— Ты сведешь нас с Керро снова?

— Только если это действительно нужно вам обоим.

— Я была бы счастлива с Керро. А он отправился на нижсторону, — едва не всхлипнула Хали, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Разве ты не можешь улететь за ним?

— Тебе же ведомо, что у меня на борту работа!

— Да. Корабельники должны быть здоровы, чтобы кормить Колонию. Но Мой вопрос относился к тебе.

— Я нужна здесь!

— Хали, я прошу тебя довериться Мне.

Девушка сморгнула, уставившись в пустой экран. Что за странные слова! Как можно не верить в Корабль? Все люди — его создания. Всю жизнь их сопровождали ритуалы богоТворения Корабля. Но Хали поняла, что от нее ждут ответа.

— Конечно, я Тебе верю, — выдавила она.

— Меня сие радует. И потому Я сделаю тебе подарок. Ты узнаешь о человеке, которого звали Иешуа. Имя это происходит из древнего языка, называемого арамейским, и позднее стало произноситься как Иисус. От него происходит также имя Иисуса Льюиса.

Больше всего Хали почему-то потрясло, как Корабль произнес имя Льюиса. Все на корабле называли его Хесус. Но в дикции Корабля трудно было усомниться — Иисус.

Она не сводила глаз с экрана. Светильники внезапно разгорелись ярко, заблестел полированный металл, и девушка прищурилась, чихнув. «Может, это не Корабль со мной говорит? — пришло ей в голову. — Может, это чья-то шутка? — Эта мысль ее испугала. — Да кто осмелится на подобный розыгрыш?»

— Я здесь, Хали Экель. С тобой говорит Корабль.

— Ты… читаешь мои мысли?

— Оставим этот вопрос пока, Хали, но знай, что Я могу читать твои реакции. Разве ты не видишь по лицу, что чувствует твой собеседник?

— Да, но…

— Не бойся. Я не желаю тебе зла.

Девушка попыталась сглотнуть, перебирая в памяти только что услышанные слова. «Иешуа?»

— Кем был этот… Иешуа?

— Чтобы узнать это, ты должна отправиться туда.

— Отправиться? Ч-что?.. — Она откашлялась, попыталась успокоиться. Керро часто бывал в этой комнате, а он никогда не выказывал страха перед Кораблем. — Где это место?

— Не «где», а «когда». Ты пересечешь пространство, которое вы, люди, называете временем.

Хали решила, что Корабль просто собирается показать ей голографическую запись.

— Проекция? Чего Ты хочешь…

— Нет, Хали. В этот раз ты сама будешь проекцией.

— Я…

— Крайне важно, чтобы корабельники узнали об Иешуа, называемом также Иисусом. В этот путь Я отправляю тебя.

Страх сдавил сердце.

— Как?..

— Я знаю, как, Хали Экель, да и ты знаешь. Ответь Мне: как действует нейрон?

Это было известно любому медтехнику.

— В синаптическую щель, — выпалила она, не раздумывая, — выделяется определенное количество ацетилхолина…

— Отмеренное, да. Образуется мостик. Проход. Твой разум образован мостами.

— Но я…

— Я суть вселенная, Хали Экель. Всякая часть Меня — всякая часть в целости своей — суть вселенная. Вся она суть Я — включая все ее мосты.

— Но мое тело… что с…

Девушка смолкла, парализованная внезапно страхом за свою драгоценную плоть.

— Я буду с тобой, Хали Экель. Та матрица, что определяет тебя, тоже суть часть вселенной, Моя часть. Ты желала знать, читаю ли Я твои мысли?

Сама мысль об этом казалась Хали жутковатой — вторжение в последний бастион ее уединения.

— И?..

— Экель, Экель… — Как печально произнес Корабль ее имя! — Наши силы принадлежат одной вселенной. Твои мысли и есть Мои мысли. Как могу Я не знать, о чем ты думаешь?

Девушка попыталась вздохнуть. Корабль говорил о вещах, едва доступных ее пониманию… но опыт богоТворения учил ее принимать непонятное на веру.

— Хорошо.

— Итак, ты готова отправляться?

Хали попыталась сглотнуть, но в горле пересохло. Рассудок ее лихорадочно искал доводы против этой безумной затеи Корабля. «Проекция?» Такое бесплотное слово — а Корабль сказал, что она станет проекцией. И как угрожающе это прозвучало!

— Почему… почему я должна пройти… сквозь время?

— Сквозь? — В одно это слово Корабль вложил безмерную укоризну. — Ты продолжаешь считать время линейной преградой. К истине это не имеет даже отдаленного отношения, но ради твоего спокойствия Я приму твое упрощение.

— Что же… то есть, если время не линейно…

— Если хочешь, считай его линейным. Но представь время как тысячи метров магнитной ленты, размотанной, набитой в это тесное помещение. Из одного времени можно попасть в другое, если установить мост между двумя отрезками ленты из разных петель.

— Но… если я правда попаду в другое время, как же обратно…

— Никогда не отпускай свое «сейчас».

Глубокий, подсердечный ужас никуда не делся, но к нему уже примешивалось любопытство.

— Быть в двух местах одновременно?

— Все время — это одно место, Экель.

Девушка заметила, что Корабль исподволь, но твердо перешел от ласкового, личного «Хали» к строгому «Экель».

— Почему Ты теперь зовешь меня по фамилии?

— Чтобы помочь тебе. Мне известно, что ты полагаешь свою фамилию более относящейся к тебе, чем имя.

— Но если Ты отправишь меня куда-то…

— Я запечатал эту комнату, Экель. У тебя будет сразу два тела, но разделенных в пространстве и во времени.

— И я буду чувствовать…

— Ты будешь ощущать только одну плоть, но помнить обе.

— Хорошо. Когда мне отправляться?

— Просто лежи на кушетке и постарайся признать тот факт, что Я сотворю тебе новое тело в ином времени.

— И…

— Если ты послушаешься Меня, то не ощутишь боли. Ты будешь понимать речь той эпохи, и Я наделю тебя старым телом. Старый человек никому не покажется опасным. Никто не тронет старуху.

Хали покорно попыталась расслабиться. Принять. Но вопросы переполняли ее.

— Для чего Ты отправляешь меня…

— Подслушивать, Экель. Смотреть и учиться. И что бы ты ни увидела — не пытайся вмешиваться. Ты лишь причинишь лишнюю боль… возможно, даже себе.

— Только смотреть…

— И ничего не делать. Последствия вмешательства в ход времен ты еще увидишь.

Хали хотела задать следующий вопрос, но по спине ее пробежала холодная струйка. Шею закололо. Сердце затрепыхалось в груди.

— Готова, Экель, — донесся откуда-то издалека голос Корабля, и хотя это был приказ, а не вопрос, она ответила, и голос ее эхом отозвался в черепе:

— Да-а-а…

Ваэла таоЛини валялась на койке, изнуренная и телом, и духом, но никак не могла заснуть. Томас был немилосерден. Все должно было соответствовать его жесточайшим требованиям. Этот фанатик двадцать один час без передышки вместе с Ваэлой прорабатывал план действий для новой субмарины. Дожидаться прибытия поэта, застрявшего где-то в недрах Приемника, он не собирался. Нет. «Мы не станем тратить время, которого у нас нет».

Она попыталась вздохнуть, и за грудиной кольнуло.

Интересно, подумала она, откуда все же взялся этот Томас. Он не знал того, что корабельники принимали как данность, и это тревожило Ваэлу. Да еще тот случай с рвачом-капуцином.

«Но он, надо признать, не испугался».

Куда больше ее удивило, что он не слышал об Игре.

За эллингом для цеппелинов собралась небольшая толпа — те, чья смена уже кончилась. Большинство распивали то, что корабельники прозвали прядильным вином.

— Эт-то что такое? — поинтересовался Томас, небрежно указывая на толпу блокнотом.

— Это Игра. — Ваэла изумленно глянула на него. — Ты что — об Игре ничего не слышал?

— Какая Игра? Просто пьяные рабочие веселятся… хотя странно — в моих вводных о спиртном ничего не говорилось.

— Всегда есть медицинский спирт, — отозвалась Ваэла. — Раньше было еще вино и самогон всяческий. Но официально мы не можем тратить продовольствие на производство алкоголя. Кто-то, правда, все равно исхитряется, а спрос огромный. Эти ребята, — она кивнула в сторону собравшихся, — обменяли на выпивку продовольственные талоны.