Тарталья Да, ваше величество. Он здесь в дворцовых покоях, которые обычно отводят иноземным принцам. Я был поражен его статным видом, его приятным лицом, его благородной речью. Я в жизни своей не встречал человека обаятельнее. Я им прямо-таки очарован, и у меня сердце разрывается, когда я подумаю, что он явился сюда на убой, словно козел, такой красивый принц, такой добрый, такой молодой… (Плачет.) Альтоум О скорбь невыразимая! Скажите, Принесены ли жертвы, чтобы небо Несчастному внушило прозорливость И он распутал темные загадки Моей свирепой дочери? Да что там! Напрасные надежды! Панталоне Можете не сомневаться, ваше величество, жертвоприношений было достаточно. Сто бычков принесено в жертву небу, сто коней солнцу и сто свиней луне. (В сторону.) Да только не знаю, что проку в этой роскошной императорской скотобойне. Тарталья (в сторону) Принести бы в жертву эту свинушку принцессу. И всем бы несчастьям конец. Альтоум Ну, что же делать, пригласите принца. Один из стражей удаляется. Попробую отговорить его. И я прошу вас мудрецы Дивана, И вас, министры верные, помочь мне, Когда страданье речь мою прервет. Панталоне Опыта у нас достаточно, ваше величество. Охрипнем без всякой пользы, а он даст перерезать себе горло, как индюк. Тарталья Знаешь, Панталоне, я в нем обнаружил большие способности, проницательный ум. Я не теряю надежды. Панталоне Что? Чтобы он разгадал загадки этой собаки? Нет уж, извините! Явление третье Те же и Калаф в сопровождении стража. Калаф опускается на колено, касаясь рукой лба. Альтоум Калаф встает и, поклонившись становится в благородной позе посреди зала, между обоими тронами, лицом к зрителям. (Пристально поглядев на Калафа, в сторону.) Как он хорош! Как я ему состражду! — Несчастливец, Скажи, откуда ты? Кто твой державный Родитель? Калаф (после мгновенного смущения, с благородным поклоном) Государь, дозвольте мне Себя не называть. Альтоум Но как ты смеешь, Скрывая, кто ты, притязать на брак С моею дочерью? Калаф (величаво) Я царский сын. И если небо мне судило смерть, То, расставаясь с жизнью, я открою, Кто родом я и как меня зовут, Дабы узнали все, что домогаться Столь знаменитых уз я не дерзнул бы, Когда б во мне текла не кровь царей. (С поклоном.) Дозвольте ж мне себя не называть. Альтоум (в сторону) Какое благородство выражений! О, как ему состражду я! (Громко.)
Но если Ты разгадаешь темные загадки, А родом низок, как же я закон… Калаф (смело перебивая его) Он писан лишь для тех, кто царской крови. И если небо мне пошлет победу, Но кровь моя окажется не царской, Я под секирой искуплю вину. И мой непогребенный труп скормите Собакам и воронам. Здесь, в Пекине, Есть человек: он скажет вам, кто я. (С поклоном.) Дозвольте ж мне себя не называть Я как о милости прошу об этом. Альтоум И эту милость я тебе дарую. Такому голосу, такой осанке Я отказать не в силах. Но и ты Взаимно милость окажи монарху, Который просит с высоты престола. Не требуй, о, не требуй, чтоб тебя Подвергли искусу! К тебе я полон Такой живой приязни, что с тобою Рад поделиться властью. Будь моим Державным соправителем. Когда Глаза мои сомкнутся, ты получишь В наследство все, чем я владел. Не требуй, Чтоб я лил кровь. Однажды ошибясь, Я стал позором своего народа. Отважный юноша, будь милосерд, Не заставляй меня омыть слезами Твой труп. Не распаляй вражды народной К принцессе Турандот, вражды ко мне, Родившему безжалостную дочь, Надменную, упрямую, пустую, Причину горьких мук моих и смерти. (Плачет.) Калаф Утешьтесь, государь. Свидетель небо, Мне омрачает душу ваша скорбь. Такой отец, как вы, не мог, конечно, Дочь воспитать жестокою тиранкой. Так скажут все. И если вы виновны, То разве в том, что горячо любили Единственную дочь и дали миру Такую царственную красоту, Что люди власть теряют над собой. Благодарю вас за щедроты ваши. Я плохо помогал бы вам. Иль небо Мне хочет счастья, дав мне в обладанье Возлюбленную Турандот, иль хочет Пресечь мою безрадостную жизнь, Без Турандот — мучительное бремя, Я жажду смерти — или Турандот. Панталоне Послушайте, ваше высочество, жизнь моя дорогая, вы же видели на городских воротах все эти натыканные мертвые головы, казалось бы — ясно. Что вам за охота являться на убой, словно козленку, да еще наверняка, чтобы все мы тут плакали в три ручья! Знайте, что принцесса закатит вам такие три загадки, что и сам астролог Чингарелло их не разгадал бы. На что уж мы, которые с давних пор заседаем с этими вот превосходительнейшими мудрецами Дивана и судим о том, кто верно решил, а кто неверно, дабы исполнен был указ, мы, опытные люди, понаторевшие над книгами, а и то иной раз едва доищемся до смысла загадки этой свирепой принцессы, потому что это даже и не загадки: «живот железный, а кишки бумазейные», и тому подобное. И всякий раз новехонькие, распроклятые. И если бы она не раздавала их изложенными и разъясненными в запечатанных записочках этим вот превосходительнейшим мудрецам, так они, пожалуй, и сами бы не знали, где у них головы. Идите же с миром, сыночек дорогой. Вот вы стоите тут, ну прямо — цветочек. Жаль мне вас. Поверьте человеку, который желает вам добра. Потому что если вы будете упорствовать, то я за вашу голову дам не больше, чем горбатому зеленщику за одну редиску. |
