«Она переваливает грязную работу на мертвых», подумал он.

Киль различил рыжие волосы Алэ среди медиков, трудившихся над немногими живыми. Судя по нагромождениям умерших, случайность никому не предоставляла лишних поблажек. Выжило крохотное меньшинство.

Рядом шелохнулась Скади, не отрывая взгляда от нижней палубы.

— Как их много, — шепнула она.

— Как это произошло? — требовательно спросил Бретт, стоявший по левую руку от Киля.

Киль кивнул. Да, это вопрос вопросов. Он не хотел сыпать голословными обвинениями, он хотел быть уверен.

— Как их много, — повторила Скади, на сей раз погромче.

— По последней переписи на Гуэмесе проживало примерно десять тысяч душ, — произнес Киль. Едва сорвавшись с уст, собственные слова поразили его. Душ. Учение Корабля в минуты потрясения подымалось из глубин.

Киль знал, что ему нужно увериться, использовать даваемую его положением власть, чтобы требовать ответов. Это его долг — если не перед другими, так перед собой. И первым делом как только он вернется, КП так и вцепится в него. У Роксэк все еще была родня на Гуэмесе, в этом Киль был уверен. Она будет в гневе, в жутком гневе… и она — это сила, с которой нельзя не считаться.

«Если я вернусь.»

От зрелища, открывшегося на нижней палубе, Киля мутило. Он заметил, как Скади утирает слезы. Глаза у нее были красные, распухшие. Да, она побывала внизу, в гуще этого ада, оказывая помощь в наихудшие минуты.

— Тебе вовсе не нужно оставаться здесь со мной, Скади, — обратился к ней Киль. — Если ты нужна внизу…

— Меня сняли с дежурства, — ответила она и содрогнулась, по-прежнему не в силах оторвать взгляда от жертв.

Киль также не мог оторваться от зрелища этой бойни, разделенной на зоны лентами с цветовым кодом. Команды срочной медицинской помощи склонялись над бледной плотью, поднимали пациентов на носилки.

Команда морян вошла из-под платформы, где стояли Киль, Бретт и Скади. Новоприбывшие начали рыться в мешках с телами, открывая их ради попыток идентификации. В иных мешках были только обрывки и обломки плоти и костей. Команды идентификаторов вели себя деловито, но челюсти их, насколько видел Киль, были крепко сжаты. И они были слишком бледны даже для морян. Одни запечатлевали лица и особые приметы. Другие делали заметки при помощи портативных трансляторов. Киль узнал это устройство. Алэ пыталась заинтересовать им Комитет, но Уорд увидел в нем лишь еще один способ навязать островам экономическую зависимость. «Все, что вы записываете транслятором, сортируется и сохраняется в компьютере», говорила тогда Алэ.

«Некоторые вещи лучше не записывать», подумал он.

Рядом с Килем кто-то откашлялся. Киль развернулся и обнаружил Лонфинна, возле которого обретался еще какой-то морянин. Лонфинн держал под левой мышкой плазмагласовую коробку.

— Господин судья, — возгласил Лонфинн. — Это Миллер Гастингс из службы регистрации.

По контрасту со смуглым, крепко сложенным Лонфинном Гастингс оказался высоким и темноволосым, с тяжелой нижней челюстью и неколебимым взглядом голубых глаз. Оба они были одеты в морянские костюмы из чисто серой ткани — те отглаженные и ухоженные одежды, которые Киль привычно отождествлял с наихудшими проявлениями морянского официоза.

Гастингс обратился к Бретту, стоявшему на несколько шагов в стороне.

— Нам сказали, что мы можем найти некоего Бретта Нортона здесь, наверху, — заявил Гастингс. — Есть некоторые формальности… боюсь, господин судья, это и к вам относится.

Скади у Киля за спиной шагнула и взяла Бретта за руку, что Киль и заметил боковым зрением к вящему своему удивлению. Она была явно напугана.

— Наша работа, господин судья, — вещал Гастингс, уставясь Килю в рот, — заключается в том, чтобы помочь вам приспособиться в сей трагический…

— Дерьмо! — сказал Киль.

Бретт задумался — а правильно ли он расслышал. Изумленное выражение на лице Гастингса сделало очевидным, что Верховный Судья и Председатель Комитета по Жизненным Формам действительно сказал «дерьмо». Бретт посмотрел судье в лицо. Киль одним глазом смотрел на двоих морян, а другим, как и прежде — на кровавую нижнюю палубу. Эта раздвоенность внимания сбивала с толку обоих морян. Бретт нашел ее естественной; все знали, что многие островитяне на это способны.

Гастингс предпринял было новую попытку.

— Мы знаем, что это тяжело, господин судья, но мы подготовлены к подобным ситуациям благодаря разработанным нами процедурам, которые…

— Имейте порядочность убраться, пока я не вышел из себя, — велел Киль. В голосе его не было и намека на дрожь.

Гастингс посмотрел на плазмагласовую коробку под мышкой у Лонфинна, потом на Бретта.

— Враждебность — вполне ожидаемая реакция, — заявил Гастингс. — Но чем скорее мы преодолеем этот барьер, тем скорее…

— Я же ясно сказал, — повторил Киль. — Убирайтесь. Нам нечего вам сказать.

Моряне обменялись взглядами. Выражение их лиц показало Бретту, что эти двое не имеют ни малейшего намерения убраться.

— Молодой человек должен сам говорить за себя, — ровно и даже сердечно произнес Гастингс. — Так что вы скажете, Бретт Нортон? Всего несколько формальностей.

Бретт сглотнул. Рука Скади в его руке сделалась скользкой от пота. Ее пальцы превратились в жесткие палочки, зажаты его собственными. Что Киль вытворяет? И еще, куда более важный вопрос: «Сойдет ли ему это с рук?» Киль — островитянин, влиятельный человек, тот, кем можно восхищаться. Да, но здесь не острова. Бретт расправил плечи в приступе внезапной решимости.

— Да подавитесь вы своими формальностями, — отрезал он. — Любой порядочный человек выбрал бы другое время.

Гастингс сделал медленный выдох, почти вздох. Лицо его помрачнело, он вновь попытался что-то сказать, но Киль его перебил.

— Молодой человек имеет в виду, — прокомментировал Киль, — что с вашей стороны просто бессердечно заявиться сюда со своими формальностями, когда ваши родичи складывают там, под стенкой, тела наших родичей.

Молчание сделалось напряженным. Бретт не испытывал особых семейных чувств к поднятым из глубин изувеченным мертвецам, но решил, что обоим морянам незачем об этом знать.

«Они — и мы».

Но была ведь еще и рука Скади в его руке. Бретт чувствовал, что единственный морянин, которому он может доверять, это Скади… да еще, пожалуй, тот доктор из коридора, Тень Паниль. У Паниля были ясные глаза и… и ему было не все равно.

— Мы этих людей не убивали, — заявил Гастингс. — И прошу вас отметить, господин судья, что это мы совершаем грязную работу — принести их сюда, идентифицировать мертвых, помочь живым…

— Как это благородно с вашей стороны, — подхватил Киль. — Я все ждал, когда же вы об этом заговорите. И вы, конечно же, не упомянули о вашей плате.

Оба морянина выглядели мрачными, но никак уж не смущенными.

— Кому-то придется внести плату, — заявил Гастингс. — Наверху нет соответствующих приспособлений, чтобы…

— Вот вы и подбираете трупы, — перебил Киль. — А их семьи платят вам за беспокойство. Так что кое-кто изрядно греет на этом руки.

— Никто не обязан стараться задаром, — возразил Гастингс.

Киль одним глазом взглянул на Бретта — и снова на морян.

— А когда вы спасаете живого рыбака, вы находите способ использовать и его — с пристальным контролем над его издержками, само собой.

— Мне ничего не надо! — заявила Скади, гневно полыхнув взглядом и на Киля, и на Бретта.

— Я уважаю такой подход, Скади, — отозвался Киль. — И вас я не имел в виду. Но эти ваши собратья-моряне имеют другую точку зрения. У Бретта нет ни рыболовных снастей, ни сети, ни сонара, ни даже разбитой лодки. Чем он заплатит за свою жизнь? Десять лет будет лук резать на морянской кухне?

— Право же, господин судья, — вмешался Гастингс, — я не понимаю вашего нежелания подходить к вещам проще.

— Меня заманили сюда под ложным предлогом, — ответил Киль. — Меня не выпускали из-под присмотра здешних… э-э… хозяев на время, достаточное хотя бы для плевка. — Он указал на иллюминатор перед ними. — Взгляните сюда! — его указательный палец двинулся по направлению к нижней палубе. — Эти тела разорваны, обожжены, разрезаны на куски. На Гуэмес было совершено нападение! И я полагаю, реконструкция покажет, что нападение было совершено снизу посредством твердотелой субмарины.