнула она. — Все мертвы, кроме Вальгарда и меня. Я… я видела, как он убил отца и Асмунда, когда Кетил был уже мертв, видела мать, лежащую у его ног, видела смерть Асгерд. Теперь осталась только я. О, если бы я погибла вместо них. О, моя мать!

— Не падай духом, — неловко сказал Скафлок. Альвы ничего не говорили ему о такой великой скорби. — С тобой ничего не случилось, а я найду Вальгарда и отомщу ему за смерть твоих близких.

— Это не поможет. Двор Орма в руинах, а весь его род погиб, кроме обезумевшего сына и дочери, которой некуда идти. — Она прижалась к юноше, дрожа от страха. — Помоги мне, Скафлок! Я презираю себя за то, что боюсь, но ничего не могу с собой поделать. Я боюсь, потому что так одинока.

Одной рукой он взъерошил ей волосы, а второй поднял подбородок девушке так, что она поневоле посмотрела ему в глаза.

— Ты не одна, — произнес он вполголоса и легонько поцеловал. Губы Фреды — мягкие, теплые и соленые от слез — задрожали от прикосновения его губ.

— Выпей, — сказал он и подал ей чашу с вином.

Она сделала глоток, второй и сжалась в его объятиях. Он утешал ее, как мог, считая, что страдает она несправедливо, а потому произнес шепотом заклинания, убравшие печаль из сердца Фреды скорее, чем делает это природа.

Девушка вспомнила, что она дочь Орма, прозванного Сильным, который, при всей своей буйной веселости, всегда был суров по отношению к себе и детей воспитал в том же духе. Он говорил обычно: «Никто не может избегнуть своего предназначения, но и никто не может отнять у человека отвагу, с которой он принимает свою судьбу».

Так что, Фреда в конце концов успокоилась и даже заинтересовалась чудесами, которые Скафлок обещал ей показать. Она села прямо и сказала ему:

— Спасибо тебе за доброту, я уже овладела собой.

Воспитанник Имрика рассмеялся:

— В таком случае тебе пора прервать пост.

Для нее приготовили платье из прозрачного паутинного шелка, которые носили альвини и, хотя Скафлок исполнил ее просьбу и отвернулся, когда она его одевала, щеки Фреды покраснели, потому что платье скрывало немногое. Но ей очень понравилось, что он надел ей на руки тяжелые золотые браслеты, а на голову — алмазную диадему.

Они прошли по невидимому полу комнаты и оказались в длинном коридоре, который медленно проявлялся, обретая четкую форму. Блестящие колоннады тянулись вдоль мраморных стен, а сказочно яркие фигуры на коврах и гобеленах медленно двигались в фантастическом танце.

То и дело мимо проходили невольники-гоблины — нечто среднее между альвами и троллями — зеленокожие и крепкие, но выглядевшие довольно мило. Фреда с тихим вскриком прижалась к Скафлоку, когда мимо прошел желтый демон, несущий светильник. Перед ним бежал низовик с большим щитом.

— Кто это? — прошептала Фреда.

Скафлок широко улыбнулся.

— Это катайский[5] шен, которого мы взяли в плен во время одного похода. Он силен и полезен, но, как и все его соплеменники, может двигаться только по прямой, а поворачивает лишь отскакивая от стены. Поэтому низовик ставит на поворотах щит под углом, чтобы шен мог отскочить от него, как свет от зеркала.

Девушка рассмеялась, и юноша с удивлением услышал чистый звук ее смеха. В веселье альвинь всегда скрывалась тень легкой насмешки, зато смех Фреды сверкал, как утро в пору цветения.

Сидя вдвоем за столом, они вкушали редкие блюда, а вокруг них звучала музыка. Скафлок сложил такую вису:

Девушка опустила глаза, чувствуя, что щеки ее горят, и только улыбнулась.

Впрочем, ее тут же одолели угрызения совести.

— Как могу я радоваться так скоро после смерти моих близких? Молния повалила дерево, ветви которого защищали всю страну, и холодный ветер дует над бесплодными полями.

— Тут она перестала выбирать слова и сказала попросту: — Все мы становимся беднее, когда уходят хорошие люди.

— Что ж, если они были хороши, тебе незачем их оплакивать, — сказал Скафлок. — Они освободились от забот этого мира и пришли к Тому, Кто Живет Наверху. Мне кажется, твой плач может лишь омрачить их счастье.

Когда они встали из-за стола, Фреда прижалась к его плечу.

— Священник говорил о смерти тех, кто умер без покаяния. — Она подняла руку к глазам. — Я люблю их, а они ушли, и я оплакиваю их в одиночестве.