— Сколько? — строго спросил Оукс.
— Мы можем продлить период развития спецклонов — точней сказать, старения — и довести их до любого потребного возраста. От зачатия до пятидесяти биолет за пятьдесят суток.
— В хорошем состоянии?
— В превосходном и полностью подготовленными для программирования. Они остаются беспомощными младенцами, пока не станут нашими, э-э… слугами.
— Значит, мы довольно быстро сможем восстановить численность персонала Редута.
— Да… но тут есть проблема. Большинство наших людей это знает, и они… э-э… видели, как я поступил с клонами и им сочувствующими. Они начинают осознавать, что заменимы.
— Понимаю. — Оукс покивал. — Поэтому тебе и придется торчать в Редуте. — Он всмотрелся в лицо своего помощника. Нет, тот еще не все сказал. — Что еще, Хесус?
Льюис ответил не раздумывая — ответ все время вертелся в его мыслях, ожидая вопроса.
— Проблемы с энергией. Мы их решим.
— Ты их решишь.
Льюис опустил глаза. Этого он и ожидал. Правда… но им нужно больше «порыва», их собственного эликсира.
— У меня есть для тебя подсказка, — бросил Оукс. — Когда человек занят работой, ему некогда думать и бояться. Раз проблема с клонами решена — пусть твоя команда займется уничтожением келпа. Мне нужно простое, действенное решение. Вирусы, ферменты — мне плевать. Скажи им, чтобы они извели эту дрянь.
Бескрайняя вселенная предлагает нам бесконечное множество примеров бессмысленных явлений, подчас пугающих или изменчивых, но всегда божественно загадочных. Лишенное божественной мощи сознание не в силах полностью охватить бесконечность вселенной, и потому за границами познанного нас всегда ждет тайна. Единственный смысл этой вселенной — тот, что мы в нашей смертной гордыне ей приписываем. В этом мы похожи на наших далеких примитивных предков.
Раджа Томас, из корабельных архивов.
Хали в ужасе застыла перед вонючим незнакомцем, силясь придумать безопасный ответ. Беспомощность, которая охватила ее, усугублялась предельной чуждостью мира, куда забросила ее воля Корабля. Пыль, поднятая следовавшей за раненым толпою, вонь, яростные крики и блуждающие тени под одиноким солнцем…
— Ты знаешь его? — напористо повторил незнакомец.
Хали хотела было заявить, что никогда прежде не видала несчастного, но что-то говорило ей — это неправда. Было в нем что-то пугающе знакомое.
«Почему он заговорил со мной о Боге и знании?»
Может, это другой спроецированный сюда корабельник? Почему раненый казался ей таким знакомым? И почему он обратился к ней?
— Мне ты можешь сказать, — настаивал незнакомец.
— Я пришла издалека, чтобы увидеть его.
Старушечий голос, которым наделил Хали Корабль, звучал униженно, но лжи в ее словах не было. Она чувствовала это своими старческими костями. Корабль не стал бы лгать, а Он ясно сказал: «Через Великую Бездну…» И каким бы не было значение этого спектакля, Корабль явил ее здесь только ради этого человека.
— Не узнаю твоего говора, — заметил вонючий. — Сидонянка, что ли?
Хали двинулась вслед толпе, отрешенно бросив любопытствующему:
— Я с Корабля.
Что там делают с раненым эти люди?
— С Корабля? Никогда не слыхал о таком городе. Это в римских владениях?
— Корабль далеко. Очень, очень далеко.
Что творится там, на вершине холма? Солдаты отобрали у носильщика брус с выемкой и уложили на земле. Толпа забурлила.
— Тогда почему Иешуа сказал, что тебе ведома воля Господня? — поинтересовался вонючий.
Хали вздрогнула. «Иешуа?» Это имя упоминал Корабль. Потом, сказал Он, оно превратится в «Иисус» и «Хесус». Иисус. Поколебавшись, она перевела взгляд на своего собеседника.
— Ты назвал его Иешуа? — переспросила она.
— А тебе он ведом под другим именем?
Вонючий ухватил ее за плечо. В голосе его, в каждом движении сквозила жадная злоба.
В этот миг Корабль снова заговорил с ней.
«Это римский соглядатай, шпион, служащий тем, кто пытал Иешуа».
— Ты знаешь его? — потребовал ответа вонючий, больно тряхнув старуху за плечо.
— Мне кажется, что этот… Иешуа как-то сродствен Кораблю, — проговорила она.
— Сродствен… как можно быть в родстве с городом?
— Он в родстве с тобою, Корабль? — Хали машинально задала вопрос вслух.
«Да».
— Корабль говорит, что да, — сказала она.
Вонючий отпустил ее и отшатнулся от нее, кривясь от злобы.
— Безумная! Просто ополоумевшая старуха! Такая же полудурочная, как и он! — Он махнул рукой, указывая на вершину холма. — Видала, что с такими делают?
Хали посмотрела.
Двое мужчин, уже висевших на столбах, были привязаны к перекладинам, но только сейчас она поняла, что они оставлены умирать так. И это должно было случиться с Иешуа!
И, осознав это, Хали расплакалась.
«Слезы нарушают остроту зрения, — раздался в ее черепе голос Корабля. — Наблюдай».
Она вытерла глаза краешком платья, заметив попутно, что вонючий растворился в толпе. Хали заставила себя последовать за ним к месту казни.
«Я должна видеть».
Воины срывали с Иешуа одежду, обнажая раны, ссадины и синяки по всему телу. Несчастный сносил это терпеливо, не вздрогнув даже тогда, когда люди в один голос ахнули при виде его ран — как будто каждый раскрыл на миг душу пред собственной смертью.
— Он же плотник! — крикнул кто-то слева. — Не привязывайте его!
Юноше в доспехах передали из толпы горсть длинных кривых гвоздей.
— Прибить его! — хором подхватили собравшиеся чей-то клич. — Прибить!
Двое солдат поддерживали Иешуа за плечи. Он оглянулся было и уронил голову на грудь. В него бросали из задних рядов камни… Хали заметила, как кто-то метко плюнул в несчастного… но тот не пытался уклониться.
Все это выглядело так… дико в оранжевом сиянии бесстрастного светила, сочащемся сквозь высокие редкие облачка.
Хали смахнула с ресниц слезы. Корабль приказал ей смотреть! Хорошо же… От нее до левого плеча Иешуа оставалось не больше шести метров. Отсюда она хорошо видела его тугие жилы, натянутые годами труда, но сейчас силы несчастного были на исходе. Опыт медтехника подсказывал Хали, как она могла бы облегчить его страдания, спасти жизнь, но почему-то ей казалось, что Иешуа отказался бы от ее помощи, что все происходящее его нимало не удивляет — скорей он попросил бы закончить все побыстрее. Возможно, то была реакция загнанного обессилевшего зверя, который уже не может сопротивляться или бежать.
Иешуа поднял голову, и взгляды их встретились. Хали уловила слабое свечение вокруг него — подобное тому ореолу, что окружал оставленное ею тело, прежде чем Корабль спроецировал ее сюда…
«Неужели он тоже проекция с Корабля?»
Солдаты заспорили о чем-то. Тот, что взял из толпы гвозди, помахал ими перед носом другого.
А Иешуа неотрывно смотрел на Хали, и она не могла отвести от него глаз. Он признал ее — это читалось во взгляде обреченного, в движении бровей — …и немного удивился.
«Иешуа знает, откуда ты», — вмешался Корабль.
«Он — Твоя проекция?»
«Эта плоть живет здесь как свойственно плоти, — ответил Корабль. — Но в ней есть нечто свыше плоти».
«Нечто свыше… Поэтому Ты и привел меня сюда».
«Так что же это, Экель? Что?» — В голосе Корабля отчетливо звучало нетерпение.
«У него есть где-то другое тело?»
«Нет, Экель. Нет!»
Она вздрогнула, подавленная разочарованием Корабля, и попыталась мыслить яснее, забыв о страхе.
«Нечто большее… большее… — И тут она поняла, что значит этот ореол. — Время не властно над ним!»
«Почти так, Экель». — Корабль был доволен. Это несколько успокоило Хали, но вопрос оставался открытым.
«В нем есть нечто неподвластное времени, — поправилась она. — Смерть не возьмет его!»
«Ты Меня радуешь, Экель».
Ее охватила радость — и тут же схлынула, когда Корабль властно потребовал:
«Смотри!»
Стражники пришли к согласию. Двое повалили Иешуа наземь, распластав поверх бруса. Третий взял гвозди и булыжником начал прибивать руки несчастного к деревяшке.