Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Старый дурак, — пробормотал он.

— Что? — Ваэла снова обернулась, и Раджа прочитал на ее лице согласие и твердую решимость.

— Ничего.

Несколько секунд девушка смотрела ему в глаза. Потом бросила:

— Посмотрим, насколько мне понравится этот… поэт.

Развернулась на каблуках и выбежала из эллинга — торопливо, как все на Пандоре.

Религия рождается, когда человек пытается подчинить своей воле Бога. Библейский козел отпущения и Спаситель христиан отлиты в одной изложнице — человек, подчиненный капризам непредсказуемой вселенной (или непредсказуемого властителя), пытается сбросить с себя груз вины, навлекающей гнев Всемогущего.

Раджа Флэттери, из «Книги Корабля».

Вживленный под кожу Оукса приемник все еще не получил от Льюиса ни одного сигнала. Помехи или мертвое молчание, перебивающее любые мысли, — и все. Оуксу хотелось вырвать из шеи проклятую штуковину.

Почему Льюис приказал прервать все физические контакты с Редутом? Оукса раздражала невозможность хотя бы поднять шум. Истинные цели создания Редута оставались тайной для большинства корабельников — для них это была всего лишь попытка исследовать Черный Дракон. И Оукс не осмеливался отменить приказ об изоляции Редута. Слишком многие смогут тогда увидеть, что там понастроили за это время.

«Не может Льюис так поступить со мной!»

Оукс расхаживал по каюте, думая, что не мешало бы ей быть попросторнее. Хотелось выйти, прогуляться, снять напряжение, но корабль находился на деньстороне, и стоит ему высунуть нос из своего святилища, как на босса накинутся желающие получить указания. По кораблю расползались слухи. Народ уже заметил тревогу кэпа. Дальше так продолжаться не могло.

«Я бы спустился на нижсторону сам… если бы… Нет. Без Льюиса, который мог бы подготовить почву, слишком опасно». Оукс покачал головой. Нет, он слишком важная персона, чтобы рисковать внизу своей головой.

«Черт бы тебя побрал, Льюис! Хоть бы весточку…»

Оукс все больше подозревал, что неведомая авария коснулась самого Льюиса. Или это, или предательство… Нет. Все же несчастный случай. Льюис не был вожаком. Значит, виной сама планета.

«Пандора».

Планета во многих смыслах была более опасным и близким противником, чем корабль.

Оукс глянул в мерцающую мглу пустой голопроекции. Стоит коснуться кнопки, и перед ним появится изображение планеты в реальном времени. Ну и что толку? Он попытался высмотреть с орбиты Черный Дракон. Слишком густая облачность… ничего не разобрать. Он, правда, нашел неглубокий залив, на берегу которого построен Редут. Поблескивал океан при очередном прохождении не то Алки, не то Реги.

Оукс сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Этой планете его не одолеть.

«Ты моя, Пандора!»

Как он говорил Легате — там, внизу, все возможно. Может исполниться любая мечта.

Оукс глянул на свои руки, погладил выступающий живот. Он твердо решил для себя, что никогда, ни при каких обстоятельствах не станет потом зарабатывать себе на хлеб на поверхности планеты. Особенно той, которой владеет. Это было так естественно.

«Корабль сделал меня таким, какой я есть».

Более чем кто-либо из всех встреченных им людей Оукс понимал природу процессов, лепивших психику корабельников, их отличие от сил, правивших людьми, когда те были еще вольны блуждать по земной тверди.

«Все дело в тесноте… слишком много людей жмется друг к другу».

Бортовая давка переехала и на нижсторону. Подобный образ жизни требовал особого приспосабливания. И корабельники приспосабливались — все одним способом. Они накачивались наркотиками или забывались в азарте, рисковали всем — даже своими жизнями. Обегали Колонию по периметру нагишом, в одних обмотках. И ради чего? На спор! На пари! Чтобы спрятаться от самих себя! В своих долгих прогулках по коридорам Оукс отмечал, что машинально не обращает внимания на других прохожих. Почти как все корабельники, он уходил в себя до самого дна души, находя там уединение, веселье и саму жизнь.

В нынешние голодные времена эта привычка была ему особенно полезна. Оукс был самым… внушительным человеком на борту. Он знал, что ему завидуют, что его появление вызывает гневные вопросы, и все же никто не осмелился открыто бросить взгляд на его выдающееся брюхо.

«Да, я знаю свой народ. Я нужен ему».

Под руководством Эдмонда Кингстона он внимательно изучал свое ремесло, профессию психиатра — в его распоряжении были данные, накопленные в архивах за многие поколения… может, за эпохи. Корабль то погружал своих насельников в сон, то выводил из гибернации, так что счет реального времени был давно утерян.

Эта неизмеримость сроков тревожила Оукса. А переводы доступных источников обнаруживали слишком много нестыковок. По общему мнению, путаница возникла из-за попыток Корабля спасти как можно больше людей. Оукс не верил в это ни на минуту. Переводы указывали на возможность тысяч других объяснений. Переводы? Даже тут корабль приложил свою руку! Ты просишь компьютер сделать нечитаемое понятным. Но лингвисты на борту указывали, что среди языков, на которых велись архивы, есть такие, что существовали в собственном микрокосме, лишенные предков и потомков.

Что случилось с теми, кто говорил на этих языках?

«Черт, я не знаю даже, что случилось с нами».

Но воспоминания детства напоминали ему о многом. По сравнению с землянами корабельники — будь то клоны или природники — были уродами. Все до последнего уроды. Разум их, раздираемый между богоТворением и отчаянием, приспособился к короткой жизни, к тесноте, к отсутствию личного пространства и личных вещей. Корабельники взращивали умение переделывать даримые кораблем безликие вещи. Функциональная простота не несет в себе того бремени многозначительности, какое присуще добровольному аскетизму. И каждый инструмент, каждая чашка, ложка, пара палочек, каждая каюта на корабле несла на себе отпечаток личности нынешнего владельца.

«Моя каюта — всего лишь проявление того же эффекта в большем масштабе».

И внутренний мир оставался последним форпостом уединения, единственным местом, где можно было остановиться и выдавить каплю смысла из безумия вселенной.

Только капеллан-психиатр был выше этого психоза. Даже затронутый им, он сохранял способность анализировать. Подчас Оуксу казалось, что люди вокруг него пишут свои потаенные мысли на лицах.

«А что этот Раджа Томас? Еще один кэп. И он вглядывался в меня… как я порой вглядываюсь в лица других».

Оуксу пришло в голову, что он стал беспечен. Со дня смерти Кингстона он привык к мысли, что уж его-то никто не сможет раскусить, что он одинок в своем умении распластать психику любого корабельника. Такое оружие нельзя давать в руки сопернику — вот еще одна причина, чтобы убрать этого Томаса. Оукс только теперь сообразил, что прохаживается по каюте — к мандале, развернуться, обратно к комконсоли и снова к мандале… Его осенило у самого пульта. Протянув руку, он набрал код, выводивший в фокус голопроекции изображение камер в аграриуме Д-9, что на самом отшибе.

Оукс вгляделся в лилово-синее сияние ламп, под которыми гнули спины рабочие в своем замкнутом мирке.

Да… если независимость от корабля вообще возможна, то путь к ней лежит через пищу, через урожай. Аксолотль-баки, лаборатории клонирования, сам биокомпьютер — все это лишь сложные игрушки для сытых, одетых, пригретых.

«Сначала накорми людей, а потом требуй от них добродетели».

Так сказал старческий голос в одной из учебных записей. Мудрые слова и очень практичные. Слова того, кто умеет жить.

Оукс не сводил взгляда с рабочих. Те ухаживали за своими посадками с полнейшим самозабвением. Труд был для них во всех смыслах слова заботой, к ней следовало относиться с почтением, равное которому Оукс видывал только среди старших корабельников во время богоТворений.

Эти сельхозрабочие богоТворили.

«Боготворили!»

Оукс хихикнул, позабавленный этой мыслью. Свести творение Бога к окучиванию посадок! Что за зрелище, наверное, представляют они в глазах Бога! Толпа нищих духом. Что за Бог держит своих приспешников в духовной нищете ради того, чтобы слышать их мольбы? Оукс мог понять насилие ради власти, но это? Это нечто иное.

61
{"b":"536071","o":1}